– Энн напомнила ей, что если бы она была наследницей мужского пола, то матери пришлось бы покинуть дом после женитьбы наследника, на что её светлость ответила, что Энн – не мужчина, и поэтому она останется в доме. Я ожидала, что Энн уступит, – сказала Шарлотта, – Но она не пошла на попятный. Любовь сделал её решительной и сильной.

– Атмосфера, к сожалению, стала весьма напряженной. Больше всего я не люблю раздоры. Это оскорбляет человека моего сана столь ужасным образом, что мне трудно описать. Я попытался принести им оливковую ветвь мира, напомнив, что дом для вдовствующей матери очень хорош, в нем прекрасные комнаты, а окружен он великолепным садом. Но леди Кэтрин в ответ на мои слова примирения так глянула на меня, что моя отвага испарилась, и я вынужден был признать: «Но, конечно, он не такой, как сам Розингс». Я думаю, это пришлось по душе её светлости.

– Но не дочери, – уточнил я.

Лицо мистера Коллинза выразило глубокую печаль.

– Увы. Боюсь, для меня невозможно оставаться в одинаково хороших отношениях с обеими сразу, поэтому мы подумали, что нам лучше уехать.

– К тому же была и другая причина навестить вас: я хотела, чтобы вы увидели Элинор, – завершила рассказ мужа Шарлотта.

Няня принесла Элинор. Я никогда не испытывал особой радости при виде младенцев, но Элизабет пришла в восторг от этой малютки и взяла её на руки. Когда она обняла ребенка, её взгляд, направленный на меня, выражал такое умиление, что сердце моё замерло, а потом наполнилось нежностью. И внезапно дети стали для меня самой привлекательной и желанной вещью на свете.

Я думал, что прошедший год был самым лучшим в моей жизни, а теперь поверил, что нынешний станет ещё более счастливым.