Короче, пришла я на работу к двенадцати. А там…

– Да пошли они! – бормотала Мила, бегая по приемной и бесцельно переставляя с места на место разные канцелярские предметы. – Даже и не подумаю! Вот тоже выдумали!

– Чего это она? – спросила я Олега, листающего какой-то журнал.

Он молча пожал плечами и вышел.

– Ур-р-роды! – прорычала Мила, шмякнулась на свой стул и уставилась в окно.

– Что случилось? – осторожно спросила я.

– Хотят, чтоб мы все были как из инкубатора, – мрачно сказала Мила.

– Это как?

– Униформа, – лаконично ответила она и опять замерла, глядя в окно.

Униформа? Что за новости? Не стала больше мучить несчастную девушку, пошла в бухгалтерию за разъяснениями.

Оказалось, что утром прошло собрание. На котором было объявлено, что меняется корпоративная политика в отношении того, что вы тут все, господа, носите. Конечно, униформа-это некоторое Милино преувеличение, но тем не менее… Был объявлен запрет на вольности в одежде. Сказали, что список будет выслан каждому по электронке. За нарушение… нет, не расстрел, просто станут лишать понемножку ЗП. Ставки тоже пришлют. И добавили, что если по утрам у нас будут возникать сомнения, что надеть, то выбор черный-низ-белый-верх станет самым лучшим нашим решением.

– И будет у нас как в похоронной конторе, – хмыкнула О.Д. и уткнулась в свои бумаги.

Я вышла от них в задумчивости. Во всей этой истории явно чувствовалась рука моего драгоценного шефа. С его-то любовью к стукачеству…

Нет, народ, конечно, ходил в чем ни попадя, чем меня изрядно удивлял. Все-таки иностранная корпорация… Я-то лично пока не рисковала. До черно-белого не опускалась, но носила в основном все консервативное. И кстати, прекрасно себя чувствовала. Но тут, когда мое консервативное было обозначено как единственно возможное, я ощутила тревогу. И жгучее желание натянуть на себя что-нибудь бирюзово-оранжевое и, может, даже пройтись по коридору колесом. Это к вопросу о запретных плодах. Оно, может, тебе и на фиг было вчера не нужно, но как только его сегодня запретили, то сразу понимаешь, что теперь и секунды без этого не прожить.

Короче, ур-р-роды.


24 сентября, четверг. Сегодня продолжала думать о нововведениях. А если бы все-таки униформа? Неужели бы стала носить? Но может, все не так страшно? Может, униформа будет симпатичной?

Вывод после обсуждения проблемы с Юлькой: даже если от Кардена, униформа все равно униформа. Суть ее-оболванивание. Выравнивание всех под одну гребенку. Я же слишком дорожу своей индивидуальностью, чтобы с этим мириться.

Зато! Я сегодня! Наконец-то! Задружилась!

Пошла к логистам. Шеф мой пожелал изучить аналитику по вопросу движения товаров, и я отправилась за информацией, существует ли такая аналитика в природе, или придется ее лепить собственными ручками? Аналитика, к счастью, существовала, и даже очень обширная. И вот именно с аналитиком я задружилась.

Только мы с ней заговорили, я моментально поняла: вот оно! Человек на моей волне. А зовут человека Джейн. Вернее, это мой шеф так ее зовет, на самом деле она-Женя. Она сначала встретила меня в штыки, но потом как-то неожиданно подобрела.

– А все думали, что ты подружка Бенито, – вдруг сказала она.

– Кто сказал? – осведомилась я. – Это не так.

– Да вижу, – кивнула Джейн. – Если бы ты была его подружкой, то не бегала бы по офису с безумными глазами, ища, чем бы еще заняться, а сидела бы себе тихонько и кайфовала. Или того еще лучше, вообще бы на работу не ходила. Как он.

– Он же ходит, – сказала я.

– Но не часто же.

Спорить было трудно. Да и к чему? Я ж не в адвокаты к нему нанималась.

Вот с этого все и началось. Потом пошли пообедали. И зацепились языком за книги да кино. И поняли, что нам есть о чем.

А я уж и не чаяла…

Кэт будет ревновать.


28 сентября, понедельник. Сегодня утром шеф спрашивал по поводу своего замечательного предложения стучать. Оказывается, он с нетерпением ждет, когда я наконец-то начну сообщать ему о настроениях в коллективе. И первое, что ему хотелось бы обсудить, – это униформу. Вернее, недовольство по поводу ее введения.

Мы таки получили список. Шедевр управленческой мысли. Запрещены: мини-юбки, шорты, брюки в обтяжку, футболки, майки, одежда с глубоким декольте, при этом глубина максимально возможного декольте указана в см-не глыбже 17 см, обтягивающий трикотаж, джинсовая одежда, шлепанцы, каблуки выше 7 см, спортивная обувь; цвета: красный, желтый, оранжевый; пестрые расцветки (типа цветочек и абстракции), яркий лак на ногтях, колготки и чулки в сеточку и т. д.

Предписано также уличную обувь в помещении непременно менять на офисную и всегда иметь под рукой пиджак. В конце приписка: «Надеемся на ваше понимание». Понимание не проблема, вот с одобрением дела обстояли значительно хуже. Коллектив испытывал противоречивые чувства. Кто впал в грусть, кто, наоборот, кипел от злости. Бен желал иметь перечень кипящих. И надеялся получить его от меня. В глазах его так и светилось: «Иначе зачем же я тебя брал?» Вообще-то я считала, что для того, чтобы работать финансовым помощником. Как видно, представления у нас с ним разнились.

– Э-э, – промямлила я, – не знаю…

– Что не знаешь? – не слезал с меня шеф. – Кто что говорит?

Нет, это-то как раз было мне прекрасно известно. Народ перестал меня стесняться. Поняли, что я опасности не представляю. А вот теперь мне предстояла нелегкая задача объяснить то же самое Бену. В смысле что я не собираюсь представлять опасность для коллектива.

– Нет, но… – продолжала мяться я.

Почему, почему в таких ситуациях я всегда тушуюсь? Наверное, я трусовата. Определенно трусовата. Особенно по части того, чтобы сказать кому-нибудь в лицо все, что я о нем и его идиотских идеях думаю. Все время в моей жизни происходят ситуации, когда это надо сделать, и я вроде бы даже уже почти готова, но наступает момент… и у меня ничего не получается. Два варианта развития событий: либо нужные слова просто не лезут из меня, либо если я их все-таки выдавливаю, к этому моменту уже вся трясусь от волнения и диалог начинает напоминать базар из серии: «А вы!..», «А я!..». В обоих случаях оппонент понимает, что я не противник, и дело заканчивается не в мою пользу. То есть я либо молча удаляюсь, глотая обиду, либо соглашаюсь на все предложенное, опять-таки глотая обиду. Вот такая закавыка.

И я опять в эпицентре. Но теперь отделаться молчанием не удастся. Потому что промолчать-это значит подписаться на стукачество. Аж мороз по коже прошел от этих мыслей.

– Не буду! – неожиданно для самой себя выпалила я.

– Что? – оторопел шеф.

– Я отказываюсь информировать вас о настроениях сотрудников.

Он искренне недоумевал. Ну конечно, он же обещал бонус, и не хилый. Но нас, Лариных, за деньги не купить!

– Потому что не хочу, – ответила я.

– Почему? – настаивал он.

Я подумала. Это невозможно объяснить. Наверное, потому, что у меня такой состав крови. Или еще что-нибудь в этом духе. На уровне физиологии. Как генотип. Есть, и все. Или нет, и все.

– Потому что не могу, – сказала я. – Весь организм протестует.

Шеф задумался.

– Непонятно, – наконец изрек он.

Я пожала плечами. Ничем помочь не могу. Объяснила как смогла.

– Жаль, – проворчал шеф. – Я рассчитывал на тебя.


29 сентября, вторник. А еще вчера очень поздно вечером явилась одна мысль. Вернее, вопрос.

Портрет Бена уже более или менее прорисовался. Параноик, диктатор, тупица и скряга. Наверное, в скором времени еще что-нибудь туда добавится, но уже и этого вполне достаточно, чтобы с уверенностью сказать, что шеф мой-полный придурок.

Так вот вопрос: почему я-то этому совсем не удивлена? Почему считаю это нормой?

Потому что и все предыдущие начальники были конкретными идиотами?

Ответ: похоже, именно поэтому.

Мне ни разу не попался начальник нормальный во всех отношениях. Если брать десятизначную шкалу нормальности, то все мои прежние боссы попадали в ту ее часть, что от единицы до трех. Помню, от первого меня здорово колбасило. Я тогда думала: «Нет, ну что за фигня? Почему, зачем он все делает? Так не должно быть. И есть, есть где-то нормальные люди». На второй работе было то же самое, только моя уверенность в том, что где-то есть нормальные люди, немного померкла. На третьей от нее уже остались рожки да ножки. А потом я просто перестала об этом думать. До вчерашнего дня.

Сегодня все в трауре. В смысле оделись как положено. Даже Мила. Жуткое зрелище.

1 октября, четверг. Мы сидели у Тима.

– А я знаю вашего Эдика, – вдруг заявил он, когда мы с Кэт угнездились на диване и пили глинтвейн. – Между прочим, завидный жених. Папа-в администрации на теплом месте, мама торгует машинами.

– Сама торгует? – поразилась я.

– Ну, разумеется, нет, – хмыкнул Тим. – Владеет.

– Так что ты, Ларина, опять лоханулась, – сказала Кэт.

– Да при чем тут его завидность? – фыркнула я. – Вы его видели?

– Нет, – хором сказали они.

– Тогда молчите. И вообще, служебные романы-это табу.

– Верно мыслишь, – похвалил меня Тим. – Однако порой сердцу-то не прикажешь.

– К Эдику это не относится, – парировала я.

– А к кому относится? – поинтересовалась Кэт. – Есть там у вас достойные кандидаты?

– Для кого достойные? – спросила я. – Для тебя?

У нас с Кэт диаметрально разные вкусы. Ей подавай брутальность, мне-интеллектуальность. Но не такую ботаническую, как у Эдика, а в сочетании с вменяемостью. Сложный коктейль, как говорит Тим. А Кэт утверждает, что именно потому, что у меня такие сложные требования, у меня вечные проблемы в личной жизни. Я не спорю, поскольку проблемы, ясное дело, имеются, куда же без них? Но у Кэт-то тоже не все… и не всегда… Дело-то не в сложности или простоте.