А вообще, было прикольно. Даже странно…


30 ноября, понедельник. А Кэтин блондин посмотрел на всю нашу компанию и сказал, что мы еще не вышли из досадовского возраста.

– С осуждением сказал? – уточнила я.

– Нет, – ответила Кэт, – даже обрадовался. А то, говорит, я ему казалась очень серьезной, он даже боялся.

– Это ты специально серьезной прикидывалась, да? – спросила я.

– Ага, – нехотя ответила Кэт.

– Чего ты сопротивляешься? – сказала я. – Отпугиваешь бедолагу и все такое. Может, отдашься потоку и…

– Не могу, – вздохнула Кэт. – Мешает что-то. Может, это старость?

Никакая это не старость. Это просто привычка быть одной. Затягивает. Развращает. С ней надо бороться, а то годам к пятидесяти станем законченными мизантропами. Вот именно поэтому, чтобы бороться, я иду встречаться со своим очень-вполне-Олегом. Поведет меня на блюз. В пятницу.


2 декабря, среда. Когда я была маленькой и смотрела разные фильмы про партизан и прочих героических персонажей, я всегда мучилась вопросом: а смогла бы я так? Я имею в виду: умереть, не предав Родину.

Сегодня я узнала ответ на этот вопрос.

Не смогла бы.

Продала бы Родину на раз-два. Не за деньги. Не за горбушку хлеба. А за интерес. О чем это я? Да просто сегодня позвонил г-н Толмачев. И спросил:

– Ну, как ваши дела?

– Нормально, – ответила я.

– Нормально плохо или нормально хорошо? – уточнил он.

– Нормально нормально, – рассмеялась я.

– Понятно, – рассмеялся и он.

– А у вас? – поинтересовалась я, размышляя, чего это он звонит.

– У меня прекрасно, – ответил он.

Кто б сомневался. У него такое жизненное кредо, это я успела понять за время нашего знакомства.

– И есть работа для вас, – продолжал он. – Я подумал, вдруг вам не нравится, – пояснил он. – И решил позвонить.

Я попросила рассказать. И теперь мучаюсь. Потому что уже хочу туда. И кто я теперь после этого? Ренегат Каутский.


3 декабря, четверг. От вакансии я отказалась. Не потому, что стыдно стало за ренегатство. Не потому, что лень идти. А потому, что я вдруг поняла, что в глобальном смысле не знаю, чего хочу. То есть на каждом коротком конкретном промежутке времени у меня есть какие-то желания, типа поесть, поспать, похохотать, но вот если копнуть чуть глубже…

А на работе у Бена новая волна активности.

– Что это с твоим шефом? – спросила у меня сегодня Джейн, с которой я продолжаю умеренно дружить.

– А что с ним? – удивилась я. – По-моему, он сегодня вполне обычный.

– Ну-ну, – сказала Джейн.

Ее «ну-ну» меня заинтриговало. Я что-то пропускаю?

И прям через пять минут обнаружилось, что нет.

– Ирэн! – раздался мощный вопль из шефов-ского кабинета. – Сюда!

– Я здесь, – объявила я, появляясь в дверях.

– Вот. – Шеф протянул мне какую-то бумаженцию. – Надо размножить и раздать персоналу. Пусть выберут, что им нравится. Два дня сроку. Время не ждет.

Я вышла в приемную.

– Что там? – подбежала ко мне Мила.

На листке в столбик было перечислено следующее: австралийский футбол, авторалли, акватриал, баскетбол, бейсбол, бридж, водное поло, волейбол, гандбол, канополо, кёрлинг, крикет, ля-кросс, пейнтбол, перетягивание каната, поло, подводное регби, регби, регбол, ринк-бенди, футбол, футбол-теннис, футзал, хоккей с мячом, хоккей с шайбой, мини-баскетбол.

– Ё-моё! – шепотом закричала Мила. – Он выбирает для нас корпоративный вид спорта! Видишь, тут только командные виды спорта… Что будешь делать? – спросила она.

– Размножу и раздам, – сказала я. – А что, есть варианты?

– Представляешь, как все буду орать?

– Не на меня же, – пожала плечами я. – Слава богу, все понимают, откуда ноги растут.

– И что характерно, – заметила Мила, – генеральный опять в отъезде.


4 декабря, пятница. Конечно, все орали. Или фыркали. Или тихо матерились. Кое-кто, правда, смеялся. Но это в основном были те, кто у нас не работает. Тим, например.

– Ну, Ларина, тебе и свезло, – сказал он мне вчера, когда я доложила ему последние сводки с фронта. – Такого придурка среди твоих начальников еще не было.

– И надеюсь, больше не будет, – ответила я.

– Что, собираешься смываться? – поинтересовался он.

– Пока нет. Платят мне хорошо, работа не бей лежачего, к дури его я начинаю привыкать…

– Вот это плохо, – перебил меня Тим. – Привыкать-слово мерзкое. Особенно в твоем контексте.

– Но вообще, это все детали, – продолжала я. – Просто он ждет перевода в Лондон.

– И ты надеешься попасть с ним туда? – усмехнулся Тим.

– Не-ет! – рассмеялась я. – Туда он меня точно не возьмет. Туда он не возьмет ничего из своей нынешней жизни. Просто когда он свалит, я смогу там наконец-то нормально работать.

– Кем? – спросил Тим.

Резонный вопрос. Но почему-то он меня совсем не беспокоит. Почему-то мне кажется, что место мне там найдется.

А из списка я бы предпочла бридж. Сидишь себе, режешься в карты…

А еще я сегодня иду на блюз. Я люблю блюз или как?


декабря, суббота. Я люблю блюз умеренно. То есть очень отдельные его вещи. Или просто вчера был такой блюз?

И главное-я не поняла: Олег сам-то его любит? Или повел меня туда, чтобы просто произвести впечатление?

И еще вопрос, который, кстати, мучает меня очень давно. Почему джаз и блюз-это интеллектуально и прилично, а поп и диско-вроде бы нет? Я вот люблю поп и диско. Потому что весело. Правда, тоже очень отдельные вещи. И почему, кстати, я не могу любить очень отдельные вещи из разных миров, почему принято выбрать что-то одно и признаваться в любви к нему?

Короче, это попутные мысли и мыслишки. А главная-Олег какой-то мутный. Или, точнее, по выражению Джейн, тухлый. Вроде и протрепались весь вечер без передыху, и общие интересы нашли, но какой-то все время присутствовал фон. Как будто он этой жизни в целом не рад.

Как было хорошо в двадцать-никаких фонов не слышала, не видела и не обоняла, просто трепалась, хохотала, и все меня устраивало. Кроме откровенных зануд и тупарей.

А может, дело в том, что мы с ним по наводке встретились? Может, если бы случайно да еще и втрескаться с первого взгляда, то все было бы по-другому?

Я-романтик, да? Причем, похоже, конченый. И это плохо. Потому что в мои-то тридцать с хвостом, который удлиняется с устрашающей скоростью, пора бы уже мыслить совсем другими категориями…


декабря, воскресенье. Дала сегодня слабину и рассказала о блюзе и Олеге маме. И мыслишки свои добавила. Ну, там о романтике и все такое. Что-то со мной случилось. Наверное, магнитные бури.

А мама, как ни странно, со мной согласилась. Насчет того, что притяжение должно возникать естественным путем, а не тогда, когда тебя приводят за руку куда-то и чуть ли не велят общаться, влюбляться и т. д. и т. п.

– С другой стороны, – подумав, добавила она, – в кого ты собираешься влюбиться, если ты нигде не бываешь и никого не видишь?

Вопрос… Так что помучаюсь пока с тухловатым Олегом, а там будет видно.

Вдруг выявилось, что у меня на личном фронте явный пробел. О чем я, естественно, знала, но как-то он враз стал очевиден. Не то чтобы мне загрустнело, просто… Как это, кстати, было с работой. Пока не думала об этом, все казалось нормальным, как задумалась-появилось ощущение, что дальше с этим жить нельзя.

Или все-таки можно???


декабря, понедельник. Некоторые ничем не заморачиваются.

– Все от головы, – заявила мне на мои стенания Кэт. – Если ты думаешь, что так дальше жить нельзя-значит, нельзя. Если уверена, что можно-значит, можно. Ты уверена?

– В чем? – спросила я.

– Понятно, – сказала Кэт. – Как обычно.

– Что «как обычно»?

– Обычно ты уверена в двух взаимоисключающих возможностях, – сказала Кэт.

– Серьезно? – удивилась я. – Не замечала.

– Потому что со стороны виднее. И именно поэтому у тебя в жизни все так, как есть. К примеру, ты работаешь под началом конкретного кретина, видишь это, не согласна с этим и тем не менее продолжаешь работать…

– Потому что платят, – перебила ее я.

– Нет, – сказала Кэт. – Потому что ты находишь ему оправдания и объяснения.

– Это плохо? – подумав, спросила я. – Ну, эта моя раздвояемость.

– Да нет, – ответила Кэт. – Часто даже прикольно.

Ей прикольно. А мне? А мне по-разному.

Народ напрочь игнорирует Бенитин опрос.

– Что такое?! – ярился сегодня он. – В чем дело?! Что это?! – И швырял в меня бумажки с ответами.

На бумажках либо было девственно-чисто-я имею в виду, никаких кружочков, крестиков и галочек рядом с полюбившимся видом спорта. Либо-для совсем тупых-было добавлено «ни один из списка» или что-нибудь в этом духе. Правда, несколько энтузиастов (или трусоватых?) пометили волейбол, пейнтбол и перетягивание каната, но погоды они не делали, и Бенито никак не порадовали.

Я пожимала плечами, отводила глаза и переминалась с ноги на ногу. Но потом он заорал:

– Кто?!!

Понимала ли я в момент раздачи бумажек, что он хочет, чтоб они были подписаны? Ясное дело. Но вслух-то он этого не сказал, верно? И помнил об этом. И теперь в бессильной ярости надувал щеки и пучил глаза.

– Ладно, – наконец фыркнул Бен, – иди.

И я пошла.

Между прочим, я таки отметила бридж. Не могла удержаться.


9 декабря, среда. Тимон поругался со своей финкой. Навсегда. По крайней мере, он так говорит.

– Быстро вы, – прокомментировала я. – Из-за чего раздор? Ты требовал свобод-она не давала?

– Откуда знаешь? – удивился Тим.

– Это обычное явление, – важно проговорила я. – Тетка, заполучив мужчину, сразу рвется перекрыть ему кислород где только можно.