Если начистоту, Данила Дмитриевич, то это жгучая ностальгия Анны по своему прошлому «я». По сравнению с теперешним прошлое «я» было беззаботным и неопытным. Ему не приходилось напряженно искать пристанище и бабло. Прошлому «я» попадало от пьяного Вадима, но зато можно было исхитриться, усыпить чудовище – и красота! Устраивайся поуютнее в кресле на кухне, пиши-смотричитай, наслаждайся карамелькой «Гусиные лапки» вкупе с энциклопедией про безумных писателей. В сущности, тому «я» было немного надо, оно существовало в гармонии минимализма. Оно нечасто задумывалось о том, тяжело ли Вадюше нести материальное бремя. Чего задумываться – и без того попрекнут благополучием в грубой форме. В ответ можно было возразить: у нас, дорогой, совместное предприятие. Я выполняю всю рутинную работу, есть и моя доля в наших странных непостоянных доходах, кроме того худо-бедно хозяйничаю, да еще терплю твои гнусные выпады, буйства и свинства. Мы квиты. Я не обуза!

Отвратительная бытовая правда. Ее трудно произносить, она совершенно неубедительная. Разве можно быть искренне уверенным в своем праве на воздух, на крышу над головой, на койко-место, на места общего пользования? На правую руку, на левую руку… Уверенность в данности, стремление доказать аксиому – это болезнь разума, порождаемая браком. Опасно привыкать к этим упражнениям.

Впрочем, иногда удавалось избежать дрязг и полюбовно примириться. У всякого свое бремя, и Вадим, как всякий мудрый деспот, понимал, что зависит от ближних, и по-своему берег их. Данила Дмитриевич не сказать что не берег – они были ему не по карману. Бремя поиска пристанища и бабла для него оказалось непосильным. Он перенапрягся еще в 90-е годы. Не по злобе жадничал, по немощи своей гуманитарной. Оттого злился и на себя, и на своих, и на чужих. Оттого и устраивал истерику о том, что Анна никчемная графоманка, и ничего у нее не получится, и надо ей валить с ребенком к маме и папе, ибо нефиг московское небо коптить. На примирение Данила Дмитриевич шел быстро, жалобно негодуя, когда на него обижались всерьез. Дескать, а что я такого сказал; а я этого не говорил; устал-болен-бредил; бес попутал, – и так далее… Но примирение с Данечкой, – который каждое свое доброе дело записывал себе в похвальный перечень, а вредность и поганый язык списывал на бесов, – не приводило к равновесию. Увы! Они оба с Анной были ведомыми. При этом каждый искренне полагал себя ведущим и более заслуженным на ниве жизнеобеспечения семьи. Семьи, впрочем, не было. Была женщина с ребенком и мужчина, которые влипли.

Данила страшно обиделся бы на такое резюме и, возможно, даже заплакал бы. Пусть одним глазом – оттого ведь еще жальче. Внезапно и тихо плачущий мужчина – разве можно остаться к нему равнодушной? Чай, не герой турецкого фильма. И что, скажите на милость, лучше – терпеть Вадюшину пьянку или Данилушкин душещипательный анамнез? Вонг Кар-вай, Вонг Кар-вай, кого хочешь выбирай… Поневоле начнешь хвататься за Человека, Который Может Помочь. Совершенно не важно, окажется ли он впоследствии в числе тех четверых, – лишь бы не оказался как эти двое, прости господи.

– Я несправедлива к обоим, – каялась Анна. – Меня послушать, так они оба какой-то мужской неликвид. Это неправда! Они оба уникальные в своем роде. Из них двоих можно такого классного мужика слепить. Вот скажешь, что это старо и по Гоголю. Пускай! Я не нос к ушам лепить собираюсь. Ты не представляешь, какой характер можно составить из Вадима и Данилы, убрав все вредное и ядовитое, соединив лучшее, созидательное и солнечное!

– Известно ли тебе, Пигмалион-многостаночник, – вздохнула Екатерина, – что почти из любых произвольно выбранных из человеческой массы двоих мужчин можно слепить нечто стоящее. И что с того? Природа не заинтересована в таких слияниях, ее больше интересуют генные вариации. Кстати, в твоем идеальном эгрегоре кого будет больше – Вадика или Дмитрича? Ты подумай. Кого больше – с тем и надо оставаться. Это я так, в порядке бреда, – извинилась Катя.

Анна долго пузырилась. Кричала о том, что она не на рынке помидоры выбирает и назад ей хода нет. И о том, что у Вадюши уже есть другая девушка, а Данилу Дмитриевича нельзя заставлять в третий раз переживать развод. «Ага! – победительно набрасывалась Катя. – Желания твои ясны как день. Значит, ты хочешь вернуться к Мельникову и тебе мешают только моральные обстоятельства. А ты знаешь, с точки зрения эволюции такие обстоятельства не являются непреодолимыми. С точки зрения эволюции их вообще нет!»

Друзьям всегда хочется перемен в твоей жизни. Скандалов, скитаний и мытарств. Так легче сохранить святое братство. Счастливые в браке люди друзья лишь друг другу. Чтобы сохранить нетленное единение душ, надо всегда создавать пищу для пересудов. Тогда твоя фигура будет скреплять самую разношерстную компанию. Почетная роль!

Тем более что в компании встречались даже такие персонажи, как Человек, Который Может Помочь! На него Екатерина долго и безуспешно собиралась перевести тему. И ей удалось – когда она произнесла условие странного-престранного предложения (внимание, Анжелика, ангел ты наш коллективный!):

– Одному, скажем так, не последнему на этой планете человеку нужно, чтобы за него написали, скажем так, прощальное письмо…

– Катенька, ты трезвая?

– Как никогда! – заверила Катенька и продолжила скороговоркой свои «скажем так». – Это в своем роде конкурс. Нет-нет-нет, не официальный, разумеется. Строго говоря, никакой не конкурс. О нем знают очень немногие. Очень! И мне стоило большого труда, чтобы застолбить место. Ты знаешь, в ответственных делах я умею добиваться своего. Правда, не для себя.

Катя умела добиваться «своего для других» – факт. Чего стоила ее операция по устройству скромняги-землячки в туристическую фирму, коммерческий директор которой был неравнодушен к Екатерине целых два года. Она свела с ним деловое знакомство еще в бытность свою на радиостанции. Раскрутила его на рекламу, много говорила о нем, а он мучил ее, обучая фламенко, менуэту, шейку, сарабанде – увлеченный был господин и мечтал о собственной танцевальной школе. Неловкий мечтатель и затейник, в сущности, добродушный дядька. Давно уж вытравлены такие персонажи из руководящего звена. Но камнем преткновения стал его «коммерческий» статус. Кате втемяшилось, что ее хотят купить. Глупость пионэрская. Любить благополучных Екатерина себе не разрешала, во всяком случае, пока на ее сердце претендовали неблагополучные. А блага в первую очередь полагаются льготным категориям…

Пользуясь расположением, Екатерина пристроила на работу к мягко отвергнутому ею директору свою одноклассницу. Та приехала в Питер, растерянно и жадно вращая вокруг глазами. Она носила элегантное расклешенное черное пальто, но без капризов кушала пустой рис и мучительно переживала свою неприкаянность. Боялась стать обузой подруге. Своим страхом она мудро заразила Катю, и та легкомысленно озадачилась. Нежно погладила волосатую лапу, оказав скромнице энергичную «туристическую» протекцию. Скромняга, в отличие от однокашницы, не страдала сложной душевной организацией и, как выражался Паша Вепс, вгрызлась в косяк. То есть охотно ответила на ухаживания директора-ветреника. Впрочем, еще неизвестно, кто на чьи ухаживания ответил. Важно, однако, что девушка получила неплохие стартовые условия и не упустила шанс. Насчет девической провинциальной хваткости зубоскалят лишь завистники: директор-то женился! А семья – исход серьезный. Катя выпускает из рук только подлинных птиц удачи.

Именно потому Анна внимательно вслушивалась в абсурдную историю о конкурсе на прощальное письмо. Как бы сие ни выглядело на первый взгляд, это обязано было быть правдой. Но где ж такому поверить! Некто маститый и состоятельный, чье имя держится втайне (уже смешно), хочет мирно расстаться с одной особой. И при этом он не хочет ее обижать. Он имеет возможность расстаться красиво, дело за малым – за прощальной эпистолой, которая должна быть написана так, как еще никто и никогда не писал. Что там утешительные кабриолеты, уютные жилые метры в тихом центре и пожизненная рента, – отступные как раз не проблема в данном уникальном случае. А вот точное филигранное слово, которое залечит рану, – оно до их пор не найдено!

– Кто это, Катя? Что за разводка? Это твои фантазии? Розыгрыш?

– Нет, слушай сюда! – зло оборвала Катя, и голос ее стал угрожающе сипеть, что свидетельствовало о серьезных намерениях. – Я совершенно случайно узнала о том, что этот чел уже просил нескольких людей написать за него эту… эпитафию. Ну не любит дядя письма писать! И не умеет. Да он, может, и алфавита толком не знает. Нам с ним детей не крестить.

– Но какова чуткость! Разве ж достигнет таких нравственных высот невежда?

– Невеждой его не назвать, прямо скажем. Он очень компетентный в своей области. Торгует всякой аппаратурой, в общем, электронщик по образованию. Технарь-бизнесмен, сэлф-мейд-мэн. Он много лет жил в гражданском браке с одной женщиной. Это был роман-утешение. Утешение для нее. История в некотором роде необычная. У бизнесмена, назовем его Борис, был друг, который рано умер. Друг опекал свою сестру, которая родила ребенка без мужа и нуждалась в поддержке. Таким образом, после смерти друга Борис взвалил это бремя на себя. В общем, так постепенно и сошлись без излишнего трепета. Дела давние. Как ты понимаешь, союз, основанный на одном чувстве долга, рано или поздно идет ко дну…

– Честно говоря, я не знаю, на чем должен быть основан союз, чтобы рано или поздно он не пошел ко дну, – опечалилась Анна. – Твоя история напоминает изнурительные тесты при приеме на работу. Типа «как вы поступите в данной ситуации, варианты ответа – а, бэ, вэ…». Не бывает таких ситуаций, не бы-ва-ет! Все иначе. Зачем городить нелепые сказки? Их должны придумывать профессионалы. Где он, новый Бажов? Где-то наверняка творит, но молва о нем пока не набрала силу. Все на свете начинается с убедительной сказки. Пускай срочно учредят стипендию Вильгельма Гауфа, иначе мир выродится и захиреет.