– Я тебе дело предлагаю, а тебе стипендию подавай, – рассердилась Катя. – Я, уж прости, не Бажов и не Гауф, я другой. Сама знаешь, какие финты судьба выписывает. И не только с нашим братом балбесом, но и приличные люди попадают в тупик. Захотелось понимаешь, мужику жениться по любви. «Не может ни один, ни один король…» Смешно? Правда бывает смешной. Теперь, куда деваться, надо дать гражданской жене отставку. Не просто жене – сестре умершего друга. Отягчающее обстоятельство! Конечно, Борис не обязан был на ней жениться. Но теперь уж они связаны куда прочнее, чем обещание об опеке и попечительстве. Как я уже сказала, материальных проблем там нет. Нужно всего лишь придумать тонкий сюжет, который не только оправдывал бы Бориса в глазах бывшей жены, но и преподносил бы развод лучшим из возможных исходов. Нужна фишка, гипнотическая деталь… креативный подход!

– Катюша, бога ради… это же личное письмо, а не реклама подгузников. Ты бы еще Цвейгу посоветовала быть креативным, когда он писал «Письмо незнакомки».

– Не люблю Цвейга. Он надрывный.

Нет, это Анжелика его не любит за то, что он ребенка убил. В «Письме…» – она так считала – надо было оставить мальчика живым. И тогда фабула имела бы смысл. А так – тухлятина, австро-венгерская безнадега. Для Катюши, напротив, Цвейг служил оправданием ее жертвенным концепциям. Она его, конечно, любила и ненавидела одновременно за «нетерпение сердца», за тему саморазрушительной верности любимым, которые либо недостойны, либо увечны. В своем нынешнем состоянии Анна была готова умозрительно сжечь такие книги, – примерно так же, как Данила Дмитриевич во время приливов желчи хотел выслать всю богему за 101-й километр. Иногда так хочется вырезать из себя сокровенную и мучительную часть души, побегать голышом под дождем, отречься от престола… Как-то все это пугающе неслучайно – предложение от Екатерины написать прощальное письмо, избавляющее от чувства вины фантасмагорического совестливого «Гэтсби». Хотя почему бы и нет? Если деловые письма пишут секретари, мемуары строчат литературные негры, подарки женам босса покупают его референты, то ничего странного в том, что черкнуть последнее «прости» вышедшей в тираж супруге занятой человек поручает, например, Анне Мельниковой. Может быть, он настолько щепетилен, что не хочет посвящать во все это даже верных помощников-соратников или, как теперь модно, работников домашнего офиса. Решил поберечь приближенных, ведь иные из них обречены на пожизненное заключение в его особняке, ибо слишком много знают. И потому «объявлен конкурс» среди не приближенных. Не дорогих сердцу. Чтобы счастливчика, выполнившего высокохудожественную задачу, можно было на всякий случай убрать. Как-нибудь аккуратно, непыльно, сообразно его литературному дарованию…

– Знаешь, есть одна задорная детективная авторица, такая мордатенькая, телик как ни включишь – она густо хохочет. Так вот, ты могла бы не хуже ее сочинять, – хорохорилась Катенька, веселая и обескураженная одновременно.

Конечно, ей было обидно, что с таким шикарным предложением еще и навязываться приходится. Кинь она клич – этот шанс с руками вырвут! Потому что – а-а-ап! – победитель нашего шоу получает главный приз: автомобиль!

Полно ерничать. Там якобы призовой фон посерьезнее. Вплоть до отметки «проси что хочешь».

– Квартиру подарят вряд ли, – деловито предупредила Катя. – Но найдут недорогую съемную без посредников запросто! Оплатят за год вперед – это я к примеру говорю, а так, может, и больше. Так что смело обозначай квартирный вопрос. Я тебе говорю – это нормальный мужик. Он сам помыкался и котлеты у соседей воровал. С Борисом можно без церемоний, и это очень ценно. Теперь понимаешь, почему я хотела сберечь его именно для тебя?!

Анна твердила всяческие «спасибо» и кляла себя за лицемерие позорное – тараторила-то с тайной мыслию о подвохе. Особенно что касается квартиры – явный перегиб. Видимо, на фоне эксклюзивности услуги такая замануха должна была выглядеть правдиво. Где уж тут сопротивляться соблазну, если вместе с Данилой приличное жилье уплывало из рук. Не везло. Варианты попадались гнилые. Такой отборной хозяйской вредности Анна еще не встречала. С Вадиком потому и уживались вместе целое десятилетие, что не так часто скакали с места на место. А тут пошла текучесть адресов, переезды, нервы, грязь, пот… Живая иллюстрация к вопросу о том, почему кочевники жестче и безжалостнее оседлых народов. Впрочем, удаляться в исторические перспективы было некогда. Анна хватала, что дают, – жить где-то надо… Данила спихивал невезение на неугодность их союза Господу. Паша Вепс – на падение нравов. Анне просто мечталось о мистическом ауте материального воплощения: если существует медитация как отсутствие мыслей, то пусть будет медитация как отсутствие телесной необходимости в адресной координате. Пару-тройку месяцев позависать бы так в мировом эфире всей семьей, пока не появится сносная хата в нужном районе. Йоги умеют.

Анна пока не волшебник, только учится на слабую троечку. Попадается на приманки, то есть в переделки. Попал в переделку – терпи! Будут с алчным вожделением ездить по ушам, наобещают с три короба и отпустят с кровоподтеками на органе, который вырабатывает канцерогенную надежду, тем самым нарушая обмен веществ, – кстати, где он, этот мучительный аппендикс? Нет, лучше не знать: удалишь его – снова нарастет, как аденоиды. Потому что помощь все же приходит, но не сразу и с неожиданной стороны. Вот и получается dum spiro spero. Овидий – довольно востребованный автор для пробующих себя в молодежном искусстве граффити, – шоб вы знали…

Катя, разумеется, чиста, она туфту не гонит. Экспериментальный подход к жизни у нее в крови, но все подставы от многочисленных пройдох, которые крутятся вокруг нее, она интуитивно проверяет на себе. Где еще таких подруг найдешь: Катя в переводе на героическую символику – Александр Матросов, Анжелика – сестра милосердия…

– Только попробуй прощелкать клювом, Анна! Считай, что я от сердца Бориса оторвала. Не загуби авантюру, прошу… а то обижусь и на порог не пущу!

И вот что еще повторяла Катя: «Я в тебя верю!» Еще подозрительнее становилась затея – к чему так прессовать? Она верила в друзей своих с самого рождения, сильнее, чем все гардемарины, вместе взятые. Об том знали даже Молдаванка и Пересыпь, не говоря уж о Сенной площади и Фонтанке. Екатерина одаряла обычно без ажиотажа. А с этим Борисом вдруг раскудахталась. Подрядилась бы сама сочинять от его имени письмо низвергнутой фаворитке – и получила бы в подарок полцарства! Но Катя не желала более дискуссий: приз должен был достаться ее лучшей подруге, и точка.

Как-то утонул в прениях штришок о том, что несколько эпистол привередливый Борис уже отверг. И даже одного известного писателя бортанул, по слухам. Он, видите ли, писал слишком по-мужски. А ведь только женщина поймет женщину. В смысле – обманет. В смысле, уничтожит. И так далее. Словом, вся надежда – на женский почерк. Почерк мыслей и чувств.

Анна положила трубку после энергичного разговора и поняла, что не сказала самого главного: ей лень писать это письмо. Вот лень и все. Пыхтеть над прославленным жанром письма, в коем столько корифеев, начиная с Пушкина, – само по себе занятие сомнительное. А тут еще знатных претендентов надо переиграть. Лучше было ничего не знать о потугах известного писателя. Между тем откладывать затею, тянуть время и лениться было никак нельзя – Екатерина ждала текста через сутки. Сутки! Екатерина, кажется, рокотала о том, что ставить перед собой сверхзадачи творческому человеку просто необходимо. Анна скорбно соглашалась, а заодно пыталась выведать о заказчике Борисе хотя бы скудные сведения. Ей был ответ уклончивый, суть которого – меньше знаешь, крепче спишь.

Анна не спала совсем. Разве что пару часов подремала со звериной чуткостью. И доказала себе опытным путем, что от некоторых сверхзадач необходимо отказываться. Не важно, убьешь ли сутки на них или целую жизнь, – они по природе неразрешимы. Они с тремя неизвестными. И спасибо Катюше, что она позволила помучиться всего-то день да ночь. Для инициации или получения сакрального знания это сущий пустяк. На исходе ночи Анна поняла, что изобретает вечный двигатель, но продолжала вгонять себя в гиперборейский ужас. В нее верят! Она не должна ударить лицом в грязь! Грош цена ее словесным упражнениям, если они при необходимости не могут послужить насущным человеческим потребностям! Подстегивая себя кнутами самолюбия и общественного долга, Анна пыталась произвести на свет идеальное прощальное послание. Которого, конечно, не может существовать в природе. Оно может быть только предсмертным. И даже тогда несгибаемые герои умудряются ввернуть щадящую ложь. Анне, по меньшей мере, следовало бы стать автором народной классики масштаба «Черного ворона»: «Ей скажи, она свободна, я женился на другой». Но народ смягчает, прямо скажем, жестковато. Разве говорится в песне о том, что, дескать, я, милая, жениться-то женился, но под нашей старой липой схоронил для тебя сундучок с червонцами. И, вообще говоря, женился-то я на страшной ведьме, потому что подцепил страшную болезнь, так что тебе только лучше будет без меня, зануды грешного, тем более что наш есаул (председатель колхоза, начальник ЖЭКа, нужное подчеркнуть) давно на тебя глаз положил…

Кроме смертельных заразных болезней и прочих трагических неразрешимостей Анна пыталась использовать и другие аргументы в пользу Бори: например, его потребность быть счастливым. И ничего абсурдного в таком повороте – даже странно, что Борис чрезмерно усложняет дело и давно не выложил все начистоту супруге без всяких сомнительных посредников. Он был ее благодетелем и сделал все, что мог. И тут неуместны разговоры о предательстве – союз был скреплен прежде всего гуманитарными побуждениями. Более того, дама и ее дитя обеспечены пожизненной рентой, чего еще желать! Анна на их месте сама бы писала письма – целый благодарственный эпос. Может, покидаемая супруга – понятливый и милосердный человечек. И она не без горечи, но со смирением и кроткой верой в то, что и на ее улице возгорится пламя подлинной, а не утешительной страсти, отпустит своего Борю на все четыре стороны.