Я лежала на своей полке вкупе, которое полностью выкупил Егор. Под мерный сиук колес и под сопение моей девочки я смотрела в окно на пролетающие мимо деревья и осенние пейзажи и думала о том, что для меня ничего не изменилось. Да, внутри образовался незаживающий рубец, дикое осознание страшной потери, но я бы солгала прежде всего самой себе, если бы сказала, что эта потеря свела меня с ума…Она бы свела если бы не моя Маша, если бы не мой маленький ангел, которого мне послали сами небеса, чтобы я не наложила на себя руки иначе я бы не выдержала. Я не плакала по ней…по моей нерожденной малышке. Я скорбела, я испытывала невыносимую горечь, но не страдания…я ее не знала. Не видела. Не держала на руках. Для меня моим ребенком с первых же секунд была Маша…Я представляла себе, чтобы я сделала если б оказалось, что она жива и воспитывается у кого-то, чтоб я сделала? И у меня не было четкого ответа. Я знала лишь одно, что, если бы что-то случилось с моей Машенькой я бы умерла, я бы не прожила без нее и дня. Она для меня самая родная. Роднее всех родных. Пусть простит меня мой нерожденный ангелок…пусть простит, что не уберегла и что полюбила другого ребенка.

Сейчас, когда боль потихоньку отступала я могла думать, могла анализировать что именно произошло. Если вообще после всего случившегося можно что-то анализировать. Я начала понимать почему все так произошло и вместе со жгучей ненавистью к Лене я чувствовала, что готова принять поступки Егора. Нет, не простить…пока только начать их понимать и осознавать вместе с жуткими поступками его жены и его матери. Сомнений уже не осталось. Я теперь знала почему он выглядел на десять лет старше — его разломало то что он узнал…, наверное, ненавидеть чужих легче чем ненавидеть собственную мать после ее смерти и жить с этим. Она украла у него жизнь, дочь и счастье.

А я… Простила ли я ее? Не знаю. Пока что я даже думать о ней не могу спокойно. Но мне искренне жаль, что Егору она причинила столько боли. Жаль, но где-то со стороны. Я буду привыкать снова жить без него. Привыкать к своей тоске по нему, и я знаю, что она будет невыносимой. Ведь ничего не изменилось в моих чувствах к нему. Я снова буду плакать по ночам, но теперь чтоб не увидела Маша. Я бужу мысленно возвращаться в наше прошлое, где от звука его голоса мне будет казаться, что я самая счастливая на свете. А потом по утрам буду отходить от этой агонии, когда каждая клеточка души болит по нему, недостойному и жестокому. Я знала, что буду заходится от тоски потому что попробовала его снова, потому что ощутила на себе его голод, его руки, его тело. Иссохлась по нему как пересохшая губка.

Маша притихла и почти со мной не говорила. Я знала почему, но обсуждать с ней это не собиралась. Потом, когда-нибудь я все ей расскажу, и она сама решит, чего она хочет. А сейчас нам придется перетерпеть…только упрек в ее глазах видеть невыносимо. Она искренне не понимает почему я забрала ее от отца, которого она только что обрела, о котором так мечтала. А я бы не смогла ей сейчас рассказать о том, что пять лет назад он ее бросил. Это было бы подло. Но мне хотелось. Очень хотелось.

Мы сошли с поезда в родном городе, и я вдохнула полной грудью. Ну наконец-то мы домааа. Пусть мне придется снимать жилье и искать новую работу, но я свободна и принадлежу сама себе. Я позвонила тете Соне с вокзала и она расплакалась когда услышала мой голос. А я вместе с ней, как идиотка сжала ручку Маши и стою реву.

— Мы так разволновались, так разнервничались. Ты раздевайся, проходи, — пальто у меня забрала и Машеньку к себе прижала, расцеловывая между словами, — Позавчера те…что вселились в твою квартиру выехали, а вчера там такое творилось. Люди туда-сюда сновали, что-то таскали, шумели-гудели. Думала опять продали квартиру или те за долги ее отдали. Боже худая какая. Что там творили с тобой. А волосы все где? Зачем состригла?

— В аварию попала травма была вот и состригли, ничего отрастут.

— Как травма, а сейчас как? О Боже! С ума сойти уехала всего на месяц, а уже аварии какие-то. Мы так нервничали-переживали. Татьяна заявление написала, а там с казали, что нашлась, что с бывшим мужем ты. Я вроде как успокоилась, а Татьяна места себе не находила.

— Теть, Сонь, приютите меня на пару дней. Я пока квартиру поищу. Деньги есть.

— Так подожди я ж про твою не договорила. Вообщем возились они там до полуночи, а сегодня рано утром какой-то бугай ко мне пришел. Морда о какая, кирпича просит, плечи в шкаф точено не влезут. Он мне ключи отдал и бумаги какие-то. Сказал, чтоб я тебе передала… а ты ж еще даже не звонила я сижу и думаю…кто они и зачем. Ты уж не серчай, я в бумаги те свои нос любопытный засунула, а там все на тебя переписано. Квартира эта. Выкуплена как будто тобой.

Я ее слушала и ушам своим не верила, понять не могла что она говорит такое непонятное и странное. А потом ключи в руку взяла и как под гипнозом пошла по лестничной клетке к двери, открыла, повернула ручку и замерла на пороге. Слезы градом из глаз покатились, ручьями. Все как при маме было. Почти все. Всю мебель вернули, все поставили. То ли ту же самую, то ли похожую. А на столе шкатулку ее увидела и зарыдала уже в голос.

Схватила к себе прижала и на полу сижу раскачиваюсь, словно прорвало меня и остановиться не могу, шатает из стороны в сторону, Маша обнимает, жалеет, а я крышку откинула, на фото мамы смотрю и успокоиться не могу…Словно не было у меня ничего дороже шкатулки этой с ее вещами.

А ночью укладывала Машу и смотрела в окно…знала, что это он сделал. Он все вернул. Только кто мне вернет мое сердце, кто мне там все зашьет, заштопает, залатает. Кто мне даст возможность забыть, как он меня…и до боли хочется схватить сотовый и набрать его номер и в тот же момент не хочется. Ломка какая-то адская, и я ничего с ней сделать не могу. Уснула только под утро, обняв Машу, прижав ее тельце к себе и уткнувшись носом ей в шею.

А когда проснулись вместе, завтракать к тете Соне пошли, Танька как раз с ночной пришла и чуть не задавила меня в объятиях. Чуть кости мне все не переломала.

— Тссс, ты ж с меня душу выдавишь.

— Так и выдавила б. Ты чего уехала и мне ничего не сказала?

— Меня уехали. Взяли в машину посадили и уехали.

Чуть ножом не порезалась, и Танька его у меня отобрала.

— Бывший твой подонок, да?

— Да…

Я пока не готова была рассказывать, что именно там произошло, а она не настаивала.

— Я Машу хотела у вас оставить и пойти работу искать.

— Ань, тут такое дело…мы с мамой сами на работу устроились. Она за ребенком присматривает на соседней улице иногда и ночами, а я на завод…новый же комбинат открыли у нас набор был. Вот и работаю. Ты…ты прости. Я в выходные могу и когда не на смене.

Я видела, как ей неловко и нет, не обижалась я все понимаю им тоже работать надо. Решила вместе с Машей идти работу искать. А что делать? Пусть видят, что у меня ребенок возьмут значит возьмут. А нет — буду дальше искать.

Я взяла у тети Сони газету, обвела объявления, обзвонила и поехала на собеседования. В первом месте, где требовалась уборщица в магазин и раскладчица меня не взяли сразу из-за ребенка. Второе место оказалось ночным клубом, третье ларьком круглосуточным…там вроде как были согласны взять меня с ребенком. Только места практически нет. Маше придется двенадцать часов на табуретке высиживать. Дальше была парикмахерская там тоже уборка и тоже без детей, ветеринарная клиника, где тут же отказали я им не подошла без какой-либо причины. Обратно мы шли удрученные я молчала и Маша листья ногами пинала.

А потом меня кто-то догнал и схватил за руку, от неожиданности я чуть не закричала, а когда увидела кто это застыла на месте. Передо мной стояла Регина

В длинном пальто и в сиреневом берете. Она смотрела на меня и кусала губы…

— Что вы здесь делаете? Вы следили за мной? Это он вам приказал? Убирайтесь немедленно и не смейте за мной ходить.

— Анна…Аня, я сама приехала. Мне поговорить с вами нужно.

— Нам не о чем говорить. Я совсем не понимаю зачем вы меня преследуете. Вас он подослал?

— Кто? Егор Александрович? Нет. Он меня уволил, когда вы уехали. Я сама вас искала.

— Зачем?

Стиснула ручку Маши пристально вглядываясь в зеленые глаза Регины.

— Я хотела бы продолжить ухаживать и смотреть за Машей.

Я ее не понимала совершенно. Точнее понимала, но мне это как-то странно выглядело.

— У меня нет денег оплачивать няню.

— Я не возьму денег.

— Тогда я не понимаю. Зачем вам это все? Какой смысл?

— Маша…Маша моя внучка.

Если бы сейчас подо меной разверзлась бездна я бы не так испугаплась как в эту секунду. Я ей даже не ответила. Стиснула руку дочери и буквально побежала прочь от этой женщины. А она за мной.

— Аня…Аня, постойте. У меня нет злых намерений, Анечка, я вас прошу подождите. Я просто помочь хочу… пожалуйста. Остановитесь. Аняяяя… у меня больше ничего и никого осталось. Я вас умоляю. Я только смотреть, только помогать…ни претендовать, молчать. У меня дочь два года назад умерла…Больше нет никого. Я сирота сама.

Сама не поняла, как остановилась и медленно к ней обернулась….

* * *

Я налила ей чай с крепкой заваркой, заглянула в спальню — Маша расположилась на коврике и что-то рисовала. Как ни странно, она обрадовалась Регине. Я всегда считала, что она ее ненавидит… а оказывается все наоборот было.

Регина отпила кипяток из чашки, ее руки дрожали и голос срывался по мере того как она говорила.

— Лилечка была красивой девочкой, одаренной. В художественную школу ходила, на музыку, училась хорошо. Пока с эти не познакомилась. Знаете, как бывает я вся в работе еле концы с концами сводили, а я и учителем и вечером репетиторство. Все деньги-деньги для нее все. Когда поняла, что упустила ее поздно уже было. Она и музыкальную школу бросила и художественную только гуьки ее интересовали. Потом наркотики у нее нашла. Отругала в комнате закрыла. Так она через окно удрала. Месяц домой не возвращалась. Меня в полицию вызвали ее пьяную где-то на вокзале задержали. Телом торговала. За дозу. Пока я искала ее, фото развешивала она…она себя продавала.