У Хэнкока была довольно хорошая команда, и Темпл-Стерлингу не удавалось сделать второй тачдаун до конца первой половины. Эзра принял передачу и эффектно пробежал по полю, ворвавшись в очковую зону и увеличив разрыв в счете до 13:6.

А потом пришло время для дополнительных очков. Конечно, они должны были отправить Маркуса. Но тренер показал прямо на Фостера.

Фостер рысцой вышел на поле и встал на свое место. Игра началась. Маршалл Сэмфорд отбросил мяч назад. Элиот Прайс поймал его и поставил вертикально на землю, и Фостер, разбежавшись, ударил. Мяч взлетел в воздух, пролетел по изящной дуге и приземлился прямо между стойками ворот.

Толпа разразилась криками и аплодисментами, и я поняла, что все это время стояла, затаив дыхание.

Этим вечером команда заработала еще три дополнительных очка. Два из них реализовал Маркус, а Фостеру достался последний, и он пробил его. Он официально стал хитом.

— Фантастика! — Мой папа хлопнул Фостера по спине на стоянке. — Ты был невероятен. Действительно показал им, на что способен.

Фостер смотрел мимо моих родителей.

— Можно я пойду на вечеринку вместе с Дев?

Не поймите меня неправильно, я была рада за Фостера. Но это последнее, что я хотела услышать. Нет, ладно, предпоследнее. Последнее, что я хотела услышать, как родители говорят «да».

— Это нечестно, — сказала я после того, как мама огласила приговор.

— Послушай. — Мама понизила голос, пока папа пытался поговорить с Фостером об игре. — Это много значит для Фостера. Только в этот раз, пожалуйста, возьми его и не спускай с него глаз.

— Если бы я попросила отпустить меня на одну из этих вечеринок, когда училась в девятом классе, ты бы сказала, что это не обсуждается.

— У тебя не было старшего брата, который бы заботился о тебе.

— Я не его сестра.

— Девон. — Мамин голос стал ледяным. — Ты ведешь себя неразумно.

Она была права, и я прекрасно знала это, так что просто нахмурилась и ответила:

— Ладно.

И не разговаривала с Фостером всю дорогу до дома Фрэнка Ферриса, потому что легче было сорвать злость на нем, чем на родителях.

— Ты даже не заметишь, что я здесь, Дев, — сказал Фостер, прежде чем мы вышли из машины. — Обещаю, что не попаду в передрягу.

Я поморщилась и ответила:

— Уверена, что все будет в порядке.

— Знаешь, это не первая моя вечеринка. Я постоянно ходил на такие.

— Правда? — Мы шли по дорожке к дому Фрэнка. Судя по машинам на улице и силуэтам в окнах, там было полно народа.

— Ну… они были немного не такими. Но все же. — Мы протиснулись во входную дверь, и перед нами оказалось море людей. Фостер улыбнулся. — Увидимся позже.

— Я должна присматривать за... — начала я, но он смешался с толпой развлекающихся и исчез.

Это была не самая клевая вечеринка. Я не могла найти Кэса целых двадцать минут или около того, а когда наконец увидела его, он сидел на веранде с Линдси Реншоу, слишком уютно устроившись на плетеном диванчике.

— Эй, Девон! — помахала мне Линдси. — Вот это игра, да?

— Да, было классно.

— Садись с нами, — сказал Кэс, но не подвинулся, потому что, очевидно, двигаться было некуда.

Ближайшее свободное место было на полпути через комнату.

— Все нормально. Мне все равно нужно найти Фостера.

— О Боже мой! Твой кузен! — Лицо Линдси просветлело. — Он такой милый, Девон, и очень талантливый! Мой папа тоже так считает. По его словам, удар Фостера был невероятным для такого молодого парня.

— Потрясающе… Я, эм, расскажу ему.

— Мы будем на танцполе, — сказал Кэс. — Приходите.

Во-первых, здесь не было танцпола, только расчищенное пространство посреди гостиной. Во-вторых, способности к танцам у меня примерно такие же, как к спорту. В-третьих, у меня не было никакого желания смотреть, как Кэс и Линдси трутся друг о друга под дрянные попсовые песни.

— Спасибо, но, думаю, я пойду поболтаю кое с кем.

Современная версия быстрого побега.

Обойдя первый этаж, обменявшись несколькими приветствиями и поболтав со знакомыми, я осталась одна. История моей жизни. Глава вторая. О том, что никого не красит неловкое топтание на вечеринке.

Я топталась в прихожей, когда заметила поблизости Эзру Линли. Он стоял с группой старшеклассников, которые отчаянно пытались вовлечь его в разговор, но он выглядел не расположенным к беседе. На самом деле при ближайшем рассмотрении оказалось, что он тоже не знает, чем заняться. Прошло несколько минут, прежде чем я поняла, что он сдвигается все ближе и ближе ко мне.

— Привет, — сказала я наконец, когда он оказался слишком близко, чтобы его игнорировать. — Как дела?

Я не разговаривала с Эзрой с того дня, как он вернул мне книгу. Нельзя сказать, что интервью для Рэйчел стояло первым в списке моих дел. Но раз он был готов отвечать на вопросы в коридоре, то я решила, что, возможно, согласится сделать это и на вечеринке.

Эта мысль вылетела у меня из головы, когда Эзра повернулся и посмотрел на меня, как будто не знал, кто я такая. Я уже готова была закатить глаза, когда он ответил:

— Неплохо. А у тебя?

Ответ. Не слишком распространенный, но по крайней мере вежливый.

— Хорошо. Не видел Фостера?

Я подумывала уйти домой.

— Нет. Я даже не знал, что он здесь.

— Да. Он сказал, что будет незаметным.

К шуму в гостиной добавилось больше басов, так как звуковую систему врубили по полной. «Танцпол» затопило волной людей.

— На самом деле я это не люблю, — сказал Эзра после небольшой паузы.

— Не любишь?

— Нет.

Молчание.

— Напоминает танцы в средней школе, — сказал я. — Знаешь, когда завуч ходит с линейкой, проверяя, чтобы было «место для Святого Духа»?

— Я никогда не ходил на них.

Море танцоров немного расступилось, и я увидела посреди комнаты Кэса с Линдси. Они кружились в такт музыке. И между ними не было места для Святого Духа.

Тупая боль резанула по животу. Не поймите меня неправильно. Кэс встречался с девушками и раньше, но, как бы ужасно это ни звучало, меня всегда утешал тот факт, что эти отношения длились недолго.

Но ведь это Линдси Рэншоу. Линдси Рэншоу не относилась к тем девушкам, с которыми встречаешься две недели, а потом становится скучно.

Я знала, что наступит день, когда Кэс влюбится, и тогда все закончится, а мне останется только плакать. Кто-то другой станет по субботам вытирать насухо его машину, и у меня станет на одного лучшего друга меньше.

Я и не заметила, что Эзра внимательно смотрит на меня.

— А ты... вообще... танцуешь?..

— Извини, — выговорила я и улизнула.

Я прошла через комнату, взяла чашку, поставила, два раза обошла диван, а затем как можно быстрее помчалась в ванную.

Холодная вода. Маленькое затишье. Плеснув на лицо водой из-под крана, я на мгновение склонилась над раковиной, позволяя капелькам катиться по щекам и падать вниз.

— Ты пьяна? — раздался голос.

Похоже, затишье оказалось недолгим.

Я резко обернулась и отдернула занавеску. В пустой ванне сидел полностью одетый Фостер.

— Какого черта ты здесь делаешь?

Он аккуратно удерживал на голове резиновую утку.

— Просто сижу, — произнес он, не двигаясь.

Это была одна из тех чудинок. Чудинок Фостера. Как смузи рано утром и тому подобное. Я зажмурилась изо всех сил.

— Почему у тебя мокрое лицо? — спросил он.

Я схватила полотенце.

— Ты плачешь из-за Кэса? Я его ударю.

Я не плакала.

— Никто никого не будет бить.

— Я уверен, что где-то кто-то кого-то бьет. Например, в тюрьме, или в баре, или на войне, или еще где.

— Фостер. — Я устала от этого. — Вылезай из ванны.

— До этого тут были девушка и парень. Они болтали о презервативах и прочем.

Это было чересчур. Я отвернулась к раковине, швырнув полотенце обратно на держатель.

— Фостер, ты не должен сидеть здесь. Нельзя так подслушивать чужие разговоры.

— Они ж не все время болтали. Думаю, они занимались кое-чем другим.

— Ты должен научиться не совать свой нос в чужие дела и держать рот на замке. Люди обычно не говорят о таком.

В зеркале я видела выражение лица Фостера, и оно совсем не изменилось. А резиновая утка не сдвинулась ни на миллиметр.

— Я говорю.

— А нормальные люди — нет.

— Я просто честный.

— Так не будь, Фостер. Не будь честным. Будь нормальным.

Он и резиновая утка непоколебимо смотрели на меня.

— Ты пьяна?

Я вышла, хлопнув дверью.

13

Утром по субботам мама возила Фостера к психотерапевту. Обычно эти занятия длились час, но утром после игры с Хэнкоком они задержались. Я задумалась, не появились ли у Фостера дополнительные темы для обсуждения. Какова вероятность того, что он войдет в дверь с опухшими глазами и карманами, полными бумажных салфеток? Может, он рассказывал психологу, как гадко я повела себя вчера вечером. Может, у него случился прорыв или что-то подобное.

Это слово — прорыв — вызвало в воображении образы стены страданий, крепости переживаний, сносимых бульдозером. Было ли это похоже? Была ли вообще у Фостера стена, чтобы снести ее? Он не казался подавленным или страдающим. Никакого подавленного гнева. Никакого крика. Что они там вообще обсуждают?

До этого лета, я видела Фостера пять лет назад, на похоронах дяди. Дядя Чарли и мой папа родились с разницей в десять лет, папа был старше, и мы не часто виделись с тех пор, как Чарли с Элизабет переехали в Калифорнию незадолго до рождения Фостера. Они пару раз приезжали на Рождество, когда я была ребенком — я смутно помню маленького Фостера, — но потом перестали. Дядя Чарли был слишком болен, чтобы путешествовать, и мне кажется, они были слишком бедны, чтобы позволить себе билеты. Папа летал туда, чтобы побыть с ним перед смертью, а мы с мамой приехали на похороны.