— Чемпион! — воскликнул Джордан, когда их песня закончилась. — Будешь следующей?

Я была счастлива оставаться зрителем.

— Не-а, мне и так хорошо.

— Тогда где твой кузен? Я хочу его победить.

Фостера нигде не было видно, и Марабель тоже отсутствовала.

— Я его поищу.

В коридоре на втором этаже шум снизу было не так слышно. Дверь в спальню моих родителей в конце коридора была закрыта, как и дверь в мою комнату. А вот дверь Фостера была слегка приоткрыта, и я услышала голоса.

Я не смогла удержаться и подошла ближе.

Марабель стояла посередине комнаты, разглядывая плакаты, футбольный инвентарь и покрывало на кровати.

— Мне нравится твоя комната, — сказала она.

— Большую часть выбирала тетя Кэти.

— Как эту рубашку? — Марабель дернула Фостера за воротник.

— Мои уже разваливаются. Они все, наверное, с шестого класса.

Марабель подошла к столу, взяла книгу и посмотрела на обложку.

— Как вышло, что ты живешь со своими тетей и дядей? — спросила она, пролистывая страницы.

— Как вышло, что ты забеременела? — парировал Фостер.

— Потому что я занималась сексом. Ответь на мой вопрос.

— Потому что они мои крестные. Почему ты занималась сексом?

— Я думала, это будет весело.

— И как?

Она пожала плечами и села на край кровати. Через мгновение Фостер — явно оценив ситуацию — сел рядом с ней. Близко, но не слишком. Я мысленно зааплодировала.

— Что случилось с твоими родителями? — спросила Марабель.

— Они заболели, — сказал он после секундной задержки.

— Оба?

Фостер кивнул:

— По-разному.

— Они умерли?

— Папа умер.

— А мама?

— Она еще болеет.

— Ее можно вылечить?

— Она могла бы вылечиться, — сказал Фостер. — Если бы захотела.

— О чем ты?

Он не ответил. Вместо этого он протянул руку и положил ладонь на живот Марабель. На его лице появилась улыбка.

— Жуть. Там все плещется.

— Это не жуть, — сказала Марабель, явно оскорбившись. — Это красиво!

— Ты красивая, — сказал Фостер, и я не поверила своим ушам. Это мой кузен? Фостер флиртует? По-настоящему флиртует?

Несколько секунд Марабель внимательно смотрела на него, а потом бросила книгу на пол и сказала:

— Я не буду заниматься с тобой сексом.

— Я и не хочу. — Фостер выглядел смущенным. — В смысле, я хочу... когда-нибудь... с кем-нибудь. И это можешь быть ты, если захочешь. Но не сейчас. Или даже, знаешь, не скоро.

Марабель улыбнулась:

— Я просто предупредила.

Молчание.

— Хочешь поиграть в игру? — наконец сказал Фостер.

— В какую игру?

— «Рот на замок». Ты сжимаешь губы. Первый, кто заговорит, проиграл.

— А что мы будем делать, сидя здесь и не разговаривая?

— Что хочешь.

Глаза Марабель засияли.

— Хорошо.

Фостер сделал вид, что застегивает губы на молнию. Марабель сделала то же самое. Мгновение они смотрели друг на друга. А потом поцеловались.

Я отошла от двери. Это был личный момент, но для меня он также стал потрясением. Я никогда не думала, что Фостер может быть... ну, сексуальным. Он говорил, что ему нравится Марабель, и еще была та подружка дома, про которую он рассказывал, что они «целовались и все прочее», но разговоры — это одно. Просто он казался таким маленьким. Я никогда не думала, что он хочет поцеловать кого-то или быть с кем-то.

— Просто уточню, — сказал Фостер, когда они отстранились друг от друга, — обычно в «рот на замок» играют не так.

— Я выиграла, — усмехнулась Марабель.

18

Вы могли бы подумать, что в тот вечер я чувствовала себя счастливой, потому что Линдси так и не пришла и Кэс на все время застрял с Грейси Хольтцер и ее свитой. Мне следовало быть счастливой, потому что вечеринка имела большой успех. Но вместо этого какая-то часть меня чувствовала себя как сдувшийся футбольный мяч на дне сетки в спортзале. Немного одинокой. Немного подавленной.

Может быть, дело в том, что Фостер на этой вечеринке целовался, тогда как я — старше него на три года и, как мне хотелось думать, более социально адаптированная — никогда ни с кем не целовалась. Никогда. Я даже на свидании не была с тех пор, как мы с Кайлом Моррисом ходили в кино в восьмом классе. И каким бы скандальным ни казалось в то время держание за руки во время фильма категории 12+, уверена, что это не считается за настоящее свидание, особенно если мама провожает тебя до ресторанного дворика.

Но вечеринка была последним барьером перед поездкой в Ридинг, и этого было достаточно, чтобы вытащить меня из небольшого временного уныния. Мы должны были встретиться в школе рано утром в четверг с уложенными сумками и готовыми загрузиться в девятиместный минивэн миссис Уэнтворт.

Я не думала, что мне придется сидеть впереди рядом с миссис Уэнтворт, ведущей машину. Но я оказалась сидящей впереди рядом с миссис Уэнтворт, ведущей машину. Полагаю, я все равно была единственной по-настоящему заинтересованной в Ридинге.

Разве что кроме Линдси. Она сидела прямо позади нас, между Эзрой и Кэсом, и постоянно просовывала голову между спинками сидений, сообщая крупицы сведений, например, цветок Южной Каролины или процент студентов Ридинга, поступивших в магистратуру.

Когда Линдси не вела себя как путеводитель по Ридингу, она разговаривала с Кэсом. Хотя это можно квалифицировать как мазохизм, я не могла удержаться, чтобы не наблюдать за ними краем глаза.

Эзра слушал музыку, но время от времени Линдси вытаскивала один наушник из его уха и вовлекала его в беседу. Он отвечал ей в довольно дружелюбной манере, но как только в разговор вступал Кэс, на его лице мелькал слабый проблеск чего-то отчетливо похожего на неприязнь.

Примерно на полпути мы остановились в «Макдональдсе» для позднего завтрака. Парни съели почти неприличное количество еды, и после почти все заснули, кроме меня и миссис Уэнтворт. Когда я непроизвольно взглянула на заднее сиденье, то увидела, что Линдси положила голову Эзре на плечо. Он тоже дремал и, кажется, не возражал быть живой подушкой для Линдси. Это меня удивило — не только из-за того, кого Линдси выбрала в подголовники, но и потому, что Эзра был последним из людей, которых можно было назвать мягкими.

Около одиннадцати мы въехали ворота Ридинга, и вот оно — перед нами наяву лежала моя открытка.

Тут был «Отдел по делам студентов», веранда, на которой на открытке сидели ребята. Были студенческий клуб и общежитие (построенное в 1920 году и недавно отреставрированное, в 2009, согласно тому, что сказала Линдси по дороге сюда), здание научных исследований, театр. В роще пряталась часовня.

Они определенно знали толк во внешней привлекательности. Но было нечто большее... Не только здания и благоустроенная территория. Дело было в людях. Группы студентов занимались в тенечке или прогуливались вместе между зданиями, оживленно разговаривая. Эти люди «добивались своих целей». Они «начинали свое будущее».

И когда я увидела это, во мне неожиданно словно что-то открылось. Неожиданно мне тоже захотелось этого, захотелось такого же для себя.

Миссис Уэнтворт распланировала поездку почти до минуты. С одной стороны, это не оставило Кэсу и Линдс много времени для халявных каникул. Но с другой, получилось чертовски насыщено. Мы поели в столовой, осмотрели кампус и встретились с приемной комиссией.

Поездка принесла результат, который задумала для меня миссис Уэнтворт. Я влюбилась в Ридинг. Мне захотелось написать лучшие эссе. Мне захотелось получить больше баллов за АСТ. Я даже — хотя и ненадолго — задумалась о том, чтобы отвезти «Будущих революционеров американской науки» в музей, только чтобы заполнить свое резюме. Помощник по спортивной документалистике уже не казался мне таким плохим вариантом.

Под конец дня мы остановились в книжном магазинчике.

— О, Чемпион. — Джордан обнял меня за плечи, когда я внимательно рассматривала груду толстовок Ридинга. — В следующем году ты будешь отлично тут смотреться.

Просто услышав, как кто-то произносит это вслух, я испытала прилив восторга.

— Мне идет синий.

— А мне пойдет красный с черным. — Он понизил голос. — Не говори Уэнтворт, но у меня устное соглашение с университетом Джорджии.

— Не может быть!

— Если у меня получится затащить туда Эзру, будет идеально. Знаешь, защитник хорош только тогда, когда хороши парни, которых он защищает.

Я взглянула через весь магазин на Эзру, который хмуро рассматривал витрину с цепочками для ключей. Он ткнул пальцем в одну, в результате чего она упала с витрины. Он наклонился, чтобы поднять ее, но когда выпрямлялся, то задел стойку и уронил еще несколько.

Я не удержалась от улыбки.

— Почему ты с ним дружишь? — спросила я, наблюдая за тем, как Эзра собирает цепочки.

Он пожал плечами:

— Почему ты дружишь с Кэссиди?

Между тем Кэс ходил попятам за Линдси по всему магазину, беря в руки и кладя обратно каждую книгу, сувенирную кружку или карандаш, до которых она дотрагивалась.

— Почему мы дружим с теми, с кем дружим? — продолжал Джордан. — У них есть качества, которые нам нравятся... которые мы видим в себе. А может, которые хотим видеть в себе.

— И какие у Эзры... качества?

— Детка, а каких качеств у Эзры нет? Они у него все.

— Большинство считает его козлом.

Джордан кивнул.

— Я уже слышал, что люди говорят так, но они просто не понимают Эзру. Просто он такой... — Он задумчиво наморщился. — Он такой чертовски сосредоточенный. Как... как горький шоколад. Ты когда-нибудь пробовала горький шоколад, когда твоя мама печет печенье?

— Да. Выглядит как обычный, но на вкус противный.

Джордан рассмеялся:

— Ладно, может, Эзра и не похож на горький шоколад. Но понимаешь, о чем я? Его вкус раскрывается, только когда его приготовишь. Но сам по себе он слишком... насыщеный, чтобы понять. Эзра просто очень напористый чувак. Нужно понять его, чтобы по-настоящему... его понять.