Только на подъездной дорожке я посмотрела на Фостера.

— Я считаю, что ты играл очень хорошо, — сказала я идеально ровным голосом.

Он тряхнул головой:

— Я мог бы и лучше. Мы все могли бы лучше.

— А он придурок. Он просто...

— Он не должен был так разговаривать с тобой.

— Он не должен был так разговаривать с тобой, — сказала я и уставилась на гараж, надеясь, что Фостер не заметит, как блестят мои глаза. — Предполагалось, что вы, ребята, друзья. Друзья так не поступают.

— Может, если у них что-то случилось. Может быть, тогда поступают.

— Не защищай его. Я знаю, он для тебя вроде ролевой модели, но просто... не защищай.

— Не он. — Фостер завозился с ремнем безопасности. — Ты.

Я не знала, что сказать. Правильно было бы поблагодарить, но я подумала, что не смогу этого сделать, не разрыдавшись. Так что я просто кивнула и еще усерднее заморгала, глядя на гараж.

В кухне мы разошлись. Фостер пошел в гостиную поздороваться с моими родителями, а я поднялась наверх. Мне не хотелось разговаривать.

В своей комнате не было необходимости сдерживаться, и я расплакалась.

* * *

На следующее утро я проснулась рано с явной тяжестью в груди.

Я злилась на Эзру за то, что он вел себя так непонятно, но злилась и на себя тоже за собственное поведение. Мне казалось, что я поступила справедливо, но в то же время... справедливо ли? Было что-то совсем не похожее на Джейн в том, что я сказала и как я это сделала. Я могла бы остаться спокойной, собранной и логичной. Я могла бы... соблюдать приличия. Но вместо этого я обозвала Эзру Линли тщеславным и сильно нагрубила.

Это было странное сочетание смятения и ощущения, словно... словно я что-то разрушила. Как будто мы с Эзрой оба что-то разрушили, но я даже не была уверена, что именно. Я просто продолжала думать о том, как стояла с ним на улице во время церемонии прощания с Сэмом Уэллсом. О том, как долго мы стояли там вместе и как, несмотря на то, что это не были счастливые объятия, мы все-таки... подходили друг другу.

Через некоторое время раздумий об одном и том же я услышала, как открылась и закрылась входная дверь.

Я встала и пошла вниз.

Я стояла в гостиной и подглядывала в окно. Фостер сидел на верхней ступеньке крыльца. Сегодня никаких петляющих кругов по лужайке.

Я взглянула на часы — четырнадцать минут седьмого.

Верный своему расписанию, в начале улицы показался бегущий Эзра. При виде него у меня в животе что-то сжалось. Остановится он ради Фостера? Более того, присоединится ли к нему Фостер?

Эзра не пробежал мимо нашего дома — я была почти уверена, что он это сделает. Вместо этого он замедлился и прошел по дорожке, остановившись перед Фостером.

Я не слышала, что он говорил, но Фостер подвинулся, и Эзра сел рядом с ним.

Некоторое время они сидели спиной к окну. А потом встали и побежали по улице бок о бок.

Я сходила в душ. Я сделала тосты. Все это время притворяясь, что не прислушиваюсь, ожидая Фостера.

— Что он сказал? — не удержалась я, когда он вошел в дверь.

— Любопытная, — ответил Фостер. Его волосы были мокрыми от пота, а лицо красным. — Он извинился.

— И ты его извинил? Вот так просто?

Фостер пожал плечами, качнулся вперед-назад и сказал:

— Я сказал, что ему надо бы зайти и поговорить с тобой.

Я засмеялась:

— Не нужно мне одолжений.

— Он не захотел.

— Не сомневаюсь.

— Но не потому, что он не жалеет... Просто это труднее, понимаешь? Потому что ты девочка.

— И что?

— То, что с девочкой это труднее. Когда замешаны... чувства и все такое.

— Чувства и все такое? — повторила я.

Он опять пожал плечами.

— Забудь. Я не хочу с ним разговаривать, — сказала я, хотя это, возможно, и не было правдой.

Фостер просто смотрел на меня, как будто знал, что это не так, а потом развернулся и пошел наверх.

* * *

Я ненавидела физкультуру на этой неделе. Футбол закончился, и мы начали баскетбол. В баскетболе одновременно происходит слишком много: ты должен бежать и вести большой круглый мяч, потом передавать его и бросать в малюсенькое кольцо на высоте десяти футов. Не мой спорт. Но плохо мне было не только из-за баскетбола. Плохо было от того, что приходилось видеть Эзру.

Я знала, о чем говорил Фостер: как бы я ни отказывалась это признавать, чувства были. Я не знала наверняка, что это за чувства, но точно знала, что если бы их совсем не было, то было бы гораздо легче просто подойти и поговорить с ним. Но вместо этого я испытывала потребность смотреть в противоположную сторону всякий раз, когда Эзра приближался ко мне в спортзале.

Во время отработки передачи одна из девиц бросила мяч Эзре, и он проскакал мимо него в непосредственной близости от меня. Вместо того, чтобы поступить как всякий нормальный человек — поднять мяч и вернуть его им, — я резко развернулась, собираясь пойти в противоположном направлении. И тут же получила другим баскетбольным мячом прямо по лицу.

Я не представляла, что будет так больно, но думаю, примерно так ощущалась бы пощечина. На мгновение я крепко зажмурилась, прижав к лицу ладонь, и в течение одной ужасной секунды была уверена, что разревусь. Рефлекторный плач, как делает ребенок, когда слышит громкий звук.

Но я сумела сдержаться, а когда снова открыла глаза, передо мной появились Грейси Хольтцер и еще несколько девиц. Грейси обняла меня одной рукой.

— Ты как? Больно? Маделин, иди стукни Джеймса.

Я смотрела, как долговязая девица подошла к коренастому защитнику, которого я знала только как Кеньона, и ударила его по руке.

— Это тебе за то, что ударил Девон, — крикнула Грейси.

— Да блин, — сказал Кеньон. — Я нечаянно.

— Извини, и что теперь? — сказала Грейси с убийственным выражением лица.

— Извини, — буркнул Кеньон.

— Так-то лучше. — Грейси повернулась ко мне. — Дай-ка посмотрю. — Она отвела мою руку от лица. — О, все не так плохо. Просто чуть-чуть розовое. Дать тебе тональник? Или лед? Сначала лед, потом тональник?

Это волновало меня меньше всего, потому что в этот момент я поняла, что прямо позади нас стоит Эзра. Меня охватило немедленное желание убраться оттуда.

— Все хорошо, все хорошо, — сказала я Грейси. — Спасибо, я просто пойду...

И я смылась в безопасность женской раздевалки. Никаких летающих баскетбольных мячей. Никаких неловких столкновений.

Я осматривала свое лицо в зеркале. Оно действительно немного порозовело вокруг глаза. Я дотронулась до кожи и поморщилась. Только этого мне не хватало. Сувенир из спортзала.

— Ты в порядке?

Я вздрогнула и резко развернулась.

— Боже, ты меня напугал.

Я не заметила в зеркале, как подошел Эзра. Слишком отвлеклась на собственное отражение.

— Извини. Просто... хотел убедиться, что ты в порядке.

— Все хорошо. Тебе нельзя здесь находиться.

— Ты же заходила в мужскую раздевалку, — сказал Эзра. — Если помнишь.

Я помнила. Но не имела никакого понятия, что на это ответить. Так что между нами повисло молчание, хотя Эзра не сдвинулся, чтобы уйти.

— Нам не обязательно говорить об игре, — наконец сказала я. — Фостер сказал, что ты не хотел.

— Я... я не это сказал.

— А что ты сказал?

Эзра не ответил. Он, нахмурившись, смотрел на блестящую розовую спортивную сумку от Victoria’s Secret на скамейке справа от меня.

У меня в груди что-то полыхнуло: раздражение, или разочарование, или и то, и другое. Он явно способен выражать свои мысли. На стоянке после игры он сделал это громко и четко. Так почему он молчит сейчас, почему говорить должна я? Это нечестно.

— Давай просто притворимся, что ничего не было, — коротко сказала я. — Нажмем «сброс» или типа того.

— Сброс?

— Да. Сотрем все с доски. Отмотаем назад. Что угодно.

— На сколько?

— Что?

— На сколько отмотаем назад?

— Не знаю, Эзра, может, достаточно далеко, чтобы при встрече ты мог опять делать вид, будто не знаешь, кто я такая, так тебе станет лучше?

На его лице мелькнуло удивление.

— Я не... это не... — Но он не закончил. Он просто посмотрел на спортивную сумку, а спортивная сумка вызывающе сверкнула на него. — А как же бал выпускников? — наконец произнес он. — Ты все еще...

О да. Целый вечер гробовой тишины с Эзрой — то, что доктор прописал.

— Нет, — сказала я, и возможно, получилось грубо, возможно, я поступила ужасно, но я разозлилась и... была смущена, и не могла вынести мысли о том, что весь вечер будет проникнут этой неловкостью.

Эзра просто кивнул. Без возражений. Он, наверное, испытал облегчение.

Я прошла к своему шкафчику, открыла дверцу, достала спортивную сумку и начала копаться в ней, давая понять, что разговор окончен. Прогоняя Эзру. Он постоял еще мгновение и, возможно, сказал бы что-нибудь, если бы я повернулась к нему. Но я не повернулась, и он не сказал. Он просто ушел.

Я опустилась на ближайшую лавку. Лицо до сих пор болело, но теперь появилась и другая боль — ужасное ощущение того, что я разрушила что-то между нами.

Ненавижу физкультуру. Я накручивала себя весь обед.

— И тогда Дженна сказала «углерод», а я сказал «магний», и мы все… Эй, ты даже не слушаешь. — Кэс смотрел на меня с другой стороны стола, между нами стояли два красных подноса, полных жирной пищи. — Ты в порядке?

— Что?

Он помахал у меня перед лицом куриным наггетсом.

— Ты какая-то рассеянная.

— Я в порядке.

После инцидента, связанного с балом выпускников, мы мало разговаривали. Когда в прошлом между нами возникали разногласия, алгоритм состоял в том, чтобы вести себя так, будто никакого конфликта не было и все хорошо, и тогда все станет хорошо. Обычно это срабатывало, но сегодня было по-другому.