Мама продолжала пересказывать их с папой разговор, но большая часть её слов пролетала мимо моих ушей. Я не могла понять, что она чувствует, действительно ли эта улыбка была искренней или просто первичной и ошибочной реакцией. Возможно, что очень скоро она будет плакать так же, как и двадцать лет назад. А быть может, ей действительно станет легче жить. По крайней мере, без психов и постоянного стресса здоровее будет.

Оказалось, что и с Ваней папа успел побеседовать. Объяснил тринадцатилетнему сыну, что его родители больше не любят друг друга, что у папы есть другая женщина, к которой он, собственно, и уходит. По словам мамы, Ваня спокойно отнесся к этой новости, однако после того, как мама с улыбкой провела папу и закрыла за ним дверь, мой брат заперся в своей спальне и больше от туда не выходил.

– Я очень переживала. Все заглядывала к нему, а он на боку постоянно лежал в обнимку с подушкой. Катюш, ты поговори с ним как-нибудь аккуратно. Узнай, что он думает. Мне то он точно ничего не скажет.

Такая возможность выпала буквально через пару часов, когда Ваня вышел из своей берлоги, где как обычно все шторы были задернуты, а яркий свет включался исключительно во время подготовки к урокам. Мама поспешила скрыться у себя, а мы с братом остались в гостиной. Я заварила ему чай, разогрела оставшееся с ночи пюре и кусочки курицы. В моих глазах некогда энергичный и заводной Ваня выглядел слишком усталым и расстроенным, а за это я винила исключительно нашего папу.

– Как спалось? – спросила я, сев рядом.

– Нормально.

– А мы вчера в «Монополию» играли и в «Мафию». Было весело, особенно, когда я всех убедила, что я – не мафия, хотя поверь, моя жизнь висела на самом волоске.

– Мм.

– И в итоге, я победитель!

– Молодец.

– Тебе понравился салют вчера? Кажется, был лучше прошлогоднего.

– Наверное.

– Мы с женщинами под козырьком стояли, а то пепел сыпался на головы, – глупо хмыкнула я от волнения.

– Тебе мама говорила?

– Мм?

Я в ступоре уставилась на Ваню. Он как будто повзрослел на моих глазах за несколько секунд!

– Про папу говорила тебе?

– Ну… Так, вкратце…

– Он приходил ко мне в комнату, – серьезным тоном сообщил мой брат. Мы давно заметили, что его голос стал ломаться, но сейчас он огрубел настолько, что мне становилось не по себе. Я как будто предчувствовала что-то очень не хорошее. – Рассказал о какой-то женщине. Это правда?

С трудом глотнув, я ненароком издала странный звук. Ваня посмотрел на меня и в этом его взгляде напрочь исчез задорный тринадцатилетний мальчишка.

– Да.

– И давно ты знаешь?

И пальцев руки не хватит, чтобы сосчитать года.

– Давненько.

– Почему не говорила?

– А как ты себе это представляешь? И зачем бы я стала это делать?

– Просто сказала бы мне, что вот так обстоят дела в нашей семье, – пожал он плечами. – Как мама?

– В порядке вроде. А как ты, Вань?

Он снова внимательно взглянул на меня. Я заметила как сине-серые глаза блеснули, и мое сердце больно сжалось. Последний раз я видела Ваню плачущим, когда ему было лет так шесть-семь. Хоть говорил он, как взрослый, а глаза же по-прежнему выдавали в нем ребенка.

– Нормально все, – резко ответил брат.

– Ладно… Нет… Послушай… Мм…

– Почему ты заикаешься?

Потому что совершенно не привыкла говорить с тобой на такие серьезные темы.

– Как ты относишься к папе? – спросила я, наконец. – Ты злишься на него?

Ваня очень долго молчал и, надо сказать, я ощутила странный и какой-то новый, совершенно незнакомый мне прежде страх. Вряд ли я когда-либо задумывалась над возможными причинами неких глобальных конфликтов, что могли бы случится между папой и Ваней. Но в те продолжительные минуты молчания одна причина все же нашлась.

– Не знаю, – ответил, наконец, мой брат, доедая поздний завтрак.

– Послушай, я вот, что сказать хотела. Мм… Всякое бывает, знаешь. Кто-то уходит, кто-то приходит, отношения – такая сложная штука… Мы с тобой их дети, Вань. Как родители не могут любить нас по-разному, так и мы их. Ты так не думаешь?

– Думаю.

– Он все равно наш папа. Неважно, где и с кем он будет жить – он наш папа. И многое сделал для нас, за что мы до конца наших дней будем ему благодарны. Просто… – я вздохнула, – у каждого есть свои скелеты в шкафу.

– Это настоящий скелетище, Кать!

– Не маленький, да, – с грустью хмыкнула я, припоминая, сколько лет уже все это тянется. – Ну, вот так, как-то.

Я очень надеялась, что эта бесконечная карусель, наконец, остановилась, и папа действительно с нее сошел. Однако, ровно через три дня, он решил вновь прокатиться, чем абсолютно не удивил смирившуюся давно со всем этим бредом маму, разозлил меня, а Ваню же… Мой брат с тех пор перестал бояться папу.

* * *

До дня рождения Вани оставалось несколько дней. Мы с Димой купили ему в подарок коллекционное издание «Гарри Поттера» в красивых обложках, с красивейшими иллюстрациями, и я была уверена, что мой брат прочитает все эти книги от корки до корки уже хотя бы потому, что в них есть картинки. С самых новогодних каникул (а точнее, с того третьего января, когда папа вернулся домой) мы все жили на даче, в двухэтажном доме, где места хватало каждому, а утром самые смелые из наших котов могли выбежать на короткую прогулку в тридцатиградусный мороз и пулей забежать обратно.

Дима не мог дождаться, когда мы уже уедем обратно в Тюмень.

– Еще несколько дней и поедем, – сдержанно отвечала я, хотя, внутри меня разворачивалась самая настоящая буря негодования. – Мы же договорились с тобой.

– Я уже устал сидеть в этом городе, – холодно бросил он в ответ, продолжая недовольно таращиться в экран своего ноутбука.

Мы были наверху, в своей спальне, что соседствовала с родительской, и, как обычно, выясняли отношения по всяким пустякам. Умом я понимала, что большинство наших перепалок основывались на глупостях, которые я, как мудрая женщина, могла бы просто деликатно замять и вообще не придавать им значения, но черт возьми, я просто не могла позволить Диме почувствовать над собой власть. По сути, её и не было, по крайней мере, я отчетливо понимала, что где-то на эмоциональном и духовном уровне мое «я» находилось намного выше его собственного. Здесь смешивалось все: от непомерной гордости до врожденного эгоизма. Я была слишком самоуверенна, самостоятельна и придирчива, а это Диму выводило больше всего.

– Родители куда уехали? – спросил он меня, наконец, захлопнув крышку ноутбука. – Скоро приедут?

– К хироманту какому-то, который в Лангепасе живет, – ответила я, закатив глаза. Никогда не понимала эти глупые попытки узнать свою судьбу у всяких гадалок и экстрасенсов. – Думаю, к семи приедут. По крайней мере, я очень надеюсь, потому что у Вани два урока английского и они могли бы его захватить с собой по пути. Мне как-то не очень хочется в город выбираться. К тому же, метель на улице…

– Так, значит, мы одни? – перебил меня Дима, поднявшись на ноги. С глупым выражением лица, которое по его мнению должно сию минуту зародить во мне дикое желание, он подошел ко мне и опустил свою ладонь на мою ягодицу. – Может, пошалим?

Все во мне моментально покрылось коркой льда, и моя рука, точно жила сама по себе, скинула с себя ладонь Димы.

– Мне нужно ужин приготовить, – поспешила ответить я мягким голосом. – Мамы ведь нет сейчас.

Дима взглянул на свои часы, а потом снова поднял на меня глаза:

– Так мы быстренько. Только чух – и все.

Только вот быстро это никогда не получалось. Мне все чаще казалось, что в свое время, когда мальчики превращались в парней и с интересом познавали все, что связанно с сексом, Дима настолько пересмотрел порнофильмов, что теперь уверено полагал, будто в реальной жизни этим бессмысленным делом занимаются так же долго, как на экране. Будучи когда-то совершенно неопытной девушкой в этом плане, я соглашалась на все, что предлагал Дима. Что-то просто нравилось, что-то не приносило особого удовольствия, но было терпимо, а от некоторых вещей просто выворачивало наизнанку. Когда я говорила, что не хочу делать чего-то конкретного, Дима напрочь отказывался понимать меня и продолжал тихонько подталкивать к определенным действиям. Когда мне вконец осточертело с кислой улыбкой говорить сдержанное «нет», я психанула так, что в итоге мы не разговаривали друг с другом несколько дней. В такие моменты я выпускала всех своих доберманов и совершенно не думала, что говорю, потому что все мое сознание находилось под властью адского гнева. И сейчас, когда он с присущей себе глупой игривостью начал приставать ко мне, я мысленно тушила в себе расползающийся огонь.

– Давай, я приготовлю кушать и тогда, если останется время…

– Кать, ты сейчас спустишься и все, сюда больше не поднимешься, как и всегда! Я займу у тебя пять минут, не больше!

– Я знаю твои пять минут, Дим, – вякнула я и подошла к двери. – Постараюсь быстрее.

Спускаясь по лестнице, я услышала, как что-то упало в спальне. Должно быть, очередной выброс негативных эмоций, как и всегда. Нарезая кусочки курицы для подливки, мною овладевали тяжелые мысли. С человеком, которого я совершенно не хотела в постели, с которым я совершенно не получала физического удовольствия, мне нужно было делать детей. Секс был для меня работой, особенно это стало ощутимым, когда я получила статус жены, а она непременно должна была выполнять свои супружеские обязанности. А теперь еще и ребенок… Делать его, все равно что мешки с картошкой носить на спине в сорокоградусную жару и в жутко неудобной обуви, что натирает страшные мозоли…

– Ну, что? – спросил Дима за спиной, напугав меня до чертиков. – Ты все?

– Я только мясо резать начала, – огрызнулась я, – еще и десяти минут не прошло! Ты хочешь кушать? В холодильнике есть йогурты, пирожные, колбаска свежая… Сделай бутерброды.

– Я тебя хочу, а не твои бутерброды!