Черные волосы, как и у него. Большие карие глаза. Как и у него. Густая копна темных волос завивались на ее красивой голове.


Потрясающая. Прекрасная. Свет моей жизни. Она сидит на полу, играя с единственной игрушкой, которая у нее есть, маленькая кукла, которую она сосёт большую часть времени. Соседи Бетти и Энди присматривают за ней, пока я на работе, и приводят ее маме, прежде чем я прихожу с работы.


– Привет, принцесса, – я улыбаюсь, единственная настоящая улыбка, которую я дарю ей.


Она смотрит на меня и, даже по сей день, она перехватывает мое дыхание. Она точная его копия. Красота нашей дочери, которую он никогда не узнает. Она родилась и остается прекрасной. Ей практически двенадцать месяцев, что означает, что уже прошло практически два года с тех пор, как я ушла от него.


Но я ушла с чем-то, о чем он никогда не узнает.


И она идеальна.


Она одна из самых счастливых, энергичных младенцев, которых я когда-либо встречала. Она всегда улыбалась для меня самой большой улыбкой или маме. От этого мне больно, что мы– это всё, что у нее есть. Я была девушкой, которая всегда верила, что каждый отец должен знать своего ребенка.


Я проповедовала это, я говорила это каждому, кто бросил своего ребенка. Я не имела ни малейшего понятия о сильной любви к ребенку, и на что ты готов пойти, чтобы защитить его.

Я бы умерла за Пенни. Я умру за неё. – Привет, милая, – моя мама улыбается, но улыбка не достигает ее глаз, – как работа?


Я поднимаю Пенни, иду к маме и целую ее в щеку.


– Хорошо.


Она хмурится.


– Мне не нравится это, совсем. Я бы хотела сделать что-нибудь. Ты выглядишь уставшей и…


Я протягиваю и прикладываю руку к ее щеке.


– Мам, все нормально.


– Почему бы тебе не позвонить отцу и..


– Нет, – я говорю резко, – мы сделали выбор переехать сюда и начать все заново, вот что мы делаем. Все наладится, мам. Это займёт время.


Она уставилась на меня. – У нас было время…


– Мама…


– Катя, пожалуйста. Если бы мы вернулись, он бы мог нам помочь…, – шепчет она.


Я поворачиваюсь к ней, удерживая фальшивую улыбку на лице.


– Мама, я сказала, что все хорошо.


– Пенни заслуживает…


– Нет, – я предупреждаю, – не смей мне говорить, что она заслуживает лучшего, что она заслуживает его. Никто не заслуживает проклятого монстра, мама.


Ее глаза становятся печальными.


– Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. Это несправедливо. Я сижу в этом кресле, а ты так много работаешь.


– Мам, я справляюсь. Все будет хорошо.


Я провела пальцами по щеке Пенни и она посмотрела на меня, улыбаясь. У нее было только два зуба, но это два чертовски милых зуба. Она так сильно похожа на него. Интересно, является ли это в некотором роде проклятием для тех, кто оставил бывшую с ребенком? Они никогда не увидят это так, как это видим мы. Словно у нас есть постоянное напоминание.


– Как она себя сегодня вела? – я спрашиваю, меняя тему.


– Энди сказала, что она была шумной. Она спит?


Я качаю головой, покачивая Пенни на своём бедре,


– Нет, я думаю, что она приболела.


– У нее насморк.


Я захожу в крошечную кухню. Она недостаточно большая, чтобы свободно передвигаться в ней, но я как-то умудряюсь готовить в ней. Я открываю небольшой холодильник и достаю сэндвич с арахисовым маслом, который я сделала сегодня утром. Откусила. Пенни тянется к нему: «Нет, малышка, у тебя может быть аллергия». Я опустила ее и сделала для нее то, что ей можно. После этого я иду в свою комнату и сбрасываю свои туфли.


На кровати лежит связка писем. Я тянусь вниз, листая их. Натыкаюсь на кучу счетов и моя грудь сжалась. Пока я открываю их, делаю пометку в голове. Три недели до зарплаты как минимум.


Что будет, если у нас не будет денег на жизнь. Мы опаздываем с выплатами, и прямо сейчас у меня нет представления, как я собираюсь исправить это. Как я, имея все, пришла ни к чему?


Конечно, я трудилась на своей старой работе, чтобы выжить, но это? Я думала, что это будет легче. Когда мы переехали в другой город, я полагала, что смогу просто устроиться на работу и все будет хорошо. Затем я узнала, что беременна. Здесь также нет работы в моей сфере, так как мы больше не живём в большом городе, поэтому работа с моей профессией редко встречается. Все сбережения ушли на оплату счетов и долгов, а также на уход за моей мамой, чтобы я могла работать.


Вскоре из-за отчаяния я оказалась официанткой. Я слишком гордая, чтобы вернутся к нему. Ничто не может заставить меня вернутся туда назад. Я отказалась от всего. Получше узнать моего отца. Моих братьев. Вообще от всего. Я просто ушла. Кэнди и Дасти единственные люди, которые знают, где я нахожусь, и они поклялись никому не говорить.


Они не сказали.


Он никогда не появится.


Каждый раз, когда я думаю о нем, что-то резко сжимается в моем сердце. Я справилась с болью. В течение нескольких месяцев я была словно оцепеневшей. Бесчувственной. Сломленной. Я плакала, перестала есть, я страдала, и это заняло время, пока я взяла себя в руки. Даже сейчас внутри меня пустота. Словно меня здесь нет. Интересно, что будет, если я когда-нибудь вернусь.


Пенни появляется в дверном проёме, улыбаясь мне.


– Хэй, малышка, – я мягко позвала ее.


Она забирается на край моей кровати. Она не очень хорошо ходит, но отлично взбирается. Я наклоняюсь и целую ее в голову. Нам было трудно, но она по-настоящему счастливый ребенок. В ней нет ничего другого, кроме как света и красоты. Если бы не она, я не уверена, как бы я справилась.


– Катя? – моя мама зовёт.


– Да?


– Ох, милая, к тебе пришли.


Гость? Кто будет посещать меня? У меня нет друзей. Я поднимаю Пенни на руки и иду по коридору. Когда я ступаю в гостиную, ахаю. Боль пронзает мое сердце, когда я смотрю на своего лучшего друга. Дасти стоит рядом с мамой, его лицо искажено эмоциями, которые я действительно не могу прочитать. Слёзы полились из глаз, и я сказала скрипучим голосом:


– Дасти…


– Боже, Катя.


Я опускаю Пенни и бросаюсь к нему. Мои руки обвиваются вокруг его тела. Он обнимает меня крепко, сжимая до боли, но мне плевать. Боже, я скучала по нему. Так сильно.


– Что… что это?


Я отстраняюсь, вытирая слезы. Дасти не изменился, ни капельки. Он выглядит таким же великолепным, как и в тот день, когда я уехала. Он одет в серый свитер и темные джинсы. Его волосы растрепаны. Он водит кончиком пальца по моей щеке, и я с трудом сдерживаю ещё один срыв, который грозиться вырваться наружу.


– Я здесь живу.


Он качает головой.


– Нет. Ты… нет…


Дасти знал, где я была, но он не знал об условиях моей жизни. Никто не знал. Мне не нужна жалость. Люди живут гораздо хуже. У некоторых даже нет дома. Я едва ли могу жаловаться; у меня есть крыша над головой. У меня было достаточно сбережений, чтобы пройти через это, но после рождения Пенни все стало сложнее. Я делаю все, что в моих силах, хоть и с трудом, но я делаю это.


– Все хорошо, – шепчу я.


Его глаза метнулись на Пенни.


– О боже...она…


Дасти знает о Пенни, но из-за его работы, он не имел ещё возможности увидеть ее. У него не так много свободного времени, поэтому я удивлена, что он сейчас здесь. Не то, чтобы я была против. Я так отчаянно в нем нуждалась.


– Его копия, – заканчиваю я.


Он кивает, поворачиваясь ко мне. Он пристально осматривает мою маму и затем говорит:


– Могу я поговорить с Катей?


– Конечно, – говорит мама, оборачиваясь к Пенни.


Я выхожу из квартиры и поворачиваюсь к Дасти.


– Я не знала, что ты собирался приехать.


– Ты лгала мне, Катя.


– Я не лгала, Дасти. Я просто не сказала тебе об этом.


– Ты говорила, что ты в порядке, – он плачет.


– Я в порядке, – шепчу я, тянусь и беру его за руку.


Его печальное лицо заставляет мое сердце сжаться. Именно поэтому я не говорила ему.


– Насколько все плохо?– спрашивает он.


– Все хорошо.


– Черт подери, я твой лучший друг, а теперь скажи мне, насколько все плохо?


Я вздрагиваю.


Он протягивает руку и поглаживает пальцами вниз по щеке.


– Пожалуйста, дорогая.


– Все плохо, – я шепчу, опустив глаза в пол, – у нас нет денег... я едва могу прокормить нас.


– Боже, – бормочет он.


– У меня нет другого выбора.


– Да, у тебя есть. Ты не должна это делать.


Я резко поднимаю голову и смотрю на него.


– Что ещё я могу сделать?


– У тебя есть мы, у тебя есть твой отец.


Мое сердце болит, когда незнакомое ощущение проходит через мое тело.


Мой отец. Человек, которого я бросила, не узнав. У меня нет выбора. Я знаю это.


– Я не могу туда вернуться. Ты знаешь, что я не могу, – мой голос дрожит, когда я говорю это.


– Ты можешь.


– Нет, если я вернусь, мне придется столкнуться…