— Поверить не могу, что ты впервые мне это рассказываешь, — выдохнул Сэм.

— Прости, сын, но мне до сих пор трудно говорить о маме. И у тебя впереди долгая, трудная, ужасная дорога. Есть много путей, которые можно выбрать, но все они одинаково плохи, и каждый из них потребует от тебя умения отпустить и забыть.

— Нет, не все, — возразил Сэм.

Отец Сэма молча покачал головой, а потом добавил:

— Не многое удается сохранить, но ты всегда будешь помнить то, чему она тебя научила. Вот примерно и все.

Уже на следующее утро отец Сэма улетел домой, не потому что думал: сын справится и без него, а потому что его присутствие никак не облегчало состояния Сэма, и он надеялся, его отсутствие поможет. Не помогло. Днем Сэм отнес суп Пенни и оставил у нее в морозилке.

— Со временем становится не так тяжело, — пообещала ему она. — Сейчас ты мне не поверишь и не захочешь, чтобы становилось лучше, но так оно и произойдет, и ничего в этом нет страшного. Позже ты будешь готов это принять.

— Вам-то легко говорить, — жестоко отрезал Сэм.

Пенни изумленно посмотрела на него, но продолжила, не подав виду:

— Я прожила с мужем шестьдесят один год. Попробуй-ка остаться один, когда провел вместе столько лет.

Шестьдесят один год. Сэм продал бы душу хотя бы за одну неделю из этого срока.

— Почему ты сказал, что мне-то легко говорить? — не унималась Пенни.

«Потому что ваш муж никогда вас не любил. Вы прожили совсем не ту жизнь, что вам представляется. И потеря такого, как он, не может считаться настоящей потерей. Потому что он был уже старым, а старики умирают. У вас было целых шестьдесят лет, а я отдал бы душу за одну неделю из них» — так подумал Сэм, но не решился произнести вслух. Если он причинит боль восьмидесятишестилетней старушке, вряд ли ему станет настолько лучше, чтобы оправдать подобный поступок.

— Надеюсь, суп вам понравится, — ответил Сэм. — Если бы существовал бог супа, то им оказался бы мой отец.

Дэш предложил остаться, но Сэм отправил его домой, умоляя позволить ему пару дней побыть одному. Однако кто-то должен был открывать салон для посетителей каждое утро, находиться там весь день, разъяснять все новым клиентам, проводить вводный инструктаж, держать их за руку и наливать им чаю. Настраивать проекции, стирать их, успокаивать и утешать. В первый день, когда Сэм открыл салон после перерыва, Кайли Шеперд, продержавшаяся целых пять бесед, взяла и выпалила Тиму — своему парню — все о его смерти. О том, как они пошли на открытый рок-концерт. Как посреди ясного неба сверкнула молния и поразила его. Какой одинокой и потерянной она чувствовала себя без него. Закончив разговор, она подошла к Сэму, понуро склонив голову:

— Простите, кажется, ему нужно стереть память.

— Похоже, вы установили рекорд, — мягко подбодрил ее Сэм. — Пять раз — это очень много.

— Я помню, вы объясняли, почему так важно не рассказывать. Но вы не представляете, как трудно удержаться!

— Представляю, — ответил Сэм. — Еще как представляю!

— С одной стороны, стало хуже оттого, что я рассказала, — призналась она. — А с другой — отлегло от сердца.

Они долго простояли обнявшись, а потом Сэм стер память Тима.

— До завтра, — попрощалась Кайли, помахав ему рукой и чуть улыбнувшись.

Они оба плакали.

В восемь вечера Сэм запер двери салона и пошел домой. Он решил, что готов снова попробовать.

— Сэм! — обрадовалась она ему и немного удивилась: — Ты ведь никогда мне не звонишь!

— Правильно, ведь мы живем вместе и работаем вместе, — еле слышно ответил Сэм.

— И спим вместе, — захихикала Мередит. — Совсем голые и прижавшись друг к другу. Так что произошло?

— Ничего особенного. Как у тебя дела?

— Хорошо, у меня ничего нового. Ты точно в порядке?

— Да, — неубедительно ответил Сэм.

— А если серьезно? — Она не купилась и теперь пристально вглядывалась в него. — Что случилось?

На этот вопрос существовал лишь один ответ.

— Ты умерла, детка, — тихо произнес он. — На прошлой неделе. Я не звоню тебе по-настоящему. Это «Почта для мертвых».

Черт побери!

— Черт побери! Сэм!

Только в случае Мередит и еще Дэша, Сэма и его отца электронная память содержала информацию о сервисе «Покойная почта». Соответственно, Мередит знала, о чем он говорит. Вот почему он решился. И еще потому, что не в силах был удержаться. И еще потому, что больше нечего было сказать. И еще потому, что так жутко выглядеть и разговаривать таким убитым голосом Сэм мог лишь по одной причине.

— Как это произошло? — выдохнула она.

— Помнишь, ты обещала бабушке пойти на рынок и купить ей оливкового масла и еще кое-чего? — Конечно, она помнила, ведь разговор об этом тоже происходил онлайн. — Один престарелый маразматик не справился с управлением и врезался в Рейчел.

— Рейчел?

— Свинью Рейчел.

— И что?

— И она придавила тебя.

— Прости, любимый, я не понимаю, — озадаченно произнесла Мередит.

— Нет, конечно не понимаешь.

— Черт побери! — повторила Мередит. — Подожди-ка, я все-таки пошла за маслом? Но зачем?

— У тебя случился приступ…

— Безумия?

— Ностальгии. Она ведь попросила тебя. Ты решила сделать это в ее память. Ты думала, существует мизерный шанс, что она приедет. Ты дала обещание.

— Хочешь сказать, меня убило потакание собственной слабости и легкое помешательство?

— В числе прочих вещей, — согласился Сэм. — Многих других вещей. Еще родители собирались приехать, помнишь? Ты и для них хотела купить еды.

— Ах, точно. Как мама с папой?

— Так себе.

— Могу представить.

— Знаю, что можешь, — прошептал Сэм.

— Сэм, черт, мне так жаль! Прости меня!

— Мерд, это мне жаль! Я… — Ему не удавалось подобрать слова, которые все выразили бы. — Прости меня!

— За что?

— За многое. За все. За «Покойную почту». Вообще за все.

— Слава богу, что есть «Покойная почта». — Мередит движением руки указала на рамочку вокруг себя в окошке чата на экране его компьютера. — А ты как?

— Так себе.

— Могу представить, — снова сказала Мередит и была права. Она действительно могла.

— Хуже некуда. Правда, теперь, когда я говорю с тобой, немного лучше. — Он робко посмотрел на нее, чувствуя нечто отдаленно напоминающее облегчение. Казалось, пик боли схлынул. — Я так рад слышать твой голос, видеть тебя… Ты не представляешь!

Она приложила пальцы к губам, затем к сердцу и потом к камере. Сэм повторил ее движение.

— Мне так тебя не хватает! — проговорил он сквозь слезы.

— Сочувствую, — жалела его Мередит, но сама она по нему не скучала. Такой тоски в ее электронной памяти не было. Программа знала, что Мередит чувствовала бы то же самое, потеряй она Сэма, но само ощущение было ей незнакомо.

Они долго сидели молча — Мередит, бесконечно терпеливая, и Сэм, неспособный выдавить из себя ни слова. Вообще неспособный что-либо сделать.

— Знаешь, я, наверное, пойду, — решил закончить разговор Сэм. — Тебе нужно переварить новости, а мне пойти извиниться перед Пенни, пока она не легла спать.

— Ой, ты что, обидел ее?

— Сложно объяснить. — А точнее, невозможно, ведь в электронной памяти Мередит хранились лишь упоминания о Пенни из разговоров с бабушкой. Они с Сэмом никогда не переписывались на тему измен Альберта, слабоумия Пенни и их заботы о ней. Зачем им было это делать, когда все можно было обсудить в личной беседе? — Я позвоню тебе попозже. Может, сегодня, — сказал Сэм и добавил: — Я люблю тебя, ты ведь знаешь.

— Да, знаю. Я тебя тоже люблю, — отозвалась она эхом. — Сэм, мне жаль, что ты остался совсем один.

— Ничего.

— Правда? — Неправда, дела хуже некуда.

Дела хуже некуда

На следующий день Сэм пошел извиняться перед Пенни, но ее не стало. Вместо нее он обнаружил ту Пенни, которую когда-то обнаружила Мередит и позвонила ему, чтобы он немедленно спустился ей на помощь. Хорошая новость заключалась в том, что Пенни не помнила его ужасных слов, сказанных накануне. Плохая — в том, что Пенни даже не помнила, кто он такой. По какой-то причине она знала, что он живет в квартире Ливви, и постоянно спрашивала его, когда та вернется из Флориды. Раз за разом, так ласково, как только мог, Сэм объяснял ей, что Ливви больше нет. Позже тем же днем Пенни вдруг выпалила имя Мередит, и лицо старушки просияло — она наконец-то сориентировалась в месте и времени. У Сэма не хватило духу сообщить ей, что и Мередит тоже больше нет. Произнести эти слова вслух было выше его сил, поэтому он молча отправился на кухню размораживать папин суп. Не включая свет, они вместе поели супа, потом Сэм извинился перед ничего не понимающей Пенни и уложил ее спать.

Что еще ему оставалось? Работа. Одна лишь работа. До скончания века — таков был его план. Во-первых, она отвлекала. Во-вторых, помогала убить время. Хотя основной мотивацией послужило иное: теперь, когда «Покойная почта» разрушила его жизнь, Сэм собирался усовершенствовать сервис, искоренить мельчайшие проблемы и перевести его из разряда «Это просто чудо какое-то!» в разряд «Ничем не отличается от настоящего». Кроме того, Сэм был в трауре, ставшем его штрафной площадкой, где он и собирался провести остаток жизни. А площадка эта располагалась этажом ниже его квартиры. Клиенты Сэма лучше остальных понимали, что он не желает мириться с происшедшим, принимать его, двигаться дальше, залечивать раны, достигать душевного баланса, получать прощение и с надеждой смотреть в будущее. Он желал раствориться в абсолютной скорби, и до исполнения этой мечты было не так уж далеко.