Или против?

Голова шла кругом.

Но спрашивать что-либо у Зареченского она сегодня больше не будет. Не в состоянии.

– Тебя проводят в спальню.

– Спасибо.

– Это Ирина Васильевна, наша домработница.

Из большой, светлой комнаты вышла миниатюрная женщина лет пятидесяти, в серых брюках и таком же летнем пиджаке. Насте почему-то сразу же подумалось, что это униформа. Позже она поймет, что оказалась права.

– Анастасия Сергеевна, рада вашему возвращению. И тому, что с вами и малышом всё в порядке.

– Спасибо большое, Ирина Васильевна.

Настя сердечно улыбнулась в ответ.

Зато реакция домработницы была странной. Женщина застыла, стушевалась и перевела взгляд на Михаила. Тот же, зараза, усмехнулся и демонстративно медленно скрестил руки на груди, отчего мышцы на плечах заиграли, невольно приковав взгляд Насти к ним.

– Ты можешь по всем вопросам обращаться к ней. Думаю, в ближайшие дни помощь Ирины Васильевны будет неоценима.

Так и оказалось.

Настя чувствовала себя потерянным котенком в этом чужом и абсолютно холодном особняке. В тот первый день, когда Зареченский привез её, домработница стала её гидом. Провела по дому, показывая, где и что.

– Это ваша спальня.

Большая, едва не ляпнула Настя, но вовремя прикусила язычок. Ей и так постоянно казалось, что Ирина Васильевна сдерживается, чтобы не задать какой-то вопрос. Смотрит на неё из-под опущенных ресниц. Настя держалась до последнего. Умом она понимала, что сейчас для знакомых представляет собой забавную зверюшку, все её рассматривают. А как же – интересно. И от этого интереса хотелось выть.

Спальня оказалась общей, что немало расстроило Настю. Огромная кровать стояла посредине комнаты. Не огромная, гигантская. Явно не двуспальная. Настоящий траходром. От странного слова, всплывшего в памяти, девушка хмыкнула. Наверняка Зареченский скривит свои четко очерченные губы, услышав от неё подобную ремарку. Аристократ чертов.

Не менее огромной была и гардеробная. Увидев количество мужской и женской одежды, а так же обуви, Настя поморщилась. У Зареченского костюмы да рубашки с брюками, а у неё… Мама дорогая, куда ей столько одежды?

Ответ пришёл сам – носить.

Предстоящей ночи Настя ждала с нарастающей тревогой. И как себя поведет Михаил? Потребует от неё исполнения супружеского долга? С него станет. Настя хорошо помнила его возбуждение в машине. Если бы она позволила, он бы пошёл дальше.

Хуже всего то, что, находясь дома, Настя начала анализировать те ощущения, что испытала в больнице при виде Михаила и ту информацию, от которой становилось тоскливо.

Да, Михаил произвел на неё неоднозначное впечатление. А почему? Пришел пьяным, раз. И взгляд, полный ненависти, или, вероятнее всего, неприязни, граничащей с обидой – два. Ввиду того, что Настя узнала о себе, она его могла понять. Вот честно. Если она такая дрянь расчетливая, то, что можно ожидать от мужика?

Тут впору было смеяться сквозь слезы. Потому что как раз расчетливой дрянью Настя себя не чувствовала. Ладно, с этим она разберется потом. Её больше заботило поведение Михаила.

Красивый ведь мужчина…

Почему она вышла за него по расчету, а не по любви? Неужели он не смог её покорить?

Странно. Очень странно.

При воспоминании о поцелуе грудь наливалась тяжестью, а внизу живота появлялось странное томление, что вразрез шло с её мыслями. Получается, её тело, в отличие от неё, прекрасно помнило их сексуальную жизнь и требовало продолжения.

А что она сама?..

Насте повезло – Михаил не пришёл спать в супружескую кровать. Как выяснилось к обеду, уснул в кабинете. Утром лишь зашел, переоделся, даже не обмолвился с ней и парой слов. Она и рада стараться, притворилась, что спит.

Последующие дни не внесли ясности в сумбур, что основательно укоренился у неё в голове.

Настя поговорила с родственниками. Разговор оставил на душе гадкое ощущение. Мало того, что их фактически не интересовала её амнезия. Они даже о ней не спросили, толком ничего ей о ней же не рассказали. Их больше волновал вопрос: сможет ли она им одолжить денег.

– У меня нет денег.

Настя сидела в кресле, прикрыв глаза, а по щеке текла одинокая слеза.

– А карточки? Карточки-то, Настенька… Глянь, а?..

– Я не помню пин-кода.

На этом разговор она оборвала.

Что дальше?

С подругами, которые у неё наверняка имелись, так же она пока воздержалась от встречи. Мало ли что ей те наговорят. Не стоит.

Оставался Михаил.

Но как к нему подойти?

Возвращался он поздно. Когда Настя поняла, что пересечься с ним вечером нереально, то стала спускаться к завтраку, который ограничивался дежурными фразами, от которых хотелось выть. Ну, или запустить в Зареченского чашкой, чтобы он перестал делать вид, что она у него в гостях.

Неужели его снова не интересует собственная жена? Тогда какого хрена он на неё набросился в машине?

Ладно. Холодные отношения она допускала. А ребенок? Что с его ребенком?

Так Настя промаялась четыре дня. Извелась вся и решила действовать. Сколько можно и дальше пребывать в неведении?

Она уже знала, что по возвращению поздно вечером Михаил идет на кухню ужинать. Ирина Васильевна ему всегда оставляла ужин в баранчике, оставалось только разогреть в микроволновке.

Что ж, сегодня мужа будет ожидать сюрприз.

Настя не прогадала. Она удобно устроилась в кресле гостиной, укрылась пледом и принялась ждать.

Михаил появился в начале двенадцатого. Выглядел уставшим. Сразу же бросились в глаза глубокие морщины на лице. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты, галстук в руке, что держала сумку с документами, пиджак перекинут через плечо.

На мгновение Насте его стало жалко. Получается, он много работает, а те, кто много и упорно трудился, вызывали у неё уважение.

Увидев дожидающуюся Настю, Михаил нахмурился.

– Ты чего не спишь?

– Тебя жду.

Юлить не было смысла. Настя, откинув плед, поднялась с кресла и тотчас поймала на себе темнеющий взгляд Зареченского. Девушка знала, что выглядит по-домашнему. Ей пришлось перебрать едва ли не весь гардероб, чтобы найти вещи, которые устраивали её сегодняшнюю. На данный момент на ней были светлые домашние штаны, резинка которых находилась под животом, и блузка-разлетайка, аккуратно прикрывающая животик. С этими вещами всё было бы превосходно, если бы не одно «но» – и брючки, и блузка просвечивали, сквозь ткань отлично демонстрировалось нижнее белье. А с нижним бельем у неё возникла куда более существенная проблема. Ни лифчика, ни трусиков хлопковых и в помине не наблюдалось. Одно кружево, будь оно не ладно. И если шелковые топы ей даже понравились, то трусики – категорически нет. Как их носить? Вопрос, естественно, относился к числу риторических.

– Зачем?

Насте показалось или в голосе мужа появилась хрипотца?

– Поговорить надо. Пойдем, я тебя покормлю.

Настя уже повернулась по направлению к кухне, иначе бы увидела, как вскинулись в изумлении кверху мужские брови.

Михаил хмыкнул, подошёл к тому креслу, на котором ранее сидела Настя, и кинул в него портфель с пиджаком и галстуком. Раз жена приглашала ужинать, да ещё и самолично собиралась его кормить, надо следовать за ней.

Настя тем временем уже открывала крышку баранчика, перекладывая мясо с рисом в другую тарелку. Рядом стояли салаты. Хлеб был нарезан.

Михаил, никак не комментируя её действия, прошёл и сел за стол.

Завтракали они в большой столовой, на кухне же вдвоем находились впервые. Несмотря на то, что сама комната была внушительных размеров, квадратов двадцать пять, не меньше, Настя испытывала легкий дискомфорт. Она старалась держаться, но молчание мужа давило тяжестью на плечи. Он объявил ей бойкот? Такая форма психологического давления? Зря распыляется, сейчас она как никогда беззащитна.

Да и что может сделать девушка, лишенная памяти, прошлого… себя?

– Тебе заварить чай или сварить кофе? Извини, сколько не наблюдала за тобой, не могу определиться, что ты предпочитаешь.

Михаил ответил не сразу. Прищурившись, он с полминуты смотрел на неё, отчего она занервничала ещё сильнее.

Она что-то не то сказала? Недоброе предчувствие колыхнулось в душе девушки.

– Я люблю и кофе, и чай. Пью по обстоятельствам. Сейчас хочу чай.

– Так, – Настя медленно кивнула. – Значит, сейчас чай. Зеленый и две ложки сахара? Правильно?

– Правильно.

– Сейчас.

Настя быстро заварила чай и уже поставила чашечку, когда услышала за спиной неясный шум. Обернуться она не успела, сильное мужское тело прижалось со спины. Она успела лишь среагировать – руками упереться в столешницу, чтобы животом не врезаться в нижние шкафчики.

– Что ты творишь? – зло прошипела, чувствуя, как мужские руки властно ложатся ей на талию.

– Хочу приласкать жену. Нельзя?

– Нет, – вдох-выдох, вдох-выдох. – Сначала ужин.

Господи, неужели она это сказала – про сначала? А если он зацепится за это слово?! Не если, а точно зацепится… И что тогда? Да и сейчас, как его от себя отталкивать?

Настя снова столкнулась с ужасающим феноменом памяти тела. Стоило Зареченскому скользнуть по её бедрам, ощутимо сжать их, как внутри живота что-то прострельнуло.

– Если не желаешь продолжения того, что мы начали в машине, не провоцируй меня, – яростно прошептал Зареченский ей на ухо, и от его голоса мурашки побежали по спине Насти.

– Я не провоцирую, – сжимая челюсти, выдохнула девушка.

– А белье моё любимое на хера на себя тогда нацепила?

И в подтверждении своих слов Михаил толкнулся ей в бедра, давая снова почувствовать своё возбуждение.

Какой же он быстрый… У Анастасии перехватило дыхание.

– Откуда мне было знать, что именно ЭТО твоё любимое?

Она старалась сдерживаться и твердила себе: он твой муж… он муж… И сразу же в душе назревал яростный протест. Пока он не вызывал никаких теплых чувств и не сделал ничего, чтобы вызвать у неё даже улыбку!