Марина Кистяева - До тебя…

– А я могла?..

Теперь в её словах слышалось недоумение с примесью злости.

– Будем думать, что нет.

Настя нервно кивнула.

– Да, будем думать… Н-да, хоть с тобой вообще не общайся, Миша.

– Это ещё почему? – в его голосе прорезалось удивление, он даже обернулся и послал жене недовольный взгляд.

– Ты постоянно мне говоришь обо мне же гадости. Вот есть я, – Настя ткнула себе в грудь рукой, – вроде бы осознанный человек, способный анализировать и делать выводы, что нравится и что нет. И есть ты. Мой муж, по сути единственный близкий мне человек. Миша, не смотри на меня так, я помню про развод и про то, что я за тебя вышла замуж по расчету. Тетку, которой я отправляла ежемесячное содержание, я в расчет не беру, хотя, наверное, и надо. Сейчас я опираюсь на ту информацию, что ты даешь мне. И она ужасна. Честно, Миша. Я уже не хочу что-либо новое узнавать о себе прошлой.

Электрический чайник щелкнул, и мужчина, сыпанув чай в маленький белый заварник, щедро плеснул в него воды. После чего направился к бару, откуда достал початую бутылку. Стакан нашелся там же.

– Я тебе больше скажу, Настёна…извини, Настя, я нахожусь не в менее раздраенных чувствах, чем ты.

– Почему?

Девушка склонила голову набок, и её белокурые волосы плавно потекли по плечам. Она не подозревала, насколько сексуально и очаровательно выглядит.

Такая же ранимая, как и на пруду, несколькими часами ранее. И абсолютно другая, с чуть растрепанными волосами, абсолютно без косметики, с милыми, заспанными глазами, смотрящими на него одновременно с любопытством и затаенной печалью. Про позу и белье говорить не стоило – сладкая ложбинка в вырезе халата манила похлеще любого откровенного боди.

– Мы с тобой перекликаемся, сначала я почемучкаю, затем ты.

– Диалог у нас с тобой такой получается, – она грустно улыбнулась.

– Итак, возвращаясь к тому, кто что говорит, и как мы на это реагируем. Меня, с тех пор, как ты пришла в себя в больнице, тоже поджидают сюрпризы. И большие.

Теперь тонкие брови Насти сошлись на переносице.

Михаил подумал, потом всё же опрокинул алкоголь в себя и слегка поморщился. Закусывать бы надо, но кусок не лез в горло.

Стоит отдать должное Насти – она никак не прокомментировала его выпивку.

Молча ждала продолжение его речи.

– Ты другая. Абсолютно. У меня даже возникала крамольная мысль, что тебя подменили. Если бы ты не была беременной, и если бы я не видел у тебя некоторых шрамов после ветрянки на лице, я бы так и решил. Мало ли… Время беспокойное, врагов у меня хватает, хотя в последнее время всё стихло, и я даже обхожусь без охраны. Но ты… Ты меня удивляешь раз за разом. Давай с больницы. Мало того, что ты заявила, что я тебе не нравлюсь, так ты меня ещё и укусила. Потом отказалась от своих дражайших каблуков, из-за которых накануне у нас с тобой был неприятный разговор, и ты открыто наплевала на моё предостережение временно исключить их из гардероба. Дальше… Дальше ты запомнила, наконец, что я люблю и чай, и кофе. Хотя за то время, что мы вместе, ты упорно не замечала моих пристрастий и каждый раз просила – заметь, просила! – чтобы мне варили кофе. Сама ты в последнее время не удосуживалась меня кормить. Да, и твой вчерашний ужин, когда ты накрыла мне стол – так же не вписывается в общую картину тебя прежней. Про тренажерный зал я вообще молчу. А, да, забыл твоё возмущенное лицо, когда я сообщил, что ты намеревалась отдать мне ребенка за пять миллионов. И сегодня… Пруд, лебеди, Игнат, которого ты окрестила «мальчиком», и фисташковое мороженое. Ты терпеть не можешь мороженое, Настя. Полнейшее несоответствие тебя прежней и нынешней. Вот я и гадаю: или амнезия на тебя подействовала таким странным образом, что в моем доме живет теперь совершенно незнакомый человек, или ты снова водворяешь в жизнь очередную хитроумную комбинацию. И да, если бы мои парни и прочие общие знакомые не взяли в оборот твою мадам Мистерию, я бы склонился к второму варианту. Чай готов.

Настя плавно опустила ноги и хотела уже идти за чаем, когда Миша, чертыхнувшись, взмахом руки остановил её:

– Вот. Вот об этом я и говорю.

– О чем?

Она поджала плечи и кусала губы в нерешительности, обдумывая его слова.

– Ты бы ни за что ещё неделю назад не встала с тахты, а подождала бы, пока я тебе поставлю чай на поднос.

Настя качнула головой и подняла руки, жестом говоря, что услышала достаточно.

– Я даже не буду спрашивать, кто такая… ээээ… мадам Мистерия?

– Сваха, занимающаяся пристраиванием девочек богатым холостякам. А потом вы платите ей пожизненное содержание.

– Миша, – она сделала паузу. – Не надо. Иначе я даже чай не смогу выпить, а у меня пересохло в горле.

– И – да. Раньше я тебя называл Настёной, а ты меня часто Минькой. За последние дни ты ни разу меня так не назвала. Что скажешь? И ещё… Забыл самое главное – ты откровенно и открыто говоришь о том, что думаешь и что чувствуешь. Такого тоже за тобой не водилось.

– Ну да, ну да… Я помню. Расчетливая стерва. – На этот раз улыбка Насти была более мягкой, немного ироничной и отчего-то безумно притягательной.

Настя поднялась и прошла к кухонной столешнице, на которой стояла чашечка с её чаем.

– Спасибо за чай. Здорово, когда за тобой ухаживают.

Они стояли рядом, и Настя прислонилась спиной к столешнице. Отчего-то на тахту возвращаться не хотелось. За время «узнавания» Миши он впервые говорил о себе. Странно то, что он пил сегодня, а её это не сильно нервировало.

Он молча смотрел на неё, и внезапно Настя почувствовала смущение. Пряча улыбку в чашку, она сделала осторожный глоток, стараясь не обжечься. Взгляд мужа был более чем красноречивым.

– Ты красивая. Именно… такая.

В его голосе прорезалась уже знакомая хрипотца, вызвавшая в её теле нечаянный отклик.

– Какая такая? – совсем тихо переспросила Настя в ответ.

– Домашняя. Я вообще не помню, видел ли тебя такой… Ты всё время пыталась от меня спрятать лишенное косметики лицо, вечно делала какие-то прически. А сейчас стоишь… настоящая.

– Это плохо?

– Это пугающе хорошо.

– Миша, – Настя невольно хмыкнула. – Ты меня путаешь. Как может быть пугающе хорошо?

Она тоже смотрела на него поверх чашки. Казалось бы, со стороны – полная идиллия. Или почти. Муж и жена поздно ночью беседуют на кухне. Мило. И очень по-семейному. Делятся тревогами, невзгодами – тем, что их волнует.

Она смотрит на него, он на неё.

В его взгляде открыто читается секс, в её – неуверенность.

И огромная пропасть между ними, которую не перешагнуть, не перепрыгнуть.

– Может. Запросто. Потому что мне ты чертовски нравишься вот такой. Мне даже кажется, что именно сейчас ты настоящая. Мне даже хочется в это верить. Видишь, оказывается, не всегда спиртное зло. В моем случае он развязал язык, и я тебе делаю одно признание за вторым. Мне нравится именно сейчас с тобой разговаривать, наблюдать за тобой. Ты не отводишь взгляда, не хлопаешь ресницами. В тебе нет ничего от прежней Насти. Но я решил с тобой разводиться. И я, и ты помним об этом. И сейчас получается, что я даю заднюю. А я к этому не привык. «Новая» ты на меня плохо влияешь, я озвучиваю вслух свои планы. Развод остается на повестке дня. Как и то… что меня дьявольски, неоспоримо влечет к тебе. Посмотри на мой пах, у меня уже стоит. Почувствовал твой запах – аромат клубники с миндалем, кстати, очень странное сочетание – и все здравые мысли похерены. В голове бьется одна мысль – как бы тебя разложить, стянуть трусики и аккуратно войти в твою сладкую дырочку.

Говоря последние слова, Михаил двинулся в её сторону.

Ноги Насти приросли к полу. Ей надо отойти, уйти, вернуться.

Но она стояла на месте.

Шаг. Ещё один шаг.

Михаил приблизился к неё едва ли не вплотную.

Между ними была не пропасть.

Лишь чашка с горячим чаем.

Михаил аккуратно, не разрывая зрительного контакта разжал тонкие пальчики жены – без единого кольца, даже обручального на них не было – и забрал чашку. Поставил её на столешницу, после чего поднял руку и дотронулся до щеки Насти. Девушка стояла, часто дышала, отчего её грудь под халатом призывно колыхалась, вызывая в мужчине вполне определенные желания.

Он давал Насте время. Короткие секунды-мгновения, которым вряд ли суждено было перетечь в долгие минуты. Он видел по глазам жены, что внутри неё происходит борьба. И снова сущность дельца победила в Михаиле – он решил поспособствовать тому, чтобы Настя приняла правильное решение, в его пользу. Он ничего ей не обещал, ничего больше не говорил. Он не спеша склонил голову и накрыл губы жены своими.

Чтобы сразу же глухо застонать. Какого черта происходит?.. Отчего у него внутри вспыхивает жадное, всепоглощающее пламя, вытесняющее любые доводы разума, стоит только прикоснуться к трепещущем губам Насти? Они были невообразимо вкусными, словно ты прикасаешься к запретному плоду или долгое время обходился без десерта и вот, наконец, ты смог себе позволить сладость. Заслужил. Михаил не набросился на рот Насти, как того требовало вожделение, что скручивало его внутренности. Он прикоснулся нежно, осторожно, намереваясь пить нектар медленными глотками. Он скользил по её губам своими, наслаждаясь ощущением, что Настя рядом. Если бы ещё пару дней назад Зареченскому сказали, что он будет целовать Настю и опасаться, что она ему откажет, он бы рассмеялся.

Настя до взрыва в метро только и мечтала, как бы заполучить мужа в постель, искренне веря, что ласками и тем, что находится у неё между ног, она сможет наладить отношения. Сейчас же у Миши сложилось стойкое чувство, что он прикасается к данной женщине едва ли не впервые.

Она не спеша приоткрыла губы, и он снова невольно застонал, ловя её отклик.

Но радоваться Зареченскому оставалось недолго, потому что две ладони ощутимо уперлись ему в грудь.