– Я тут уже давно. Я собиралась спрятаться, пока не начнется церемония. Сидеть в раздевалке. – Она покачала головой. – Но вдруг поняла, что мне нужно срочно поговорить с тобой. На мне уже было платье и все эти нижние юбки, не хватало одного, чтобы оно было вот таким. – Она пнула подол ногой, и тяжелый атлас всколыхнулся.

– Каким?

– В общем, тут нужен кринолин. Иначе юбка будет висеть, как увядший тюльпан. То немногое, что я выучила, когда представительница свадебного салона помогала мне утром одеваться. Но я хотела с тобой поговорить не об этом.

Джошуа ничего не понимал. Он не был экспертом в кринолинах, но тема казалась безобидной. Значит, что-то другое заставило Даниэль выйти к нему до церемонии.

– Тогда говори.

Даниэль сделала глубокий вдох:

– Хорошо. Сейчас скажу. Секундочку.

Он покачал головой:

– Даниэль Келли, ты ворвалась в мой дом с ребенком и отказывалась уходить, пока я не согласился дать тебе то, что ты хотела, поэтому не делай вид, будто ты боишься меня.

– Тогда было другое. Тогда я не боялась тебя потерять. – Она посмотрела на него, и ее глаза наполнились слезами. – А сейчас боюсь.

– Ты?

Он не мог представить, что эта храбрая, удивительно сильная женщина чего-то боится.

– У меня никогда не было ничего, что я хотела бы сберечь. Во всяком случае, до появления Райли. Когда он у меня появился, мне становилось страшно от мысли, что я могу его потерять. И сейчас со мной то же самое. Ты понимаешь, что у тебя общего с Райли?

– Внезапная истерика?

Джошуа догадывался, что ляпнул глупость, что он зря вздумал шутить, когда Даниэль говорила о серьезных вещах и вся дрожала от напряжения.

– Честный ответ, – сказала она и собралась с духом: – Я люблю тебя. Это объединяет тебя с Райли. Ты так же важен для меня. Ты для меня все.

Джошуа показалось, будто его ударили кулаком в живот.

– Даниэль…

Какой же он идиот! Она думала, что влюблена в него. Он стал ее первым любовником, первым мужчиной, который довел ее до оргазма. Он предложил ей жилье и пообещал определенное финансовое обеспечение, которого у нее никогда раньше не было. Ничего удивительного, что ранимая, одинокая женщина перепутала благодарность с любовью.

Она нахмурилась.

– Не говори со мной таким тоном. Я знаю, ты будешь вести себя так, будто ты старше и мудрее. Потом ты расскажешь мне, почему я не понимаю, о чем говорю. Помнишь, ты рассказывал мне о своем члене?

Джошуа опасливо огляделся.

– Я, конечно, не ханжа, но мы в церкви.

– Извини. Помнишь, ты мне рассказывал, что благодаря своей неразборчивости ты понял разницу между обычным сексом, заурядным сексом и…

– Даниэль, пастор Джон где-то здесь.

Она всплеснула руками.

– Какая разница? Это же наша жизнь. Я мало читала Библию, но люди там описываются вполне честно. Все, о чем я говорю, – это жизнь людей. Поэтому нечего стесняться. – Она с вызовом вздернула подбородок. – Я хочу сказать, что мне не нужно, чтобы ты рассказывал мне, что, по-твоему, я чувствую. Я так много времени провела одна и без любви, что успела хорошо понять, каково это – жить так.

Джошуа шагнул к ней.

– Даниэль, забота о человеке – это не любовь. Удовольствие – это не любовь.

– Я знаю! – Ее слова эхом отразились в пустом помещении. – Поверь мне. Если бы я думала, что забота о ком-то – это то же самое, что и любовь, я бы, наверно, повторила мамин жизненный путь. Но нет. Я ждала. Ждала до того момента, пока не встретила человека, который оказался полнейшим идиотом. Я стою здесь в подвенечном платье, взываю к мужчине, за которого должна выйти замуж через час, и пытаюсь втолковать ему, что я его люблю. Джошуа, разве можно быть таким идиотом!

– Ничего страшного, если ты любишь меня, – сказал он, чувствуя, что опять несет чушь. – Но я не знаю, чего ты ждешь от меня.

Даниэль топнула ногой.

– Люби меня в ответ, черт возьми.

Он почувствовал, что словно кто-то схватил его сердце и сильно сжал.

– Даниэль, я не могу этого сделать. И, честно говоря, будет лучше, если ты не станешь так ко мне относиться. Думаю, мы можем быть партнерами. По-моему, я с этим справляюсь. Я хорош в переговорах, рукопожатиях, в выполнении моей части сделки. Но чувства и все такое… Я бы предложил тебе позвонить Шеннон и спросить ее об этом, но сомневаюсь, что у нее есть телефон, потому что уверен, что она теперь бездомная.

– Хватит брать на себя вину за ее судьбу. Ты не можешь себя винить за ее ошибки. Я все понимаю. Ты потерял своего ребенка. А потом ты потерял свою невесту, женщину, которую любил. И ты держишься за эту боль, чтобы попытаться оградить себя от большего.

Он покачал головой:

– Дело не в этом. Было бы чертовски безответственно с моей стороны не обращать внимания на то, что я с ней сделал. Вот к чему приводит жизнь со мной. Ей нужно было то, что я не мог ей дать. Я действительно любил ее, ты права. Но этого было недостаточно.

– И в этом ты тоже ошибаешься, – сказала Даниэль. – Твоей любви было достаточно. Но иногда, Джошуа, бывает так, что человек, которого ты любишь, ничего не делает с твоей любовью, и она превращается в пар. Ты можешь сколько угодно сеять семена, но, если их не поливать, они не прорастут.

– Я сделал недостаточно, – процедил он.

– Может, с тобой было трудно. Может, ты что-то делал неправильно. Но в какой-то момент ей нужно было протянуть руку и сказать, что конкретно не так. А она этого не сделала. Она закрылась. Любовь может быть всем, но она не может быть направлена в никуда. Другая сторона должна принять ее. Ты не можешь любить безответно, чтобы быть целым. Двое должны любить друг друга настолько, чтобы стать одним целым. И они должны любить друг друга настолько, чтобы пережить свою боль, убрать эгоизм и измениться – даже когда это трудно.

– Не могу сказать, что она была эгоисткой, – возразил он резко, – и я не могу сказать, что она сделала что-то неправильно.

– А что насчет моей матери? Бог знает, как ей было тяжело, Джошуа. Я не могу себе представить, каково это – стать матерью в четырнадцать. Даже в двадцать два иметь ребенка тяжело. У нее было много оправданий. И они были обоснованны. Она действительно прошла через ад, но дело в том, что она решила через него пройти. Мама провела всю свою жизнь в поисках той любви, которую любой из ее детей отдал бы ей просто так. Я не могла бы любить ее больше. Райли еще ребенок, полностью зависящий от того, кто о нем заботится. Могли бы мы любить ее больше? Могли бы заставить ее остаться?

– Это другое.

Даниэль снова топнула ногой.

– Нет, черт возьми!

– Я понимаю, что это ново для тебя, – сказал он, стараясь сохранять уверенность в голосе. – Давай начистоту. Мне приятно, что ты видишь меня таким. Очень соблазнительно было бы солгать тебе, Даниэль, но я не могу. То, что я тебе предложил, – это начало и конец того, что у меня есть. Либо ты принимаешь наше партнерство, либо уходишь.

Даниэль не могла уйти. Она слишком сильно нуждалась в нем.

Однако Джошуа оказался самым настоящим чудовищем. Он знал, что у него вся власть, знал, что она в конечном итоге увидит вещи в нужном ему свете. И ведь так и будет. Но что потом? Она зачахнет, живя с ним? Желая того, что он отказался ей дать?

Ситуация выглядела слишком знакомой.

Джошуа собирался с духом, чтобы ответить Даниэль. И вдруг в него полетел букет.

– Ты поймал букет. Значит, ты следующий, кто женится. Поздравляю.

– Естественно, я женюсь, – сказал он, сжимая букет и не обращая внимания на колючку, которая колола в ладонь. – Наша свадьба через час.

Глаза Даниэль наполнились слезами, и она покачала головой. Повернувшись, она выбежала из зала, остановившись на мгновение только для того, чтобы снять туфли и оставить их лежать на полу.

А Джошуа неподвижно стоял на месте с букетом в руке, и струйка крови текла по запястью, пока он наблюдал, как первый луч света, первая частичка надежды, которая появилась у него за многие годы, исчезает из его жизни.

Он все стоял у алтаря и ждал, словно надеялся, что свадьба состоится и пройдет без сучка без задоринки. Он знал, что Даниэль где-то рядом, потому что Джанин все еще была в церкви с малышом Рай-ли. За короткое время он успел достаточно хорошо изучить Даниэль, чтобы понять: она не уйдет без Райли.

Но заиграла музыка, а невеста не появилась.

Он все стоял и ждал ее. Его близкие начали переглядываться и переговариваться, до него доносились их возмущенные возгласы. Первым заговорил его отец:

– Что, черт возьми, ты натворил, мальчик мой?

Хороший вопрос.

К сожалению, Джошуа знал на него ответ.

– Почему ты его обвиняешь? – спросила Фейт. Младшая сестра всегда защищала его, даже когда он этого не заслуживал.

– Потому что эта девушка любит его, – сказал его отец. В его голосе звучала непоколебимая уверенность. – Она не оставила бы его здесь стоять, если бы он ничего не сделал.

Пастор Джон поднял руки.

– Если есть какие-то сомнения по поводу брака, то, безусловно, лучше остановиться и рассмотреть эти сомнения, так как это союз, предназначенный для жизни.

– Не было у нее никаких сомнений, – ответил отец Джошуа, – это он все испортил.

– Когда двое любят друг друга… – Остальные слова пастора Джона потонули в шуме, но первые пять пронзили Джошуа, будто стрела.

«Когда двое любят друг друга».

Два человека. Любят друг друга.

Любовь должна быть направлена в обе стороны. Давать и брать.

И тогда он все понял. Он действительно понял, почему она не смогла смириться с жизнью с односторонними отношениями. Потому что она однажды их пережила. Потому что она уже пожила со своей матерью.

Даниэль была готова уйти от всего, что он ей предложил. От дома, от денег, от безопасности. Даже от его семьи. Уйти только потому, что у нее не было его любви, которая так много для нее значила.