– И что делать будете, будущие родители?

– Распишемся, – невозмутимость опера начала уже нервировать Сашу. – И, Сань, твой сарказм здесь неуместен.

Воронов только руками развел.

– Ну, поздравляю! – и тут же посерьезнел: – Кто вам расписаться даст? Она твоя подопечная, это раз! По документам у вас с ней один отец, это два! И ей всего шестнадцать, это три! – немигающим взглядом Саша смотрел прямо на опера, не замечая, что руки уже начали непроизвольно сжиматься в кулаки.

– Брачный возраст в Российской Федерации при наличии уважительных причин может быть снижен до шестнадцати лет, – в отличие от Саши, беспокойно ерзающего по стулу, Влад был сама сдержанность. – А беременность – это очень «уважительная причина».

– Ты ее опекун… попечитель, – гнул свое Воронов.

– Заключение брака не допускается между усыновителями и усыновленными, – ровным голосом процитировал кодекс будущий жених, – про попечителей и опекаемых речи нет. А то, что не запрещено…

– Я это и без тебя знаю! – вспылил Саша. – Что ты мне как на экзамене?! – постукивая пальцами по столу, задумался. – Как ты себе это вообще представляешь? Как вы разрешение на брак получать собираетесь? Подадите заявление в загс вместе со справкой о беременности, а у органов опеки вопросы возникнут. Некрасивые, слишком личные. Ее же затаскают на беседы всякие. Чуть что не понравится им, тебя всех прав на нее лишат, Ксюшку в детдом, а тебе на работу бумажку пришлют, на которую реагировать придется. У тебя проблемы могут быть!

– Да ладно, – флегматичный Влад являл собою разительный контраст с Вороновым. – У нас же все решается. Всегда можно же договориться и скрыть что хочешь, – только в глазах горел странный огонек. – Ведь так?

Саше на миг показалось, что друг на что-то намекает. Он вопросительно приподнял брови. Демидов постарался скрыть горечь, лезвием полоснувшую по нервам, устало провел ладонями по лицу, стирая кривую, вымученную улыбку, и, набравшись духа, спросил тихо, с затаенной болью:

– Почему ты мне не сказал, что Ленка беременная была?

– И что, тебе бы легче стало? – после недолгой заминки, быстро совладав с растерянностью, грубовато спросил Воронов. Ни к чему сейчас об этом, только зря старые раны бередить. Все равно ничего уже не исправить, Лену не вернуть, а жизнь ставит другие задачи, требующие немедленного разрешения. Не давая другу скатиться в бездну сожалений о прошлом, раздразнил упреком: – Ты решил компенсировать утраченное с помощью Ксюши? Или что, от любви крышу снесло?

Притихший Влад, скрипнув креслом, молча подошел к окну. Засунув руки в карманы, устремил невидящий взгляд на прилегающую к отделу территорию. Хоть и нервировали бесконечные вопросы Воронова, но, может, они хоть на чуть-чуть помогут разобраться в себе. Задолбала уже эта неопределенность. Одно мучение, и только.

– Ладно она, дурочка шестнадцатилетняя, влюбилась по уши, но ты-то! – тем временем продолжал кипятиться Саша. Не понимал Влад, что значит, иметь сестру. Не знал, как могут бесить чужие, похотливые взгляды в сторону родного человечка, а уж мысли о том, что с ней творят в постели… Это мужу ее было бы позволительно, да и то, после тщательной проверки и братского одобрения. – Или у вас совсем любовь неземная?!

– Если бы, – сказано было еле слышно, но ушей Воронова слова достигли. Он ошарашенно наблюдал за тем, как Влад медленно вытащил сигарету из пачки, все так же глядя в окно, с отсутствующим видом прикурил, скорее всего, чисто на автопилоте.

Кусочки уже сложившейся картинки рассыпались на части и легли по-новому. То-то Влад на влюбленного совершенно не похож, наоборот, как будто гнетет его что-то. Никак, девчонка в него влюбилась, а он – нет. Еще не хватало, чтобы девушка страдала от безответной любви, желая того, чего Демидов дать ей не в силах. Зная его, можно быть уверенным, что он не оставит ее на произвол судьбы, однако и врагу не пожелаешь создавать семью вот так, по нужде. Не сможет он сделать Ксюшу счастливой, даже если та будет любить его до безумия, отдавая всю себя ему без остатка. Не будет он притворяться. Раз, другой, третий сыграет в любовь, а потом взрыв, с последствиями.

Теперь у Саши остался только один вопрос: зачем? Если любовью там и не пахнет, то зачем нужно было доводить до такого? О чем и спросил прямо у Влада, с трудом сдерживаясь от гнева, беспрестанно теребя в руках ручку, иначе так и хотелось врезать куда-нибудь кулаком.

– Зачем? Зачем тогда нужно было тащить ее к себе в постель? Зачем? Зачем?!

Демидов промолчал. Он много раз задавал этот вопрос себе, но не находил ответа. Какая-то смутная мысль неотступно вилась вокруг, постоянно ускользая, раздражая еще больше, упорно не желая оформляться в связные слова. Вот и сейчас, навязчивая размытая идея забрезжила в сознании, затеребила и без того натянутые нервы. Невозможно было устоять на месте, хотелось сменить позу, подвигаться, сделать хоть что-то, но чтобы зудящее жало неопределенности отстало.

Вернувшись за стол, Влад протянул руку к стоящему перед ним графину с водой, наполнил до краев фигурный стакан, начал мелкими, частыми глотками осушать его. Тянул время? Дал себе возможность собраться с мыслями? Скорее для себя, чем для Саши, хотел ответить на вопрос, повисший в воздухе. Вот только следующие Санины слова просто оглушили его, выбив почву из-под ног, столкнули в зияющую пучину отчаянной боли и стыда. Аж цветные круги перед глазами повисли.

– Ты ей мстишь, что ли?

Глава 31

В мозгу словно что-то щелкнуло. Спазм обхватил горло, вода, не найдя пути, забилась в нос, ринулась обратно. Демидов, выронив стакан, зашелся в надсадном кашле.

– Мстишь, – уверенно заявил Воронов, исподлобья глядя на его безуспешные потуги справиться с коротким недугом. – Мстишь за то, что ее мать увела твоего отца, да? – глаза зло сощурились: – Бл*, детский сад какой-то!

– Твою мать, а, – Влад тяжело отдышался, поморгал несколько раз, чтобы прогнать подступившие к покрасневшим глазам от усилий слезы. Першение в горле проходить и не собиралось, казалось, поселилось там навсегда, царапая и обжигая слизистую. С трудом принял удобное положение в кресле. Вот тебе и откровение, не принесшее ничего, кроме пронзительной боли, плеснувшее кислоты на остатки самообладания.

– Что делать будешь, жених?! – нервы начали сдавать и у Воронова. Градус эмоций неумолимо пополз вверх. – Доигрался?!

– Я же сказал, распишемся! – голоса в кабинете зазвучали на октаву выше.

– Х*р вас кто распишет! – Саша вскочил с места, кулаками уперся в столешницу, немигающим взглядом впился в друга. – Ты – Демидов, она – Демидова! Вы оба – Дмитриевичи! Юридически вы брат и сестра! Ты забыл, что твой отец ее удочерил?! – он уже практически кричал. – Хрен вы распишитесь! Хоть по закону, хоть за бабки! Будешь дядей собственному ребенку! Мозги включи!

– Слышь, ты угомонись, а! Хорош орать! – сердито осадил раскипятившегося Сашу Влад. – Сам знаю, что будет непросто, – продолжил уже спокойнее, глядя на него снизу вверх, – но я что-нибудь придумаю. Безвыходных ситуаций не бывает. Все равно распишемся.

Воронову стало обидно за Ксению. Влюбилась девчонка не в того, кого следует. И пусть Демидов согласен жениться на ней, но выглядит это, скорее, как одолжение. Почему бы и нет? Других-то кандидатур все равно нет. А с таким характером, как у Ксении, такую жену можно будет и всерьез не воспринимать. И неважно, что она влюбленными глазами смотрит.

– Ты на хрена ей голову запудрил? – зло процедил сквозь зубы. – Раз не любишь, раз не нужна она тебе?

Владу уже надоел этот нравоучительный тон. Теперь еще и о любви заговорили! Вот только слова эти зря на мозги капают, приводя в тихое бешенство.

– Да люблю я ее! Люблю! Это она меня не любит! Это я ей не нужен!

В воздухе повисло напряженное молчание. Осязаемое, тугое, острое. Казалось, еще слово и оно рассыплется на тысячи звенящих осколков. Следующие реплики нужно было произносить осторожно, с опаской, и оба это чувствовали.

– А как она тогда к тебе в постель попала? – вкрадчиво, еще ниже склоняясь над столом, зловеще прошептал Саша.

Влад отвернулся, откинулся на спинку кресла, неосознанно желая отдалиться. Вобрал в себя воздух с шумом, как будто последний раз в жизни. На несколько секунд отвел глаза, но Воронову этого хватило, чтобы сделать соответствующие выводы. Слишком хорошо он знал, что бывает, когда крышу сносит от ударившей в голову страсти и внутри тормоза отказывают. И живешь потом как на минном поле, и нервы на пределе. И ничего не исправить, и ничего не вернуть. Хуже не бывает!

– Ну?

– Тебе все рассказать? В подробностях? – съязвил опер. – Куда целовал? Как раздевал? – выдержка изменила ему. – А то ты не знаешь?!

Воронов поджал губы.

– Но, я надеюсь, не было ничего такого… – он замолчал, подбирая слово.

– Какого «такого»? – теперь уже Влад «наезжал» на Сашу. Не хрен его отчитывать как пацана!

– Если я узнаю, что это было против ее воли, – помолчав, выпрямился Воронов во весь рост, но Демидов не дал ему договорить, резко оборвал:

– То что?!

– Это «статья».

Влад хмыкнул, качая головой, едко рассмеялся, но тут же снова посерьезнел. Произнес вроде бы негромко, но показалось «выстрелил» словами:

– А ты забыл, с какой «статьи» твоя семья начиналась?

***

Ксения, с ногами забравшись на стул, вот уже несколько минут смотрела на одиноко лежащую на столе продолговатую таблетку серо-желтого цвета, никак не решаясь принять ее. Казалось, в тот момент, когда она запьет ее водой, будет пройдена некая граница, которая навсегда разделит жизнь на «до» и «после», поэтому хотелось оттянуть этот момент подольше.

Устав от невыносимого чувства потерянности, внутренней дезориентации, тревоги, желая хоть какой-нибудь определенности, Ксения быстрым движением смахнула со стола лекарство и залпом осушила давно заготовленный бокал с водой. Все, назад дороги нет. Такой ритуал она теперь будет выполнять ежедневно, пока… пока все не закончится.