Веки девушки дрогнули, прогоняя сладкий сон прочь. Увидев совсем близко Влада, Ксения непроизвольно вздрогнула, в глазах промелькнул испуг. Чтобы не напугать ее еще больше, он улыбнулся и сдержанно прошептал:

– Просыпайся, – подождал, пока в глазах появится осмысленное выражение, и все тем же шепотом добавил: – Вставай. Разговор есть.

Когда Ксюша вошла в кухню, на столе в тарелке уже дымился завтрак, Влад стоял у раскрытого холодильника.

– Ты чай или сок будешь?

– Все равно, – безразлично пожала плечами.

Он вытащил из холодильника пакет сока, но наливать не стал, отставил его на подоконник.

– Тогда чай, – решил за нее. – Сок холодный.

Раннее пробуждение не способствовало хорошему аппетиту Ксении, да и привкус зубной пасты показался отвратительным, вызывая навязчивую тошноту. А под жалящим взглядом опера ей и вовсе становилось неуютно – сразу же на ум шла предстоящая встреча с человеком, которому много лет назад они с мамой оказались не нужны. Зачем он появился в ее жизни сейчас? Через столько долгих лет? Для чего?

– Тошнит?

Участливый тон Влада выдернул из собственных мыслей, напомнил об «интересном положении», вызывая неловкое чувство стыда. Как будто она специально забеременела. Опустив глаза, молча покачала головой.

– Ешь давай, – он ближе пододвинул к ней тарелку, напомнил: – Тебе нужно хорошо питаться.

Под его пристальным вниманием она через силу впихнула в себя пару ложек и, скривившись, отодвинулась от стола, откинулась на спинку стула.

– Не могу. Правда, – обожгла его умоляющим взглядом. – Попозже съем, хорошо?

Влад поджал губы, но настаивать не стал. Посмотрел на нее по-особенному, как никогда не смотрел, с доброй улыбкой в глазах, и снова напустил на себя сурово-серьезный вид.

– Ксюш, – назвал по имени и замолчал, неотрывно глядя на нее, стараясь унять внутреннее волнение. Взял в руки вилку, покрутил бессмысленно, с громким стуком бросил обратно. Он как будто все слова забыл, одним махом разучился говорить. Когда заметил, что и она начала волноваться, растерянно хлопать ресницами, бегать глазами по его лицу, не стал тянуть больше, сипло выдавил: – Тут такое дело…

И все… Как он и ожидал – истерика. Только что не громкие надрывные рыдания, а тихий, безмолвный плач. Закушенная в отчаянии губа, прозрачные слезы из-под крепко зажмуренных ресниц, обреченно поникшие плечи. Потом невидящий взгляд, направленный куда-то вверх – в потолок, в небеса и, наконец, придушенный, сдавленный всхлип.

Когда встретился с ней глазами, перевернулось все внутри от ее загнанного взгляда. Захотелось провалиться под землю на том же самом месте, где сидел. Чтоб не видеть, не знать, не чувствовать, не понимать. Уж если его, матерого мента, так выворачивает наизнанку, то что испытывает она, ребенок, насильно повзрослевший за один вечер?

– Я не… хочу… чтобы меня… допрашивали, – заикаясь, выдавливала из себя слова Ксения. – Я… не смогу… я… боюсь… я не… хочу.

– Я буду рядом, – опустился Влад перед ней на корточки, ласково глядя в заплаканные глаза, убрал с лица растрепанные, прилипшие к щекам, волосы. Это он ей еще не сказал, что допрос проводится в присутствии опекуна, и очень скоро таковым будет совершенно посторонний для нее человек. Да даже если они и успеют расписаться до этого, в тот момент, когда ее будут допрашивать, он будет находиться в СИЗО. Если… Если все раскроется. Цеплялся за это «если» и сам не верил, что время «если» не наступит.

Готовить ее надо, долго и тщательно. Чтобы запомнила, уяснила, что не видела она никакого эпизода со вторым гаденышем, чтобы забыла, что вообще у гаражей была. Потому и заговорил сейчас об этом, вот так сразу, хотя понимал, что не с беременными такие речи вести. Преследуя более близкую цель, схитрил немного:

– Ксюш, – вкрадчиво, успокаивающим тоном продолжал увещевать: – Если мы успеем расписаться, то ты, как моя жена, можешь вообще отказаться от показаний в отношении меня. Это твое законное право, запомни это.

– Я не хочу! – она лишь еще горше расплакалась.

– Замуж не хочешь? – спросил Влад, удерживая ее лицо обеими руками, не давая отвернуться от его пронзительных глаз. – Почему? – выдохнул одними губами.

– Не хочу! – даже если бы и хотела, не смогла бы сказать честно. Слишком много переплелось всего, так сразу и не скажешь. Не хотела и все! В душе все протестовало. Так замуж не выходят, это она знала точно!

– Боишься? – предполагал, чего и почему боится, но и отступать теперь уже некуда. – Послушай меня, Ксюш, – вытер слезинку со щеки. – Если меня посадят, а меня реально могут посадить, то тебя отправят в детдом. Ты хочешь в детдом? – не дожидаясь ответа, продолжил: – Родишь ты там, и у тебя ребенка заберут, потому что ты сама еще ребенок и самостоятельно поднять его не сможешь. Это в лучшем случае, а в худшем… – помолчав немного, признался: – Ты должна будешь жить со своим новым опекуном, а он, прости, тебе никто, как он к тебе и нашему ребенку относиться будет, неизвестно. Он не твой отец, – с трудом выдержав, не отвел взгляд, – но анализ покажет, что твой.

Ксения замерла в шоке, а он все говорил и говорил:

– Сейчас, в данной ситуации, нам надо расписаться, понимаешь? Это нужно, в первую очередь, для тебя, – надеялся, что доводы прозвучали убедительно. – И не бойся, – запнулся, – ничего не будет. Пока ты сама не захочешь, ничего не будет.

Глава 36

После долгих мучительных уговоров и наставлений Демидовы спустились к машине, чтобы отправиться в лабораторию. Ксении пришлось долго умывать лицо прохладной водой, а иначе покрасневшие и припухшие от слез глаза могли вызвать нездоровый интерес со стороны посетителей медцентра, а ей бы этого очень не хотелось. И так чувствовала себя не в своей тарелке, выполняла все действия словно на автопилоте, еще и любопытные взгляды посторонних выдерживать…

Влад открыл дверцу переднего пассажирского сиденья, заботливо помог взобраться на высокую ступеньку салона, усадив ее внутрь, сам пристегнул ремень безопасности. Внешне спокойная Ксения сразу же отвернулась к окну, периодически судорожно вздыхала. Опер изредка кидал на нее обеспокоенные взгляды, но ничего не говорил, понимающе молчал.

Вся процедура по забору материала для анализа прошла на удивление быстро: заключение договора, оплата, пара свидетелей, фото пациентов-предполагаемых родственников, взятие мазка с внутренней стороны щеки. Четко, отлаженно, без лишней суеты.

Ксения даже не посмотрела на своего «нового» папу, знала, что это обман, мошенничество, нарушение закона. Еще одно преступление, в котором она невольная соучастница. Могла бы сбежать, сбежала бы. Но Влад неизменно был рядом, и она постоянно ощущала на себе либо его цепкий взгляд, либо крепкую хватку. От такого не сбежишь, да и, смалодушничав, поддавшись панике, она бы только усугубила всю ситуацию, в то время как он все пытался исправить.

Наконец-то они выбрались из этого красивого здания, в котором кожаные диваны, стеклянные поверхности и кафель на полу вызывали неприятный озноб. Казенная обстановка. Быстрее в машину и домой, в привычную среду. Главное, не встретить ненароком того, о ком думать себе запрещала.

Ксения отвлеклась совсем на чуть-чуть, ушла глубоко в себя. Очнулась оттого, что укачивающее ее движение машины прекратилось, размеренный гул двигателя затих. Влад аккуратно припарковался у обочины, обогнув капот, открыл дверь с ее стороны.

– Пойдем, кольца купим, – пояснил на ее удивленный взгляд и, видя, что она молчит, сказал: – Тебе скоро по больницам ходить. Лучше, если ты будешь с кольцом – вопросов и косых взглядов меньше будет.

Ксения задержала на нем сомневающийся взгляд, подумав, послушно ступила на асфальт. Как странно, она идет вслед за Владом выбирать обручальные кольца. Жених и невеста. И даже ребенок в животе есть. Странно, нелепо, дико…

***

– Нет, – Воронов, не глядя, разорвал рапорт Влада об увольнении на мелкие клочки, обрывки закинул под стол в корзину для мусора.

– Зачем тебе лишние проблемы с таким сотрудником? – Демидов устало откинулся на спинку стула, с удовольствием вытянул ноги. Уставать стал в последнее время, а после практически бессонной ночи хотелось привалиться где-нибудь в углу оружейки или архива, и чтобы никто не трогал. – Вдруг и тебе «ответочка» прилетит?

– Ну не круче твоего, – невозмутимо заметил Саша, которому по большому счету не нравилась вся эта история. Да, друг прав, что если все всплывет наружу, лучше будет, чтобы один из них остался на свободе и обеспечивал обе семьи. Но что за непонятная преждевременная готовность, какое-то мазохистское смирение, даже желание отправиться на скамью подсудимых, причем, по сути, будучи невиновным, что по первому эпизоду, что по второму? А как же побороться за свое счастье, раз жениться надумал? – Никакого рапорта! Пусть пока все идет так, как идет, – Саша махнул рукой, добавил с вызовом: – Мы еще посмотрим, кто кого.

В голове Воронов уже начал прикидывать, к кому можно обратиться в СК, чтобы ненавязчиво быть в курсе дела. Подумывал даже подключить бывшего начальника Шведова, тот все-таки повыше сидит, но решил пока повременить. Придется объяснять что почем. А так, глядишь, просто «в новостях услышал», вот и интересуется.

Не понравился ему и нездоровый вид Влада: землистый цвет лица, синяки под глазами, впалые щеки. Как будто жизненные соки из него вытекали капля за каплей, иссушая и подтачивая изнутри сильного духом человека. И к чему подумалось о том, что все проблемы у Демидова начались именно с появлением Ксении в его жизни? До этого жил, горя не знал, а теперь сам на себя не похож. Как будто несчастье она с собой принесла – сначала Лена, потом… Отогнал от себя эту жуткую мысль. Это просто стечение обстоятельств, а Влад мучается по другой, ему одному известной причине.

Гнетут убийства этих малолеток? Во-первых, они сами виноваты, таких отморозков как они нужно в юности устранять, чтобы ни себе, ни другим жизнь не портили. Во-вторых, переживай – не переживай, но прошлого не исправишь, былое не вернешь, пацанов не воскресишь. Нужно смотреть вперед, радоваться каждым мгновениям жизни, ведь не знаешь, в какой момент эта самая жизнь оборвется – работа-то у них опасная, каждый день как по лезвию ножа ходят. Наоборот, должен стремиться сделать все, чтобы миновал его такой расклад, ради Ксюши, ради ребенка должен держаться. Вот что главное, а не два урода, чьи трупы уже давно гниют в земле.