Наконец начинается второй тур прослушивания, и команда одинаковых с лица PR-ассистенток разом подхватываются с места и начинают энергично сгонять нас поближе к дверям, дабы препроводить по одному в их святая святых – а если точнее, то в самое львиное логово. Я уже хочу лишь одного: чтобы поскорей подошла моя очередь и все это закончилось (и лучше бы это случилось до того, как я спасую и выйду из игры), и я могла бы побежать к Карлу зализывать раны.

Долго ли, коротко ли, как говорится, – какая-то из неотличимых одна от другой стройняшек объявляет мое имя и тут же выводит меня из конференц-зала под хорошо срежиссированные выкрики моих конкуренток. Бьюсь об заклад, все они только и ждут, что я как-то облажаюсь.

Такое ощущение, будто я иду на эшафот с гильотиной. Всего несколько мгновений, и моя жизнь оборвется, а голова, окровавленная и безжизненная, покатится, подпрыгивая, в корзину для «чуть-чуть недотянувших».

У меня трясутся колени, ноги чуть не поскальзываются на плюшевом ковре. Мы проходим под роскошными люстрами, сияющими ослепительно ярко, словно тысячи звезд. Мне приходят на ум многие известные люди, наверняка когда-то бывавшие в этом отеле, – они так же шли по этому же самому ковру. Люди, сумевшие пробиться в суровом мире шоу-бизнеса.

Наконец моя PR-девица распахивает передо мной двойные стеклянные двери и, пока я никуда не сдернула, заводит меня внутрь.

– «Лишь вдвоем», – объявляет она, и только тут до меня доходит, что мне следовало бы сменить название, поскольку я ведь больше не в составе дуэта.

В передней части большого, очень просторного помещения сооружена временная сцена. Довольно близко к ней заседает судейский ряд. Вы бы их сразу узнали по разным сезонам телешоу. Тут и поп-импресарио Стивен Коулдвелл, и сидящий с ним бок о бок продюсер нескольких бой-бэндов Джексон, прославившийся поставленным на поток производством «поющих крошек». Еще в жюри сидит Карли Томас, которая один раз смогла возглавить британский чарт, а теперь занимается тем, что пишет мгновенно оказывающиеся на слуху хиты для певиц вроде Кайли или Наташи Бедингфилд.

– Привет, Ферн, – говорит Стивен, бросив на меня беглый взгляд, и указывает рукой на сцену: – Давай, как будешь готова.

Итак, момент настал. Каким-то непостижимым образом ноги доносят меня до микрофона. Поскольку Карлу играть запретили, я собираюсь петь без аккомпанемента. С дрожащим вдохом набираю полную грудь воздуха и начинаю петь: «Когда я впервые увидела твое лицо…» – причем с такой безудержной мощью, будто от этого зависит вся моя жизнь. Я закрываю глаза, словно отгораживаясь от судей, и тут же принимаюсь снова терзаться мыслями об Эване, отчего звуки как будто рождаются глубоко в груди, в самом сердце. Время словно остановилось… и все же, не успела я начать, как песня вдруг окончилась. Открыв глаза, вижу, как жюри оживленно переговаривается. Они все шепчутся, кивают, качают головами, я же тихо стою в ожидании, когда же придет конец моим мучениям.

Наконец Стивен Коулдвелл взглядывает на меня.

– Спасибо, – говорит он без всякого выражения. – Проходишь в следующий тур.

И если Стивен Коулдвелл сообщил мне об успехе без малейших эмоций, то моя реакция вполне достойна этой вести. Я падаю на сцене на колени, задыхаясь и плача одновременно. Телекамеры тут же выхватывают мое лицо.

– Спасибо! Спасибо! – всхлипываю я.

Тут телевизионная блондинка, красавица Кайра бросается ко мне и крепко обхватывает, помогая подняться на ноги. В полной эйфории мы, хохоча, кружимся, словно в танце. Даже жюри не в силах сдерживать улыбки.

– Увидимся через неделю на телевидении, – говорит мне наконец Стивен, и Кайра поскорее уводит меня из зала.

Преследуемые по пятам командой операторов, мы со всех ног несемся обратно по застеленной плюшевым ковром лестнице и врываемся в конференц-зал, где ждут своего выхода мои конкуренты.

– Ферн прошла в следующий тур! – громогласно объявляет Кайра собранным здесь исполнителям, и меня вмиг облепляет радостно ликующая компания. Признаться, окажись я сама в подобном положении, то не уверена, что была бы столь великодушной: разве не означало бы это, что на мою долю осталось одним шансом меньше? И если кто-то из них чувствует нечто подобное, то определенно умеет это скрыть.

– Мне надо позвонить Карлу, – спохватываюсь я. – Срочно позвонить Карлу.

Трясущимися пальцами я достаю мобильник, нахожу его номер. Карл мгновенно отвечает.

– Прошла! – выдыхаю я. – Я в финале!

– Щас буду, – кратко отвечает он и отключается.

– Поторопись, – говорю я в никуда.

Через несколько секунд двери в конференц-зал резко распахиваются, и дорогой, любимый мой дружище, раскрасневшийся от радости, с торжествующей улыбкой бросается ко мне. Меня снова кидает в слезы, и Карл, схватив за талию, высоко поднимает меня и принимается кружить. Я обвиваю его руками за шею.

– Ты сделала это! – восклицает он. – Ты крута!

– Мы сделали это! – бормочу я ему в шевелюру. – Мы, а не я.

Карл опускает меня на пол, вид у нас обоих изрядно растерянный. Камеры тут же отъезжают от нас, выискивая себе новую жертву.

– Я так рад за тебя, – кивает Карл. – Да что я говорю! О-хре-неть! Я просто на седьмом небе!

У обоих его возглас вызывает непроизвольный смешок.

– Интересно, что будет дальше, – улыбаюсь я.

Рядом сразу возникает Кайра Карсон.

– Мои поздравления, – говорит она, причем куда более сдержанно, нежели под камеры. – С нетерпением ждем тебя через неделю в нашей студии. За это время у тебя будет курс медиа-тренингов и общение с имидж-консультантом. – Не сомневаюсь, с этими словами Кайра скосила глаза на Карла. – Еще готовься заниматься с консультантом по вокалу.

Каким, интересно, образом я смогу все это успеть? Видно, снова придется отпрашиваться с работы у Господина Кена. Впрочем, тот факт, что я пробилась в финалисты «Минуты славы», наверняка привлечет в паб больше клиентов, желающих нас послушать, и Кену следовало бы расценивать это как своего рода вложение в его бизнес. Надо будет подать ему свою просьбу именно под таким соусом.

– Я препоручу тебя Мелиссе, она все хорошенько разъяснит.

Тут же к нам подходит еще одна из «одинаковых с лица» PR-девиц. В руке планшет, улыбка во весь рот.

– Будет просто здорово! – в восторге возвещает она. – В этом сезоне ожидается особый сюрприз!

Я обращаюсь в слух. В последнее время мне начинают нравиться сюрпризы.

– К привычному жюри на сей раз присоединится совершенно потрясающий гость! – объясняет Кайра и с ликованием даже хлопает над головой в ладоши. – Эван Дейвид! Сам Эван Дейвид!

И тут мой феерический пузырь, естественно, лопается.

Глава 34

С тех пор как Эван в последний раз видел Лану Розину, она, несомненно, стала еще красивее. Блестящие черные волосы крупными завитками ниспадали ей на спину, пунцовые припухлые губы как будто сделались еще выпуклее, чем прежде. А ее соблазнительными формами, туго затянутыми сценическим платьем с пурпурным кожаным корсажем, невозможно было не залюбоваться.

Партнерша Эвана по сцене, исполнительница главной женской роли, прибыла с заметным опозданием: их самолет продержала в аэропорту Лос-Анджелеса тамошняя служба безопасности – если, конечно, верить ее объяснениям. Может, Лана и являлась самой прельстительной оперной дивой – но она же притом была и самой свое-нравной, вздорной дамочкой.

Генеральная репетиция прошла с дублершей Ланы в главной роли, поскольку La Diva Assoluta сразу по приезде слегла в постель, сославшись на больное горло и серьезный сбой биоритма из-за смены часового пояса. Эвану даже было интересно, что из этого специально придумано для того, чтобы избежать встречи с ним до премьеры. На звонки его Лана не отвечала, а ее личный помощник всякий раз утверждала, что та не может даже перемолвиться парой слов – разумеется, из-за запрета докторов. Притом Лана прекрасно знала Эвана: она была уверена, что он не отважится к ней заявиться, опасаясь, что горло у нее может болеть из-за настоящей инфекции, а вовсе не надуманной.

Может, это такой способ надавить на него, поставить в невыгодное положение? Такие штуки были весьма в духе Ланы. Сколько раз уже такое случалось, что она скрывалась от всех до самой премьеры, не желая развеивать совершенно реальные опасения, что придется выкручиваться на сцене без нее. Всю труппу – и в особенности дирижера и хор – это заставляло изрядно попаниковать, однако неизменно в самый последний момент у Ланы чудесным образом все как рукой снимало. Так что Эван давно уже перестал нервничать из-за ее выкрутасов. Умудренный немалым опытом, теперь он взирал на все Ланины перформансы вне сцены, как терпеливый родитель на выходки своего избалованного дитя. Где бы она ни была, Лана требовала повышенного внимания к своей персоне и не мытьем, так катаньем всегда этого добивалась.

И вот теперь она стояла перед Эваном в гримерной – наглядный образец физической крепости и здоровья. Больное горло, по всей видимости, было забыто до следующего раза, как в том возникнет нужда. Так что дублершу звезды уже в который раз ждало разочарование.

Лана резко развернулась к Бекки, гримировавшей в этот момент Эвана:

– Не могла бы ты нас оставить ненадолго?

Тут же Бекки в свойственной ей манере сочувственно глянула на него и вышла из комнаты, и Эван, едва подавив вздох, поднялся с кресла. Уж Бекки-то знала как никто другой, что не стоит перечить Лане перед самым выступлением. Та и в лучшие-то времена чересчур нервозна, а уж за пару часов до поднятия занавеса вообще напряжена, как жеребец перед скачками, и в два раза чаще пинает все, что попадется под ногу. Понятно, что Бекки совсем не хотелось оказаться у нее на пути.

Когда они остались в гримерке одни, Лана тронула Эвана за рукав и с намеком на кокетливость опустила веки. Такой образ, однако, темпераментная итальянка подолгу не выдерживала. Эта женщина вообще была слишком горяча и вспыльчива, так что любая мало-мальская искра вскоре приводила к полноценному пожару.