Я ужасно сочувствую Джо. Ему постоянно приходится балансировать между желанием никуда не отпускать Нейтана без собственного надзора и риском доверить здоровье своего малыша тому, кто не вполне владеет ситуацией. Порой он просто околачивается возле сына в гостях, отчего тот начинает чувствовать себя каким-то недоумком. А потому, что бы Джо ни предпринял, все будет не слава богу.

Я тяжело опускаюсь рядом с братом на пластиковый стул. Вид у Джо бледный и измученный. Он устало потирает пальцами лоб.

– Когда ж мы наконец сможем из этого выкарабкаться-то? – чуть не со слезами спрашивает брат. – Не хочу, чтобы у Нейтана всю жизнь это висело на шее.

– Я поправлюсь, пап, – выдыхает с кровати мой отважный племяш.

– Конечно же, поправишься! – с неестественной оживленностью восклицаю я, мягко похлопывая его по руке. – У вас у обоих все будет отлично!

И уже в который раз я мечтаю о том, чтобы выиграть миллион фунтов и вытащить наконец своих родных из их жуткой квартиры и вообще вывезти из лондонской сырости.

– Ты, кстати, тоже выглядишь как выжатый лимон, – с типично братской заботой замечает Джо.

– У меня же сегодня было последнее прослушивание в «Минуту славы», – напоминаю я ему и тут же ощущаю, как по телу прокатывается накопленная за день усталость.

– Вот черт, сеструха! Я ж совсем забыл!

– Да уж думаю, тебе много чего приходится держать в голове, окромя моей никчемной погони за славой.

Мы одновременно бросаем тревожный взгляд на нашего мальчика.

– Ну так и что? Как все прошло?

– Отлично, – осторожно отвечаю я. – Я прошла в следующий тур, то есть на телешоу.

– Ого, класс! – восторженно восклицает Джо. – Слышь, Нейтан? Твоя тетушка скоро станет звездой!

В знак одобрения племяш обессиленно приподнимает большие пальцы. Это говорит мне, насколько ему худо, поскольку иначе он бы прыгал и скакал от счастья по всему отделению. Я в ответ тоже выставляю большой палец.

– До звезды мне еще трубить и трубить, – охлаждаю я их радость. – К тому же есть и не самая лучшая новость. В жюри будет сидеть тот мужик, у которого я только что работала.

– Если не ошибаюсь, обычно знакомство с членом жюри расценивается как преимущество.

– Ну да, мужик, которого я обидела, да еще и оставила в трудный момент.

– Ничего себе, когда только успела!

– Так что я бы не сказала, что это дает мне огромное преимущество.

– Надо было с ним хоть переспать, – еле слышно, чтобы не донеслось до Нейтана, говорит Джо.

Признаться, такая мысль мне уже в голову являлась.

– Вот чего мне уж точно не следовало делать – так это врать ему насчет моих отлучек с работы. Он и представить не может, что я имею тайные поползновения сделаться певицей. Когда он мне сказал, что у меня хороший голос, я лишь со смехом отмахнулась. Ну как я скажу великому Эвану Дейвиду, что я предполагаю выдержать испытание перед такими же, как он! – Да, больше всего мне сейчас хочется заползти в какую-нибудь подходящую нору и никогда больше оттуда не вылезать. – Он же выпадет в осадок, увидев меня там на сцене. Или я выпаду.

– Вот вечно ты все в жизни усложняешь!

– А то я сама этого не знаю.

– Почему бы тебе просто не взять да и не выйти за Карла?

– За Карла? – издаю я смешок. – Да потому что он ни разу меня замуж и не звал.

– Это лишь потому, что он прекрасно знает, что ты скажешь «нет».

Я мотаю головой.

– Карл ни за что не захочет, чтобы его связывали по рукам и ногам какие-то стандартные договоренности и обязательства. Ему нравится смахивать на бунтаря-рок-н-ролльщика. Может, он и не откусывает головы летучим мышам[44], но в нем по-прежнему силен свободный дух.

– Сама знаешь, сестренка, ерунда все это. Никакой Карл не свободный – и никогда таким не будет. Он же душой и телом безнадежно предан тебе.

– Я тоже ему предана, – уверенно говорю я, – но только как сестра. С Карлом я не смогла бы стать слабой и податливой. Между нами совершенно не такие отношения.

– Что-то мне не кажется, что сам Карл думает так же. Если б ты предложила ему обручальное кольцо, пару вихрастых детишек и дом где-нибудь за городом, он бы мигом забил на свою рокерскую жизнь.

– Может, перестанем обсуждать мои сложные взаимоотношения? – отрезаю я и выразительно взглядываю на часы: – Когда же наконец явятся наши проштрафившиеся родители?

Может, увидев своего любимого внучка в таком состоянии, они наконец образумятся? Все прочие способы вправить им мозги, похоже, провалились.

Джо резко мрачнеет.

– Я пытался дозвониться маме, но дома ее нет, а мобильник она с собой никогда не носит. А если и берет, то забывает включить эту чертову штуку. Она единственный человек, кого я знаю, которому на два года вполне хватает десяти фунтов.

– Поверить не могу, – шумно вздыхаю я со злостью. – Хотела бы я знать, куда она все время смывается!

Мне ужасно неприятно думать, что мама сваливает на отца всю вину за их развалившийся брак, в то время как сама погуливает с другим.

– А папа вообще не захотел приезжать, – продолжает Джо, в точности повторяя мой сердитый вздох. – Себялюбивый мерзавец. Больницы он, видите ли, не любит!

– Чудное высказывание от человека, который старается сам как можно скорее туда попасть.

Вот доберусь до дома – выскажу ему все, что о нем думаю. Не выбирая выражений. Он у меня получит на орехи!

– Надо будет отказаться от той работы, на которую я подписался на будущую неделю, – говорит мне Джо. – Я же не могу оставить Нейтана, когда он так плох.

– Придется оставить. Нейтану подают стероиды, и к понедельнику будет как огурчик. Вот увидишь! – Мы всякий раз изумляемся, как быстро удается Нейтану оправляться после таких ужасных приступов. И все очень надеемся, что так будет и потом, когда он станет старше. – К тому же я за ним присмотрю. Я же обещала.

– Как ты теперь за ним присмотришь, когда прошла отбор в «Минуту славы»? Тебе надо полностью на этом сконцентрироваться, Ферн. Может, это твой самый большой в жизни шанс!

– А может, и самое большое несчастье, – напоминаю я. – Шансы-то тут явно не в мою пользу.

– Кто-то же должен там победить. Я бы предпочел, чтобы это была ты.

– В общем, я успею. Если Нейтану будет достаточно хорошо, чтобы днем пойти в школу, я отлично со всем управлюсь.

– Ну если ты так уверена… – неохотно соглашается Джо.

– Конечно, уверена!

Уж брата я никак не могу подвести – я же ему обещала.

В целом я чувствую невероятную, вселенскую усталость. Порой мне кажется, будто я пытаюсь жонглировать слишком большим числом мячиков сразу, и однажды они вдруг все посыпятся мне на голову, а я останусь впустую молотить руками по воздуху. Впрочем, до той поры буду как-то со всем справляться. Пока что у меня это получалось.

Глава 36

Шло первое действие. Декорации к спектаклю были броские, современные. Глянцевые черно-белые фотографии в двенадцать футов высотой составляли задник сцены, на фоне которого ярко выделялась Лана в образе Виолетты, принимавшей перед своими многочисленными сценическими поклонниками разные томные позы в стиле Vogue.

Вечеринка была в самом разгаре, то и дело слышалась беззаботная болтовня и звон бокалов. Хористы, рассевшиеся на ярко-розовых и оранжевых диванах, выделялись яркостью нарядов. Эван подозревал, что лишь половина из них были способны на выдающуюся игру; большинство же слишком рассчитывает, что их блистательная La Diva вывезет все действие на себе.

Лана с черными распущенными волосами, в платье с откровенным красным кожаным корсажем держалась в центре сцены. Публика слушала как завороженная. Эван в роли Альфредо был одет в черный костюм от Армани и белую сорочку, каждой мельчайшей своей черточкой являя изысканного аристократа. Как он и обещал Лане в гримерной, он признавался Виолетте в вечной, бессмертной любви, несмотря на то, что сама девушка уже была в шаге от смерти.

Сюжет «Травиаты» довольно прост и держится на избитой жизненной истине. Юноша встречает девушку. Юноша пытается увлечь собой эту девушку. Юноша понятия не имеет, что девушка уже одной ногой в могиле. Их разлучает отец юноши, вмешиваясь в ситуацию из самых лучших побуждений. Юноша пребывает в уверенности, что в их разлуке виновата девушка. Потом юноша и девушка вновь воссоединяются. И юноша узнает всю правду, как раз когда девушка уже готова покинуть сей бренный мир. Сплошь и рядом такое случается у самых обыкновенных людей!

Однако в этот вечер по неведомой причине эмоциональная нагрузка его партии проникала в душу Эвана глубже, чем когда-либо прежде. Когда он обращался к Лане, держа ее в объятиях, в глазах его стояли слезы. Выразительный и сочный итальянский стих разливался по залу, когда Альфредо велеречиво признавался, что любит Виолетту с того самого мгновения, как впервые ее увидел:

Я трепетал от пламенной любви,

которой не знавал еще ни разу,

от той любви, что для меня явилась вдруг

бесценным средоточьем, сердцем мирозданья.

На что Лана, глядя ему в лицо, в ответ пела:

Найду ль я в себе силы и отваги на настоящую, бессмертную любовь?

Ни одному еще мужчине в мире не довелось влюбить меня в себя.

О наслаждение, неведомое прежде! Любить и быть любимой!

Любить и быть любимым… Неужто он и дальше пойдет по жизни, так и не изведав, что значит любить и быть любимым? Внезапно это показалось Эвану чересчур горькой и безрадостной перспективой.

Лана между тем вырвалась из его объятий, и Эвана неожиданно потрясло осознание того, что он жаждет вновь осязать тепло ее тела.

Могу ль я пренебречь такой любовью ради пустых забав и суеты?

Эван и сам в последнее время чуть не каждый день задавал себе такой вопрос. За долгие годы он изрядно зачерствел сердцем, сдерживая себя всякий раз, когда появлялся шанс отбросить прочь всякую осторожность и влюбиться с головой. Как он, далеко ходить не надо, обошелся с Ферн? Просто чудовищно! Эта женщина, как ни одна другая, сумела полностью овладеть его мыслями, а он взял и так легко упустил ее. Он всегда слишком сдерживал свои чувства. Всегда слишком себя оберегал.