Кэрол Мэттьюс - Добро пожаловать в реальный мир

– Доброе утро, Дерек, – радостно приветствует Карл моего отца.

– А вы кто? – отзывается папа, и мой друг озабоченно сдвигает брови.

– Вот только не начинай опять! – со злостью бросаю я через плечо.

Карла моя вспышка раздражения, естественно, шокирует.

– У него обнаружилась болезнь Альцгеймера, – поясняю я другу. – Так вот вдруг.

– Надо же, – качает головой Карл. – Печально слышать.

– Но есть и хорошие новости, – продолжаю я. – Синдром Туретта чудесным образом пропал.

– О, клево! – улыбается Карл.

Папа же поглядывает на нас с угрюмой злостью. И ведь правда, несмотря на наши столь откровенные провокации, от моего родителя до сих пор не вырвалось ни единого более-менее сочного ругательства.

Карл потирает ладони:

– Ну ты как? Как ощущения?

– Вся на нервах, – признаюсь ему. – Еще толком ничего не сделала, а ладони уже взмокли.

– Да брось, плёвое дело, – подбадривает меня Карл. – Проскочишь.

– Сперва бы еще дотуда проскочить, – напоминаю я.

Тут же Карл вручает мне мотоциклетный шлем.

– Мы же на скутере. Так что давай напяливай без разговоров.

И мне ведь даже не поворчать, что шлем помнет мою прическу, поскольку никакой прически я не делала. Сегодня я полностью доверюсь стилистам с телешоу – пусть делают со мною что хотят.

– Мог бы пожелать мне удачи, – говорю я отцу уже перед самым выходом.

– Удачи, – скупо буркает он.

И ведь если подумать, иду я на все эти мучения, только чтобы обеспечить лучшую жизнь своей семье – включая и моего неблагодарного папашу. Сама порой дивлюсь: зачем мне все это надо?

– Хочу, чтоб ты пошел со мной. – Я готова всячески умолять Карла остаться.

Он высаживает меня у служебного входа телестудии Би-би-си на стадионе «Уайт-Сити», ловко обойдя все пробки на своей – точнее, одолженной у кого-то – маленькой тарахтелке.

– Нет, лучше ты давай сама по себе, – уверяет Карл.

Не знаю, с чего взбрело ему такое в голову, но Карл вдруг исполнился уверенности, что больше не является моим счастливым талисманом, а, напротив, навевает на меня лишь плохую карму. Если честно, я предпочла бы это проверить, имея его за спиной, однако мой приятель – достаточно упертый малый, а потому, расцеловав меня и сжав в объятиях едва не до полусмерти, Карл оставляет меня стоять у заднего входа, сам же, послав мне напоследок воздушный поцелуй, отправляется прочь. У меня аж сердце сжимается, когда он неспешно катится прочь на своем скутере. Вот теперь я точно чувствую себя в полнейшем одиночестве!

Вижу несколько знакомых еще по прошлому прослушиванию лиц. Конкуренты вылезают из шикарных авто и чуть не вприпрыжку торопятся к служебному входу. У меня же нет ни малейшего желания нестись туда со всех ног – скорее чувствую такую подавленность и безнадегу, хоть горло режь. Снова все они выглядят куда более подходяще случаю, нежели я. Ну почему меня вечно раздирают сомнения и неуверенность? Потенциальная поп-звезда так не должна себя вести! Карл бы хорошенько отчихвостил меня за такое – и, наверно, именно поэтому мне так хотелось, чтобы он пошел со мной.

Нас всего лишь десяток, попавших в этот тур. Из тысяч «молодых талантов» я оказалась среди нескольких избранных. Вообще-то стоило бы этим гордиться! И мне бы не мешало «зажигать» саму себя примерно такими вот речами: мол, эти господа с «Минуты славы» знают, что делают, и если я попала в финал, то уж точно не по ошибке.

И вот, таким образом «препоясав чресла свои», я подвергаюсь неприятной процедуре прохождения через охрану (ощущение, будто подписываю себе смертный приговор!), попадаю в здание корпорации Би-би-си, и меня тут же отводят в огромную студию дожидаться своей очереди на репетицию. Еще заранее ребята с телешоу попросили меня исполнить ту же, что и на прослушивании, песню – «Когда я впервые увидела твое лицо». Только если в тот раз я пела без аккомпанемента, то теперь меня будет сопровождать струнная группа студийного оркестра. От этого мне делается страшно, поскольку мне в жизни никто и никогда не подыгрывал, кроме моего любимого друга Карла. Так что, чувствую, цена успеха возрастает все больше и больше.

Сидя тихонько в стороне, наблюдаю, как идут своей чередой выступления остальных участников. Вот молоденький парнишка с чувством поет старый добрый глэм-рок; вот пугающе юная девчушка, едва достигшая половозрелой поры, исполняет непременную в любом конкурсе песню Бритни Спирс; вот приятный, прям по-соседски душевный парень елейным голосом поет что-то из мотауновской классики[47] – и нет абсолютно никого моих лет. И знаете что? Я ничуть не хуже их, и я это прекрасно знаю. У меня есть все, чтобы победить. Если я сумею мобилизовать силу воли и унять мандраж, то вполне могу и потягаться за главный приз. В принципе, единственный, кто меня серьезно озадачивает среди конкурентов – так это оригинальный бой-бэнд, поющий оперные арии.

При мысли об опере у меня душа уходит в пятки. Если бы я очень-очень постаралась, то смогла бы почти забыть, что одним из судей в жюри, перед которым мне придется выступить, будет Эван Дейвид.

Спустя несколько часов я сижу вся такая элегантная, начищенная, нализанная, прихорошенная, где надо подвыщипанная и, предположительно, уже готовая предстать перед публикой. У меня есть собственное «голливудское зеркало» и приставленная исключительно ко мне гримерша Кирсти. Мне сразу вспоминается наше последнее общение с Эваном Дейвидом после той премьеры, и я всеми силами отгоняю эти мысли, не то мне захочется плакать, а Кирсти, только что потратившая добрых десять минут, чтобы слой за слоем нанести на ресницы тушь, вряд ли будет мне за это благодарна. Кроме того, свою гримерку я делю с другими конкурсантами женского пола, а потому стараюсь все же взять себя в руки.

– Все, я закончила, – объявляет Кирсти и, взбив мне напоследок волосы, отходит, чтобы я могла собой полюбоваться.

Даже я не могу не признать, что Кирсти сумела сделать невозможное. Ей удалось, получив в руки свиное ухо, превратить его в настоящий шелковый кошелек[48]. Вижу перед собой в зеркале настоящую королеву красоты – и не могу поверить, что это я.

– Ну как, нравится?

– Очень!

Мои непослушные, вечно разлетающиеся, словно живущие своей собственной жизнью волосы превратились в каскад обрамляющих лицо блестящих локонов. Неровные обрубки на руках барной официантки теперь, благодаря чудесам акрила, вытянулись в длинные изящные ноготки. Надеты на мне, как обычно, джинсы – только теперь они дизайнерской модели, в которых все чудесным образом оказывается на нужном месте, – и головокружительной высоты каблуки, с которыми ноги у меня теперь, как у жирафа. И еще могу с полной уверенностью добавить, что никогда, ни разу в жизни я так глубоко не открывала чужим взорам свою ложбинку на груди. А нынче собираюсь это сделать аж по национальному телевидению!

Не отрывая глаз от зеркала, медленно сглатываю. Мать моя женщина! Я же вылитая поп-звезда! Настоящая поп-звезда, а не какая-то несчастная перестарка, которую разве что из жалости пустили с улицы. Теперь завсегдатаи «Головы короля» будут совсем иначе на меня смотреть. И если уж я сама себя не узнаю, то, может быть, есть шанс, что и Эван Дейвид меня не узнает? Хотя шанс этот, скажу я, очень призрачный.

Так, похоже, у меня снова сдают нервы.

Программа идет уже вовсю, а я никак не могу себя заставить посмотреть на экран. Не испытываю ни малейшего желания увидеть, что же ожидает меня там, на съемочной площадке студии. Репетиция с оркестром прошла просто блестяще, и могу лишь надеяться, что вечером, когда мое выступление будут оценивать, оно окажется хотя бы наполовину таким же классным. Я даже заметила, что одна из «одинаковых с лица» PR-девочек, когда я закончила петь, утерла слезу.

– Ферн, ждем вас через десять минут, – объявила вдруг незнакомая девица с планшетом в руках и гарнитурой на голове.

У меня по всему телу начинается трясучка, и никак от нее не избавиться. Чтобы как-то отвлечься мыслями, я беру в руки лежащий рядом журнал Hello! и начинаю перелистывать. Добираюсь почти до середины, бесцельно разглядывая загорелые лица суперзнаменитостей, когда вдруг замираю над одной из страниц. С фотографии мне улыбается – точнее, сурово на меня взирает – лицо Эвана Дейвида, которого обхватывает руками весьма привлекательная темноволосая женщина, являющаяся, как подсказывает подпись, оперной звездой Ланой Розиной. И выглядит она тоже исключительно роскошно. Моя уверенность в себе тут же делает крутое пике. Парочка на фото заходит в фойе отеля, и, думаю, из этого вполне можно сделать определенные выводы. Меня тут же, без всяких на то оснований, словно обволакивает зеленой пеленой. У меня ничего не было с Эваном Дейвидом – так почему же меня сейчас снедает такая жуткая ревность? И если я работала на него, питаясь иллюзиями, будто бы он что-то испытывает ко мне, то это более чем ясно доказывает, что очень скоро он бы со мной расстался. Быстро закрыв, с непроизвольным хлопком кладу журнал на место. Теперь мне еще меньше хочется его увидеть!

Девушка в наушниках, явно слукавив, является как будто уже через десять секунд и сообщает, что мне пора на выход.

Под всеобщее «Удачи тебе, Ферн!» я следую за ней по коридору к студии. На сцене молоденький глэм-рокер с самодовольным видом исполняет свою композицию. Парень очень даже неплох. Публика раскачивает баннеры, расписанные его именем, и яркую концовку песни встречает радостными возгласами и аплодисментами. И вот тут-то я краем глаза замечаю Эвана Дейвида, сидящего в самой середине жюри прямо напротив сцены. Он, как обычно, одет в монохромную гамму: в черный льняной костюм и серую шелковую рубашку. Загорелый, отдохнувший и заметно посвежевший, он поигрывает авторучкой, в такт музыке легонько постукивая ею по столу. И тут же все у меня внутри безвольно раскисает. Уж не знаю, то ли это любовь, то ли страх, то ли гремучая смесь того и другого сразу – но я просто раздавлена могучим ударом чувства, которого ни разу еще прежде не испытывала.