Кэрол Мэттьюс - Добро пожаловать в реальный мир

– Да ты, оказывается, душа-человек!

Эван сообщает водителю свой адрес, и тот устремляется к Доклендсу. Сидя на заднем сиденье такси, мы некоторое время с тоской и вожделением смотрим друг другу в глаза. Потом Эван мягко обхватывает меня рукой и на ухо сообщает:

– У меня ну просто жуткая простуда.

– И ты пришел, значит, заразить меня? – Ну да, лучший способ защиты – нападение. У меня не хватит духу признаться, что, по-моему, это как раз он заразился от моей любимой мамочки. – Какая прелесть! Вот спасибо!

– Сегодня я должен был петь на благотворительном вечере, – говорит Эван, – но выступление пришлось отменить. Врач не разрешил мне выходить на сцену.

Вот теперь мне уже реально не по себе.

Эван между тем берет меня за руку, крепко стискивает пальцами.

– Поначалу я просто лежал, думая о тебе. В конце концов вынужден был подняться и отправиться тебя искать.

– То есть ты слез с одра болезни, дабы меня повидать?

Эван кивает.

– Я хотел услышать, как ты поешь.

Я бросаю на него смущенный взгляд.

– Ты очень хороша на сцене.

– Только не говори, что я могла выиграть в «Минуте славы», не то я тебя убью.

– А еще мне хотелось извиниться, что я так некрасиво сбежал из твоего родительского дома, – продолжает Эван. – С моей стороны это была несусветная грубость, и я хотел бы объяснить, почему так вышло.

– Да ты не обязан мне ничего объяснять…

– Когда я увидел, что твой сын, точно…

Я навостряю уши:

– Нейтан мне не сын.

Эван заметно ободряется.

– Правда?

– Он мне племянник. Сын моего брата.

– Уфф… – С явным облегчением Эван откидывается на спинку сиденья.

Может, он считает, что чайлдфри в моем лице есть куда более предпочтительный для него вариант? При этой мысли меня охватывает возмущение. Хотела бы я знать, что сейчас творится в его голове!

– Я думал, что твой, – говорит Эван и громко чихает.

– Индюк, знаешь ли, тоже думал… – быстро говорю я. Потом все же смягчаюсь: – Я частенько сижу с ним. Настоящая мать от них удрала, когда он был совсем еще крохой. Так что я для него типа вместо матери, а еще любимая тетушка.

Эван в ответ молчит.

– А я решила, что ты боишься от него что-нибудь подцепить.

– Так я и подцепил, – слегка улыбается он.

– Это ты от мамы, – признаюсь ему. – Она, как выяснилось, простыла.

– Так что присоединяйся, – снова берет он мою руку. – Насчет его болезни я действительно думал, но совсем не в том ключе, как тебе показалось.

Я терпеливо жду продолжения, чувствуя, что это дается Эвану не без внутренней борьбы. Наше такси тем временем мчится по темным лондонским улицам, без труда лавируя в изрядно поредевшем к ночи дорожном потоке.

– У меня когда-то была сестра, – говорит наконец Эван и нервно прикусывает губу. – Она погибла, когда мы с ней были еще детьми.

– Ох, Эван! Мне так жаль!

– Я так и не смог до конца пережить эту потерю, – говорит он хрипло, с душевным волнением. При этом, не глядя на меня, теребит мои пальцы. – С тех самых пор я избегаю всего, что как-то связано с детьми. И чураюсь серьезных отношений. Всего того, что может вернуть меня к реальной жизни.

– И вид больного ребенка выбил тебя из равновесия?

Эван откидывает голову назад, на спинку сиденья, впериваясь взглядом в потолок, что я воспринимаю как «да».

– Мне хотелось как-то сблизиться с тобой. И мне казалось, мы и впрямь становимся друг другу ближе… Но меня ужасала мысль о том, что тогда мне придется вплотную столкнуться с болезнью Нейтана.

– А теперь?

– Эта мысль долго рикошетировала в моем мозгу, точно шарики в пинболе, – признается он с прерывистым вздохом. – Но я думаю, что все же стоит попробовать…

– Что попробовать?

– Вот это… – склоняется ко мне Эван и, пропуская пальцы сквозь мои волосы, притягивает меня к себе крепче.

Сердце заходится так, что громко пульсирует в ушах.

– Из-за тебя я тоже заболею.

– Тогда сама узнаешь, как сильно я страдаю.

И Эван целует меня, крепко и глубоко, заставляя меня потерять всякое благоразумие. Вместе мы опускаемся на сиденье, его тело оказывается надо мной – и остается лишь сожалеть, что водитель не может опустить никакой шторки или как-то иначе отгородиться от пассажиров, потому что на заднем диване уже нарисовывается откровенная любовная сцена. Я с тревожной скоростью теряю на себе одежду, одновременно срывая с Эвана его, сдирая пуговицы с безумно дорогой рубашки, чего он, похоже, вовсе не замечает.

С ума сойти! Со мной человек, живущий исключительно в пятизвездочных люксах по всему земному шару, – а мы лижемся, точно тинейджеры, на заднем сиденье замызганного такси.

С его губ срывается утробный стон.

– Я никогда и никого так не хотел…

И тут наше авто подъезжает к апартаментам Эвана, что, конечно, весьма кстати, иначе нас вполне могли бы арестовать за непристойное обнажение в публичном месте.

Поднимаясь в лифте к нему на верхний этаж, мы еще больше встрепываем друг на друге одежду. Я безумно хочу видеть этого мужчину обнаженным! Мои руки скользят по его гладкой, почти безволосой груди. Его кожа под моими пальцами жаркая и шелковистая, и от нестерпимого желания у меня подкашиваются ноги. У меня уже очень долго ни с кем не было секса, и я, что и говорить, хочу этого немедленно, прямо сейчас!

Эван пытается на ощупь попасть ключом в замок, поскольку нам страшно не хочется размыкать губы, а его руки норовят заняться куда более важным делом, нежели открывание двери.

– Если не ошибаюсь, врач тебе сказал, что выступать сегодня ты не в состоянии, – напоминаю я, когда, оторвавшись от меня ненадолго, Эван пытается все же открыть замок.

– Не надо верить докторам. Они сами не знают, о чем толкуют. Уверен, как раз сейчас я способен на лучший в жизни перформанс, – уверяет он меня. – И в сущности, к нему-то я и намерен не медля приступить…

Я и сама этого жду не дождусь.

Наконец, то и дело спотыкаясь и наталкиваясь друг на друга, мы попадаем в апартаменты Эвана. Тут же, жарким сплетением рук и ног, падаем на диван и снова ласкаем друг друга страстными поцелуями. Эван нащупывает пряжку моего ремня, с легкостью расстегивает…

– Подожди, подожди, – спохватываюсь я. – Погоди-ка.

Мы оба садимся на диване.

– Что случилось? – спрашивает он.

– Мне кое-что надо сделать.

– Что именно?

– Мне нужно в ванную.

Он издает неопределенный вздох.

Я мигом соскакиваю с дивана. Что мне на самом деле надо – так это немного прийти в себя. Мне хочется насладиться каждым мгновением нашей близости – а она, судя по всему, подступает чересчур стремительно. Причем в какой-то момент ее темп настолько набирает обороты, что то ли мое тело, то ли сознание – уж не знаю точно, что, – заметно отстает от процесса, и мне надо или то, или другое немного подстегнуть.

Эван целует меня вновь, и я едва не забываю, что мне нужен небольшой перерыв.

– А я, пока тебя нет, открою шампанское, – хрипло говорит Эван.

– Ты ж не пьешь.

Он подносит мою руку ко рту, обхватывая губами кончики пальцев.

Бог ты мой, мои колени… Я опять не чую ног!

– Ну, думаю, это можно расценить как особый случай.

И, пока окончательно не потеряла рассудок, я несусь в ванную, по пути подбирая свою разбросанную одежду. Второпях я тыкаюсь в разные двери, пока наконец не нахожу искомое убежище. Это как раз то место, где мне довелось узнать, что я одна, без Карла, отобрана на шоу талантов. И теперь меня всю трясет не меньше, чем тогда, – вот только по совсем иной причине.

Я оглядываю себя в огромных зеркалах – и вид у меня, скажем, не самый привлекательный. Выгляжу я довольно подозрительно – как будто меня только что изнасиловали на заднем сиденье такси. На голове словно сделал начес какой-то сумасшедший парикмахер. Косметика размазалась повсеместно – губная помада на носу и прочее в таком же духе. Тойе Уиллкокс[54] в восьмидесятые, может, и удалось каким-то образом выехать на подобном образе, но сейчас-то он уж точно не прокатит. Достав бумажные платочки, я чуть смачиваю их под краном и обтираю лицо. Потом, подышав в ладошку, проверяю, как пахнет изо рта. Это тоже оставляет желать лучшего – вот что значит пассивное вдыхание пивных паров. Бог ты мой, неужели я только что обнималась и целовалась с Эваном Дейвидом, воняя, как старая пивоварня! Слава тебе господи, что у него насморк и он не способен этого унюхать! В керамической подставке вижу зубную щетку и пасту и собираюсь ими попользоваться. А что остается? Сейчас мне совершенно все равно, чья это щетка – хотя все же сильно надеюсь, что Эвана, а не кого-то еще. Решившись, энергично тру ею зубы, уповая на то, что не наловлю себе микробов больше, чем уже успела отхватить. Так что, если Господин Кен до сих пор меня не уволил, то Эван Дейвид окажется не единственным, кто на этой неделе не способен петь.

Заниматься с ним любовью я хочу искушенно и сладострастно. Хочу, чтобы наша близость была неторопливой и чарующей. Едва ли Эван привык силой овладевать на своем диване разными сумасшедшего вида дамами. Прочие его победы наверняка гораздо более искусные и утонченные, нежели нынешняя. Такой уж он человек! Я краснею при мысли, что мы вытворяли с ним в такси – водитель стопудово еще не одну неделю будет рассказывать это своим клиентам. Эван, должно быть, сам сейчас дивится, какого черта он привез меня домой. Открыв один из шкафчиков, нахожу расческу и, прочесав свою всклокоченную гриву, пышно убираю ее назад с претензией на модную прическу.

Затем, расстегнув пару пуговок на блузке, проверяю, не возрос ли под ней часом мой уровень искушенности. Увы, никаких шансов! Есть только один способ иначе решить этот вопрос – сразить Эвана по полной. Я быстро оглядываю на себе белье – и благодарю удачу, что на этой неделе мне некогда было загрузить машину очередной стиркой, а потому мои незавидные будничные трусы все оказались в грязном белье, и мне пришлось надеть свои нарядные, обычно хранимые для особых случаев, трусики и даже – подумать только! – подходящий к ним лифчик! Ха! А ведь часто случается совсем наоборот. Так вот нежданно-негаданно очутишься в объятиях желанного мужчины – и вот те раз! На тебе вдруг окажутся какие-нибудь застиранные трусы с растянутой резинкой. Но на сей раз, как ни странно, у меня все как надо.