А потом была поездка домой с работы.

К машине шли молча. Для меня подходящее время, чтобы высказать все, уже прошло, и теперь мы находились на абсолютно неизведанной территории. Не знаю, какую отмазку использовала Джен. Может, хотела подождать, пока мы не будем окружены коллегами.

В моей маленькой «Тойоте» стояла давящая тишина. Вместо того чтобы разрушить ее, Дженсен предпочла смотреть в окно на окружающий мир. Я не мог заставить себя включить радио, чтобы разбавить наше молчание.

В надежде поймать ее взгляд, я посмотрел в ту сторону, наверное, раз четыреста. Однако этому не суждено было случиться, если только глаза, которые мне хотелось увидеть, не переместятся на затылок. Думаю, я проделал отличную работу, сдерживая вздохи. И серьезно, что было не так с этой женщиной? Я признался в любви, а ей нечего на это ответить? Прошло несколько часов, вполне можно было всё осмыслить и понять, подходит это ей или нет.

В нескольких кварталах от дома, когда шуршание шин грозило свести с ума, Дженсен прочистила горло и повернулась ко мне лицом.

— Ты пойдешь вечером со мной в «Пульс»? Или я иду сама?

Она наконец со мной заговорила и вот какую тему для этого выбрала? Все не может стать еще более сюрреалистичным!

— Как насчет того, чтобы мы оба не пошли?

— Это прощальная вечеринка в мою честь, я должна хотя бы появиться на ней. — Краем глаза я заметил, как дрожит от волнения ее нижняя губа. — Не важно. Пойду сама.

Я подъехал к дому и припарковался.

— Если думаешь, что сможешь оторваться от меня хоть на два дюйма в эти выходные, то ты сумасшедшая.

Вместо ответа она выбралась из машины и пошла к входной двери. В три шага я преодолел расстояние между нами и настиг ее у крыльца.

— Джен...

Она повернулась, сначала посмотрев мне в глаза, а затем опустив взгляд на губы. И я сорвался. Прижал девушку к стене, обрушивая на нее свой рот. Хрена с два в тот момент она была не со мной, ее губы приоткрылись, чтобы впустить меня. Как только языком я проник внутрь, она трепетно вздохнула и обвила руки вокруг моей шеи.

Я схватил ее задницу обеими руками и прижал бедрами к твердости, которая была у меня с самого утра. Удивительно, как я не причинил ей вреда, ведь все инстинкты кричали обнять ее как можно крепче и никогда не отпускать, но мы стояли на крыльце под пристальным взглядом соседей. Не самое лучшее место, чтобы раздевать девушку.

— Пойдем в дом, — пробормотал я и почувствовал дрожащий кивок.

Я неохотно отпустил ее, перебирая ключи на кольце, подыскивая нужный, сгорая от нетерпения попасть внутрь (понимайте, как хотите). Конечно, это означало, что всю эту звенящую массу я уронил на бетонный пол у двери.

Дженсен громко вздохнула и наклонилась, чтобы поднять их. Она отыскала нужный ключ и вставила в замок. Дверь открывала трясущимися руками. Я не потрудился подождать, пока она вынет ключ из замочной скважины. Захлопнув ногой дверь, вернул ее в свои объятия и к своим губам, пока собаки крутились у нас под ногами в ожидании приветствия. Плохие новости, они не получат желаемого.

Наклонившись, я взялся за ее задницу и поднял, остановившись, только когда оказался заключенным в колыбель ее бедер, прижатый с такой силой, что, думал, взорвусь.

— Господи, Джен, — хрипел я между поцелуями.

Она еще теснее прильнула к моей промежности и улыбнулась мне в губы.

— Хочу раздеть тебя.

Такое не нужно было повторять дважды. С Джен, все еще находящейся в моих объятиях, я направился по коридору в свою спальню, а мудрые собаки где-то затерялись. Мне удалось закрыть дверь ударом ноги, потому что ни одна из моих рук не хотела покидать такого желанного тела.

Большая часть мозга кричала о том, чтобы просто сорвать необходимый минимум одежды и погрузиться в нее, пока оставшаяся часть хотела исследовать каждый дюйм ее тела. И так как это была Джен, и речь шла о любви (во всяком случае, для меня), часть, умоляющая продлить процесс, победила.

Я аккуратно опустил ее на пол, наши губы были все еще соединены, как будто от этого зависело наше существование. Знаю, что со мной так и было.

Немного приподняв край футболки, я скользнул под нее, проведя пальцами вверх и вдоль ребер. Когда добрался до груди, остановился, обхватив красивые холмики плоти ладонями, затем провел большими пальцами по их вершинкам. Услышав ее резкий вдох при первой ласке через тонкую ткань лифчика, я не задавался вопросом «почему». Ее соски были твердыми и острыми и отчаянно нуждались в моем внимании.

Для собственного душевного здоровья мне стоило угодить им.

Я стянул ее футболку через голову, а потом терпение лопнуло, и я просто отодвинул бюстгальтер вместо того, чтобы снять его. Сжал обе плотные вершинки, увеличивая давление, пока она не вздрогнула. Губами прокладывал дорожку поцелуев по ее подбородку, а когда рукой она прошлась по члену, скрытому джинсовой тканью, и слегка сжала его, я застонал прямо ей в ухо.

К черту медлительность!

— Сними с меня джинсы, — пробормотал я, расстегивая пуговицы на ней.

Вместо этого она начала с верхней пуговицы моей рубашки, спуская ее по плечам и царапая ноготками живот, подбираясь к молнии. Медленнее, чем я мог себе представить, она стянула вещицу, око за, мать твою, око.

Это была восхитительная пытка.

Я хотел запечатлеть каждую деталь в памяти, но когда ее джинсы и, наконец, бюстгальтер, присоединились к футболке в куче на ковре, моими единственными мыслями были «идеальная», «красивая» и «больше».

Больше ласк, касаясь губами и языком каждого из ее красивых изгибов, чистое наслаждение от ее рук, блуждающих по моей коже. Я положил ее на кровать и, не прерывая контакта, опустился вниз, пока не накрыл своим телом. Кажется невероятным, что я не отключился — электричество гудело под моей кожей от каждого прикосновения ее пальцев.

Я потянул за резинку ее трусиков.

— Это должно исчезнуть, — прошептал в изгиб ее шеи.

Она приподняла бедра, чтобы я мог стянуть их и, несмотря на пульсацию в ушах, я различил слабый звук рвущейся ткани.

— Прости.

— За что? Я разорвала твои боксеры, стаскивая их. Это мне стоит извиняться, — произнесла она мне в волосы с легким хихиканьем.

— Никогда не извиняйся за то, что рвешь мою одежду. Ты можешь делать это каждый день, пока я не начну бродить тут голый.

Она снова рассмеялась, когда я потянулся к ночному столику за презервативом, упаковку от которого разорвал зубами.

И, к вашему сведению, только то, что я впервые привел домой женщину, не говорит о том, что я не храню их у постели. Мне нужно где-то их держать.

Когда она раскатывала «Троян», я думал, что кончу на месте.

Мы оба тяжело дышали. Голова кружилась от такого острого желания, какого я в жизни не испытывал.

— Сейчас, Так. Пожалуйста, — выдохнула она мне в губы. — Ты нужен мне внутри.

Извиваясь подо мной, она впилась ногтями мне в ягодицы, чтобы направить.

Я мешкал, пытаясь собраться с мыслями, хотя никогда в жизни ничего не хотел настолько сильно. Нельзя забывать, что однажды она уйдет и мне останутся только воспоминания, которые я вытащу и заново переживу во всех мучительно-полноцветных подробностях, пока они не станут старыми и затертыми.

Это был не секс или грубые толчки, или даже трах.

Впервые в жизни я занимался любовью.

Я отодвинулся, фиксируя ее лицо для своего памятного альбома под названием «Дженсен». Ее опухшие от поцелуев губы были приоткрыты, а щеки покрывал румянец, но я не обратил на это внимание из-за ее глаз. Даже будь она сейчас бритоголовой, я бы этого не заметил. Обычно дерзкие янтарные ирисы потемнели до цвета теплого бренди и вместо того, чтобы выглядеть остекленевшими, как я ожидал, они ярко сияли, проникая в мою душу.

Хотелось целовать ее, с головой окунаясь в этот взгляд.

Словно загипнотизированный, не отрывая глаз, я приподнял бедра, чтобы член расположился у ее входа. Она была чертовски мокрой. Потребовался весь мой самоконтроль, чтобы не погрузиться на всю длину и не послать к черту последствия. Несмотря на то, что меня это убивало, я начал медленное движение. С моих губ как молитва слетело имя этой очаровательной женщины, которая спасла и разрушила меня, сейчас и навсегда.

Когда я вошел настолько глубоко, насколько было возможно, она вздохнула. Страх, что я могу потерять сознание от эмоционального короткого замыкания или, например, аневризмы, успокоился.

— Я люблю тебя, Джен, — прошептал, глядя прямо в ее широко раскрытые глаза.

Она ответила легкой улыбкой, а потом еще раз вздохнула, когда я приподнял бедра.

Я не собирался говорить эти слова, не желая давить, чтобы она ответила взаимностью, также хотел уберечь себя от разочарования, если ответ не будет соответствовать моим ожиданиям. Но, как только они оказались произнесены, понял, что ответ не имел значения. Важным было то, что я их произносил снова и снова, пока они не отпечатались на ее коже.

Я снова сказал это, громко и нежно, а после запечатлел их на ее губах в поцелуе, укравшем мое дыхание.

Она была восхитительна, очаровательна и она... покидала меня.

Это действительно прощание. Я был внутри нее. Последний шаг, который я не хотел делать по этой самой гребаной причине. Иногда поступать правильно — отстой.

Хватит меланхолии. Это были мои последние минуты с Джен и я, черт возьми, тратил их, скатываясь в жуткую депрессию.

Выругавшись, начал медленно выскальзывать из ее тела, только чтобы погрузиться в том же неспешном ритме. Джен запустила руку мне в волосы и сильно потянула.

Я разорвал поцелуй только для того, чтобы дать нам обоим возможность вдохнуть, затем снова наклонился, захватив сначала одну губу, затем — вторую, продолжая медленные движения бедрами. И застонал, не уверенный в том, как долго еще смогу удерживать этот ритм, когда все инстинкты умоляли врезаться в нее как поршень.