Марина Кистяева - Дочь Генерала. Книга 2

– Ты меня плохо слушал, Зимин. И, кстати, почему я не удивлена? Я сказала, что жертву приносить не буду! Приходится повторяться.

Она говорила, а он и правда не слушал.

Смотрел на её губы.

Как они двигаются. Раскрываются.

И его накрывало всё новой, ещё большей волной, от которой он терял всякое здравомыслие.

Две недели без неё.

Вечность…

И вот она рядом. Пусть злится, сердится, беснуется.

Лишь бы рядом…

– Вот и не приноси. У нас будут обычные нормальные отношения.

– Обычные? Нормальные? Это какие, Гриша? Ты будешь мне говорить, что делать, а я должна буду имитировать счастье и полное согласие? Такие в твоем понимание… О нет, не так выражаюсь, поправлю-ка! Такие в твоем мире нормальные отношения?

Он слушал в пол-уха, что она говорила. Его внимание полностью сосредоточилось на её губах, что призывно двигались, искушая и провоцируя его.

– И прекрати надо мной нависать! Ты сказал, что будешь сидеть на диване, а не возвышаться надо мной!

Её ошибкой, промахом стало движение к нему навстречу.

Она выставила вперед руки и толкнула его в грудь, показывая, что его нахождение рядом вызывает у неё протест.

А у него снова крышу сорвало. Окончательно.

Он поймал её руки одним движением. Причем, обе. Натренированное тело не дало сбоя. Поймал, потянул на себя. Даша вскрикнула, к щекам прильнула кровь.

Поздно, девочка…

Пусть его всего и корежило от потребности быть с ней, трогать сегодня он её не планировал. С другой стороны, сколько они будут устраивать «танцы с бубнами» и продолжать лелеять её страх перед ним? Глупость несусветная. Чем быстрее он смоет её последние эмоции в отношении физического контакта с ним, тем будет лучше.

Он подался ей навстречу, подхватил под спину, и вот уже он сидит в кресле, а Даша у него на коленях. Гриша не позволил ей воспротивиться быстрой смене ситуации, впился губами в её губы.

Сладкие…

Господи, какие же они сладкие и мягкие. Несравненные. Заставляющие его капитулировать. Раз за разом. Добровольно сдаваться в сладкий плен.

Седой не нежничал. Сразу же просунул язык внутрь. Даша сначала замерла, притихла в его руках, шокированная резкой сменой. Как она представляла их встречу, он не знал. Но неужели она не думала про сценарий, где он не сдержится и прикоснется к ней?

Не сдержался.

Хотел…

Но…

Она его женщина! И будет находиться в его руках!

И если кто-то посмеет встать между ними – сотрет в порошок. Лично.

Как только Даша оказалась вблизи к нему, мир сдвинулся с границ. Никто никогда не производил на него столь оглушающее впечатление, не пробуждал настолько диких потребностей владеть кем-то. Первобытный инстинкт, которому не место в современном мире. Зато Зимин отлично понимал восточных мужчин, которые прячут своё сокровище по домам и кутают в паранджу, чтобы никто не смотрел. Не смел даже голову повернуть в сторону его женщины. Подобные мысли были настолько дикими, что они никогда в голову не приходили Седому. Сейчас же крыли его безостановочно.

Он как безумный вдыхал аромат кожи Даши, что тягучими невидимыми нитями оседал на его коже. Её тело в его руках… Губы, соединенные с его губами…

Он сминал их, лаская и трогая. Выжигал на них своё клеймо, пытаясь добраться до того заветного, что когда-то было рядом, а теперь перешло в категорию запрета. Он осознавал, что Даша никак не реагирует на его поцелуй, на его судорожные, почти безумные поглаживания по её телу, на легкое вдавливание пальцев в спину. Это его задевало, корежило, жгло.

А потом Даша укусила его.

Вспышка боли отрезвила, но лишь на секунду.

Безумие никуда не ушло.

Гриша разорвал их поцелуй, одновременно захватывая затылок Даши, фиксируя её голову таким образом, чтобы она смотрела на него. Дыхание потяжелело, точно он пробежал минимум десять километров в полном спецназовском обмундировании. Такое тоже было, давненько, правда. Проверял себя.

Даша забилась в его руках, не согласная с предпринятыми ограничениями.

– Пусти!..

– Кусаешься? Хочешь моей боли? Крови?! Так я не против, девочка! – прорычал он с бешено бьющимся пульсом и снова прижался губами к её губам.

Поцелуй с привкусом крови у него был впервые. Чтобы бешенство смешалось с агонией, с потребностью отдавать и забирать. Он хотел отдать себя и забрать то, что вызывало у Даши боль, живущую теперь где-то глубоко внутри, прячущуюся ото всех, даже от неё. Через агрессию она должна выплеснуться… Должна!

Он усилил поцелуй, грубо лаская её губы, смешивая сладость её дыхания, её вкуса со своей кровью. Даша, отчаянно застонав, попыталась укусить его ещё раз. Он позволил, рыча и матерясь, сильнее прижимая её к себе, вдавливая в грудь. Гриша нырял в близость со Снегуркой с головой, не помня себя.

Девушка сильнее забилась у него в руках, заерзала, пытаясь не только поранить его, но и вырваться, не осознавая, что своими действиями, движениями только подливает масла в огонь – возбуждает его. Он старался сохранить хотя бы видимость рассудка, не скатиться ещё ниже. Член стоял колом.

Как оказалось, в вопросах верности Зимин брезглив и привередлив. У него никого не было эти две чертовы недели. В мыслях, голове, сердце – только Даша.

Только она…

Пощечина всё же прилетела, правда, больше по ухо, задев щеку. Саднящее ощущение сказало, что ноготки девочки попортили ему и кожу на лице. Седой перехватил руку во втором полете.

– Милая девочка превращается в кошку? – простонал он сквозь сжатые губы. Возбуждение только усилилось, превращая кровь в лаву, не дающую ему ни секунды передышки, уничтожая всё цивилизованное в его теле.

Даша замерла, так же тяжело дыша, как и он.

Её губы и подбородок испачканы его кровью, отчего Снегурка выглядит немного диковато. А он, больной ублюдок, наслаждается этим видом, потому что на её теле часть него. Пусть кровь – не сперма. И сразу же взрыв в голове, и перед ним картина, как Дашулька стоит на коленях перед креслом, в распахнутом, нет, разорванном до пояса платье, с обнаженными, вынутыми из чашечек бюстгальтера грудями, с возбужденными острыми сосками, что слегка покачиваются в такт глубокому дыханию хозяйки. Её губы и подбородок перепачканы его спермой, вязкой и терпко пахнущей. Глаза же девочки затянуло поволокой захлестнувшей похоти. И выглядит она довольной и счастливой.

Гришу торкнуло, точно он принял наркоту. С такой ошалелой силой захотелось перенестись в будущее. Не заметив, он сжал волосы Даши сильнее, и та приглушенно застонала, отчего он сразу же ослабил хватку.

– Тебя убить мало, Зимин, – выдохнула она, кривясь от ненависти.

– Вот теперь ты вернулась, Снегурка, с чем я нас обоих и поздравляю. Ледяная бесчувственная сука – не твоя роль.

– А какая моя роль? Твоей подстилки?

– Подстилкой ты никогда не была и не будешь!

Он первым рот заткнет любому, у кого даже мысль возникнет так подумать про Снегурку.

Девушка обмякла в его руках, глазки свои красивые прикрыла, спрятала от него. Он же смотрел, как трепещут её реснички. Легко-легко.

Она была рядом с ним, в его объятиях.

И никогда ещё не казалась так далеко от него, как в эти минуты.

– Я хочу встать.

– А я хочу подержать тебя на коленях. Готов подставить и вторую щеку.

– Не богохульствуй, Гриша.

Даша внезапно успокоилась. Всё её буйство закончилось разом.

Она смотрела на царапину на щеке Зимина, на кровавую ранку на губе. И… ничего.

Абсолютно.

Ни раскаяния, ни жалости.

Поддавшись непонятному порыву, она подняла руку и дотронулась до губы Григория, надавила, размазывая кровь.

– Ещё, – выдохнул Зимин, словно она не причиняла ему боль, а, напротив, ласкала.

Дашу передернуло, и она поспешно отвела руку.

– Ты псих.

– Не спорю. Я одержим тобой, Снегурка. Это понятно уже всем, кроме тебя.

– Одержим? Что за нелепость… Нет такого чувства! Нет…

– Ты уверена?

От негромкого грудного тона, за которым скрылся шквал невысказанных эмоций, Дашу бросило в жар. Она уперла руку в грудь Зимина и тихо сказала:

– Гриша, я, правда, хочу встать. Хватит, а? Ты уже доказал, что сильнее, что справишься со мной в один счет. Хватит демонстрировать силу, – повторилась она.

Под её ладонью билось его сердце. Учащенно… Слишком быстро.

Как же всё сильно изменилось. Две недели назад. Но, несмотря на то, что она приняла решение уйти от него, начать жизнь с чистого листа, она бы всё равно прильнула к его груди, ища минутное затишье.

Сейчас… Что она испытывала? Отвращение? Страх?

Что?..

Даша не могла понять.

– Я не хочу удерживать тебя насильно, Снегурка. Но буду, если потребуется, – сказал он, плотно сжимая губы.

– Это я уже поняла.

Она толкнула ещё раз и немного удивилась, когда поняла, что её не держат.

Она тотчас соскользнула с его колен, поправила сбившееся платье и поспешила отойти подальше от кресла. Григорий иронично усмехнулся и откинулся на спинку.

– Тебе от меня не убежать.

– Я больше и не буду.

Ей было больно на него смотреть. Вот это чувство она точно испытывала.

Страха, что самое странное, не было.

После совершенного насилия, акта наказания, или как это назвать, Даша ожидала, что при виде Григория впадет в некий ступор, её будет кидать в дрожь и лихорадить только от мысли, что он к ней приблизится или прикоснется. Что-то подобное было, но не выплескивалось через край.

Возможно, это связано с той новостью, что она узнала, и которую до конца ещё не приняла.

Даша развернулась к Зимину спиной и подошла к окну. Слов больше не было.

– Я останусь на ужин, – глухой голос мужчины донёсся до неё сквозь пелену.

Даша даже не сразу поняла, что Гриша тоже поднялся и выдвинулся в её сторону.

Да что ж такое…