Вспоминаю события полугодовой давности, да как такое вообще можно забыть? Возвращение в родной город стало настоящей взрывной волной, накрывшей мою размеренную, идущую по чёткому плану жизнь. Хотя надо признать, сейчас я уже куда реже вспоминаю о случившемся. В Москве некогда думать о прошлом, всегда что-то происходит. К тому же, у меня новая помощница, такая горячая, что не даст заскучать.

Смотрю на часы и понимаю, что нет никакого желания ужинать в одиночестве в пустой квартире.

Я собирался выехать только утром, но сейчас не вижу поводов откладывать поездку: рабочие вопросы улажены, и вскоре я мчусь по трассе, разрывая встречный ветер своими намерениями.


Въезжаю в город, когда в окнах тут и там появляется свет, и в груди начинает расти волнение. Ну ты, Борцов, блядь, даешь. Как пацан, ей-богу.

И хотя обещал матери, что сразу поеду к ней, вместо того, чтобы свернуть в нужный переулок, ведущий к ее дому, проезжаю прямо. Снова накатывают воспоминания, и вскоре уже паркую машину около дома Костровых. Несколько минут сижу в автомобиле, сам не знаю, почему. У дверей подъезда мне везёт, выскакивает какой-то парнишка, и я, придержав дверь, захожу внутрь.

Неспешно поднимаюсь по ступенькам, остановившись у массивной двери, поднимаю руку и жму на звонок. Дома однозначно кто-то есть, в окнах я видел свет, когда подъезжал. Но открывают мне не сразу, приходится ещё раз позвонить. Слышится женский голос: кажется, Ира кричит, чтобы открыли дверь. И почти тут же вижу на пороге хмурого Мота.

Он с минуту смотрит на меня серьезным взглядом, позади появляется Ирина, удивленно кивает. А я поглядываю за их спины и жду, когда появится та, которую мне до безумия хочется увидеть. Но в коридор больше никто не выходит.

— Её нет дома, — говорит Ирина, замечая мой взгляд, и когда я уже собираюсь задать вопрос, Матвей вдруг замахивается.

Честное слово, на долю секунды я прихожу в растерянность, потому что этого никак не ожидаю. Что, блядь, за… Додумать не успеваю, этой же рукой Мот хлопает меня по плечу и ухмыляется.

— Нет, я всё ещё хочу тебе хорошенько врезать, но ведь уже сделал это. Проходи, — говорит он, по-прежнему поглядывая исподлобья.

Качаю головой.

— Мы ведь уже всё выяснили.

— Я по-прежнему её отец.

— Матвей, — это Ирина подает голос.

Костров поднимает руки, будто сдается, и даже улыбается краем губ.

— Ты бы свои глаза видел, — бросает он мне.

Качаю головой. Мот такой Мот. Даже сейчас.


Мы проходим в кухню, Ира разливает по чашкам чай, Костров же скрывается в кабинете, но вскоре снова появляется в кухне с документами.

Бегло просматриваю бумаги, хотя и так уверен, что с объектом полный порядок. Киваю и поднимаю взгляд на Мота. Смотрит тот настороженно.

— Кирсанов не объявлялся больше? — спрашиваю хмуро.

— Нет. Да и с чего? Чернов же его уволил после того случая.

Я киваю, снова погружаясь в документы и заодно в мысли.

Тогда, как ни странно, именно Саша помогла расставить все точки над и. Оказывается, увидела в телефоне Инны звонок Кирсанову и рассказала отцу. Плюс моя беседа с пьяной Шамовой — и все встало на свои места.

Сдала данные, конечно, она, а мы с Матвеем и впрямь были хороши: думали друг на друга. Кирсанов же и не планировал нам помогать, потому что активно сотрудничал с тем самым "КонсалтСтроем".

О делах “правой руки” Чернову я поведал, и тот избавился от своего компаньона.

— А помнишь их лица, когда объявляли победителя? — хмыкает Матвей, возвращая в реальность. — Кирсанов же Инне после угрожал, она ко мне прибежала, прощения просила. Кажется, Шамова к матери уехала, в пригород. — Костров махает рукой, сам себя перебивая. — Черт с ней, Борцов. Я рад, что мы с тобой всё выяснили. Может, коньяк? — спохватывается вдруг он, но я качаю головой.

Ещё минут пятнадцать обсуждаем дела, и я собираюсь на выход жутко недовольным. Не из-за работы, из-за того, что Саша так до сих пор и не вернулась. Ира упомянула, что она гуляет с подругой. Ну что ж, значит, так тому и быть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Выхожу, когда опустевшие улицы утопают во тьме, горит лишь одинокий фонарь у подъезда, и на этом всё. Да уж, двадцать первый век, но, кажется, у этого района до сих пор с электричеством напряженные отношения.

Уже иду к машине, когда замечаю женскую фигуру, выворачивающую из-за угла. Свет фонаря не достает до края дома, но я замираю, предчувствуя, что это именно она.


Просто стою, слушая стук каблуков, оглушающих пустынную улицу эхом, и наблюдаю, как девушка приближается. В каждой руке по небольшому пакету, на шею намотан огромный шарф и даже в этой бесформенной куртке видно, насколько она хрупкая, женственная, грациозная.

Порыв ветра закидывает ей на лицо несколько прядей, она делает ещё шаг, пытаясь волосы с лица откинуть, поднимает глаза и замирает. Пакеты тут же падают из рук. Мы вонзаемся взглядами друг в друга, а через мгновение Сашка уже бежит навстречу, запрыгивает, обхватывая ногами, а холодными руками крепко обнимает за шею.

Я кружу её, прижимая к себе, зарываюсь носом в волосы. От её аромата крышу уносит нахрен, она смеется и тоже вжимается в меня. Утыкается в шею, а потом мы останавливаемся.

— Почему не позвонил? Ты же только завтра собирался? — ловлю ее удивленный взгляд, когда аккуратно опускаю на ноги.

— Не терпелось тебя поскорее увидеть, — целую её в нос, она забавно морщится от моей щетины. — Сдаешь сессию и со следующего полугодия переводишься в московский институт, я договорился.

— Рома, — легонько бьет меня в грудь Саша. — Родители и так не в восторге, что я перевелась на заочное и здесь практически не бываю.

— У них было достаточно времени для тотального контроля.

— Эстафету перенял?

— У меня другая система, да и наказания интереснее.

Сашка закусывает губу, улыбаясь.

— А еще офисный стол грустит без моей помощницы, — перехожу на шепот, вспоминая те сцены, от которых не только стены моего московского офиса, но и мою собственную крышу просто сносит.

— Борцов… — Сашка осекается и становится серьезной, замечая, что улыбку я с лица уже убрал.

— Я скучал по тебе, — говорю, разглядывая глубину ее голубых омутов. Утонуть и не выныривать. — Сашка…

Убираю прядь с её лица, провожу большим пальцем по губам, взяв лицо в ладони, возвращаюсь мыслям в лето.

Там, на лестнице, в полной темноте, я вдруг подумал, что если отпущу, то больше никогда Сашку не увижу. Она ведь ещё даже не принадлежит мне, а я уже не представляю, как её можно потерять. Не могу ее оставить, просто не могу, и всё.

И когда она вырывается и бежит вверх по лестнице, не раздумываю ни секунды. Вхожу в квартиру вслед за ней. Говорю, что Сашу забираю и что им придется это пережить. Да, черт возьми, у меня есть чувства к дочери друга.

Я люблю ее.

Как я так вляпался, понятия имею, но осознание настолько ясное, что я потираю лицо руками и опираюсь спиной на дверь, растягивая губы в улыбке. Наверно, выгляжу безумцем, но мне плевать. Важна лишь реакция Саши.

Мот что-то говорит, Ира молчит, а мы смотрим друг на друга, и я слышу только ее “люблю”, произнесенное в ответ одними губами.

Возвращаясь из воспоминаний, поднимаю взгляд на окна Костровых, там две фигуры, припавшие к окну. Машу им рукой и тяну Сашку в машину, на ходу поднимая ее пакеты.

— Куда ты меня везёшь? — спрашивает она, когда мы уже мчимся по вечернему городу.

— Как куда? — поднимаю брови и ухмыляюсь. — Любить тебя!

— Борцов!

— Что?

Она смеётся, а я бью по тормозам прямо посреди дороги и съезжаю на обочину. Наклоняюсь к девушке и, понижая тон, произношу:

— Я люблю тебя, Саша Кострова. И буду делать это с тобой во всех смыслах, поняла?

Она смущается, кивая, и вмиг оказывается на моих коленях. Рвано выдыхает прямо в губы и шепчет:

— А я тебя, Борцов. Прямо здесь. И сейчас.

Мой дьяволенок.

Разве мог я подумать, что эта маленькая девочка сотворит со мной что-то подобное? Что впервые проиграю женщине, но не пожалею. Въезжая после двадцатилетнего отсутствия в тогда ещё ненавистный город, я и понятия не имел, что моя жизнь так круто изменится, а в правилах поменяется одна из моих, казалось бы, постоянных "с". Спорт, сон и…

Нет, секс у нас тоже отменный, но теперь третья составляющая гордо носит имя "Саша".

В честь дочери лучшего друга и моей любимой женщины.


Конец