– Опа-па, смотрите, наёмник Хмеля и тёлочка, картина маслом, – загоготал амбал, преградив мне путь. Рядом с ним стояло ещё двое таких же бритоголовых отморозков. Я проследила за направлением взгляда говорящего и увидела за спиной Богдана. 

Так бывает, когда за пару минут до стихийного бедствия всё затихает, даже листья на деревьях не колышутся, а животные прячутся в норы, так и сейчас, все, кто был на парковке рядом с кафе, скрылись кто куда успел, делая вид, что не замечают происходящего. 

На дворе белый день, и я стою, изучая наколки на крепко сжатых кулаках опасных на вид парней. Молодые люди, что встретились мне по пути домой тем вечером, по сравнению с этими кажутся мыслящей интеллигенцией. 

Богдан поравнялся со мной и вложил в мою ладонь ключи.

– Иди в машину, – отдал он короткий приказ, и что-то было в его тоне такое, что не позволило сейчас ослушаться. Обхожу парней стороной, но один из них, схватив за руку, буквально швыряет меня в объятия их главаря.

– Не-не-не, Стрелок, она никуда не пойдёт, – бритоголовый перехватил мою шею рукой, прижимая к себе. Силу свою он не контролировал, намеренно причиняя мне боль. Смотрю перепуганными глазами в лицо Богдана, понимая, что это к нему обращались, его назвали Стрелком. Меня как током пробило от осознания, что Скуратов и есть тот самый бандит, что убирает неугодных главарю местной преступной группировки. Мне холодно, но не от мороза, а от страха, сковавшего все внутренности. Слышала я эту кличку от отца, когда он вечером рассказывал, что ищут преступника, к которому так обращаются, со списком прегрешений, достойным не на один срок в аду.

Всё происходит так быстро, что мой неподготовленный разум не способен фиксировать ситуацию. Наблюдаю, как парень, в которого была когда-то влюблена, достает из кобуры оружие, то самое, что уже видела ночью, и направляет в мою сторону.

– Отпусти её, – слышу голос Богдана и не узнаю. Совсем иначе звучит его интонация, отливая сталью и тьмой, как и дуло, в которое я сейчас смотрю.

– Вот так, Стрелок, замараешь руки из-за бабы, пустив оружие в ход, когда вокруг столько свидетелей? – спрашивает держащий меня амбал. Он словно забавляется этой ситуацией, и в отличие от Богдана, не демонстрирует, что вооружен, но свернуть мне шею сможет и голыми руками. 

– Сомневаюсь, что кто-то из-за твоего трупа заявит в милицию, – отвечает Скуратов безэмоционально, – девчонку отпусти, и поговорим по-мужски. 

Амбал касается носом моей щеки и звучно втягивает воздух: 

– Какая сладкая, поделишься? 

Я скорее почувствовала выстрел, чем услышала его, оглушённая собственным страхом. Пуля прошла в тело того, кто меня держал, и ударная волна передалась мне, так что первые секунды казалось, будто это я получила ранение. Амбал бросает меня в сторону, и я падаю на асфальт, в ужасе понимая, что Скуратова держат на мушке, пока тот сидит на спине амбала, прижимая своё оружие к его виску. 

Мне бы сейчас встать и бежать отсюда куда глаза глядят, но я не могу пошевелиться, не в силах оторваться от разворачивающегося зрелища. До сознания доходят обрывки диалогов, но не их смысл. Я даже не сразу соображаю, что в мою сторону тоже направлено дуло. Всё словно во сне, оружие так далеко, но я понимаю, что если целившийся в меня им хорошо владеет, то скоро очертания моей фигуры белым мелом будут выводить на асфальте. 

Адреналин, бьющийся в моей крови, заставляет мозг проясниться. В кулаке всё еще зажаты ключи от автомобиля, впивающиеся зазубринами в мою кожу, и я размышляю, как могу в этой ситуации ими воспользоваться. Но пока я думаю, Богдан с силой ударяет амбала лицом об асфальт, что-то зло втирая ему при этом. Замираю, не дыша, закусываю губу, впитываю выражение его лица, движения парня - и вижу в нём лишь орудие для убийств. Некогда знакомые черты будто стёрты, и на их месте нарисованы новые, которые я раньше в нём не замечала, они исказили его красивую внешность, превратив в зверя, пугающего и беспощадного. И не понять, кто из всей этой компании опаснее, отчего-то кажется, что именно Скуратов.

Лицо амбала всё в крови, булькающей из его рта и носа, я слышу, что он просит своих подручных опустить оружие, и те тут же слушаются. Богдан встает на ноги, но свой ствол не убирает и направляется в мою сторону, не останавливаясь, поднимает меня за руку как пушинку и, пропуская вперёд себя, подгоняет к машине. Он практически кидает меня в салон автомобиля и занимает место водителя. От него исходит такая сильная волна ярости, что она захватывает и меня, я буквально её осязаю, стоит протянуть руку, смогу и потрогать. 

Сижу вжавшись в дверь автомобиля и смотрю на Богдана неотрывно, испуганно. Если до этой ночи моё существование было предельно понятно, то после случившегося всё перевернулось с ног на голову. Дом Игоря, квартира отца кажутся такими недосягаемыми, будто откуда-то из далёкого прошлого. 

– Отпусти меня, останови машину, – прошу, не узнавая собственный голос. Сдавленный, хриплый, словно кто-то душит.

Богдан так сильно сжимает руль, что, кажется, он сейчас рассыплется под его пальцами. Молчит, будто не слышит моих слов, и я вижу, как стрелка спидометра, нервно дёргаясь, стремится к запредельной скорости. 

– Ремень пристегни, – единственное, что он отвечает, не отрывая взгляда от дороги. 

Дрожащими пальцами я исполнила его приказ, не представляя, чего ещё ожидать. 

– Прости, Бэмби, теперь я не могу тебя отпустить. 

Глава 10. Богдан


– Ты меня убьёшь? – раздаётся испуганный писк Ульяны.

Перевожу на неё взгляд, только сейчас соображая, какие мысли могут крутиться в её голове. 

– Я не убиваю маленьких Бэмби, – произношу, рассматривая бледные щёки и полные страха и отчаяния карие глаза, напряжение потихоньку начинает покидать тело, замещаясь раскаянием за то, что впутал её в свои проблемы. Сбавляю газ, видя, как она сжимается в кресле, обхватив себя руками. Как ей объяснить теперь, что по моей вине, из-за допущенной мной оплошности она сейчас находится в опасности? Рыцарь из меня вышел никудышный, помогая избежать нежеланного брака, я в итоге подвергаю её жизнь риску.

– А кого ты убиваешь? – спрашивает будущий юрист.

– Если я положительно отвечу на этот вопрос, мне придётся изменить своим принципам и начать убивать оленят. 

Ульяна хмурится, не в состоянии расценить, насколько я серьёзен, и в каком-то мимолётном неконтролируемом порыве я протягиваю к ней руку и провожу костяшками пальцев по щеке. Вижу, как её зрачки расширяются, делая глаза тёмными, почти чёрными, на спидометре сто восемьдесят километров в час, а я едва ли способен перестать смотреть на неё, чувствуя, как учащается сердцебиение.  

– Я знаю, кто ты, – едва слышно шепчет, облизывая пересохшие губы. Приподнимая бровь вверх, возвращаю взгляд на дорогу, пытаясь оценить, что же такого она может знать, о чём успел обмолвиться её родитель. Судя по сказанному ранее, ей известно достаточно для того, чтобы больше никогда не подпустить меня к себе. 

– И что про меня говорят? – притормаживаю, когда мы подъехали к домику, где я планировал оставить Бэмби на пару дней, пока она не наберётся смелости для разговора с отцом и женихом. А теперь придётся держать её тут в заложниках. Выпустить её получится лишь после того, как разберусь с людьми Царя, решившего через меня бросить вызов Хмельницкому. Всё происходило так чертовски не вовремя, что казалось, сама судьба против того, чтобы я был рядом с Бэмби, но отпустить её я уже не в силах. Исходя из той информации, что я добыл на её отца, оснований вверить ему жизнь собственной дочери у меня не нашлось. Его раздутое до космических масштабов эго вряд ли сможет оценить всю опасность ситуации, ведь такие, как он, уверены, что их звёзды на погонах как броня, отразят любую опасность. 

Ульяна всматривается в дом из сруба, тревожно изучая его, пытаясь, должно быть, понять дальнейший мой план.

– Что уже давно разыскивается бандит по кличке Стрелок, что он... что ты убийца, – она опускает лицо, заправленная за ухо прядь волос выбивается, пряча от меня его выражение. Я вновь борюсь с необъяснимым желанием коснуться её, мои ладони зудят от потребности притянуть её к себе, вдохнуть её запах и всё объяснить, рассказать. Но совершённые мной поступки давно вышли за рамки окна Овертона и не имеют никаких оправданий, я навсегда останусь клеймённым кровью тех, чьи жизни забрал, и буду недостоин такой, как она.

– Убийца, Бэмби, – признаю, всё же сжав её подбородок, обратив стеклянный взгляд на себя, – запомни это. 

– Я презираю таких, как ты, слышишь? – с первой искрой эмоций произносит она, распаляя и разжигая её предположениями о моей гнилой натуре. 

Мне не хотелось взращивать в себе надежду на то, что она сможет принять меня таким, и в мазохистском порыве я решил сразу расставить точки над «i». Теперь скрывать уже нечего. 

– Правильно, Бэмби, презирай и держись подальше. 

Выйдя из машины, помог ей выбраться. Пусть злость на меня немного и привела в чувство мозг, но тело всё ещё отдавало запоздалой реакцией: она, как пьяная, едва способна была переступать по снегу, и мне пришлось помогать, несмотря на то, что мои прикосновения она принимала с дрожью отвращения. 

 Я налил ей немного коньяка, заставив выпить, потому что её состояние мне совершенно не нравилось. Перед тем как объяснить ей, что если она сунет свой маленький нос за порог, пока меня не будет, то ей могут причинить вред, нужно было привести её в чувство. Бэмби совсем расклеилась, комнатный цветочек, не ожидавший столкнуться с тёмной стороной улиц, слишком остро переживала произошедшее утром. 

На мои слова Бэмби кивала, кажется, алкоголь я дал ей не зря, её разморило и буквально вырубало. Она сидела подобрав ноги, едва способная держать глаза открытыми, и я отнёс её в единственную комнату, где располагалась кровать. Девушка свернулась калачиком, не выдержав напряжённого дня, и я вновь подумал, что выйти замуж не так страшно, как оказаться в эпицентре бандитской потасовки. Эгоистичный ублюдок, в очередной раз решивший поступить так, как хотелось, а не так, как было нужно: оставить её в покое и дать брату возможность самому решать свои проблемы в кои-то веки.