В отличие от Ульяны, с Викой всё было гораздо проще. Она заглядывала мне в рот, не подвергала сомнению мои слова и поступки, без труда привела в свой дом, представив как своего жениха. Подполковник и не обратил на меня особого внимания. Эта дочка его не заботила. Я шёл туда с мыслью, что смогу увидеть Ульяну, и сердце колотилось в груди от предвкушения, и даже то, что сейчас она обнаружит меня в компании её сестры, меня мало заботило. Но, признаваясь себе честно, я понимал, что какая-то тёмная часть моей души желала найти в глазах Ульяны боль, как реакцию на то, что я с другой. Будто это её вина, что я думаю о ней постоянно. Мне требовалось взглянуть эту девчонку ещё разок, чтобы понять, что всё это морок, выдумка. Что чувств никаких нет. Но меня ждало горькое разочарование, когда я не обнаружил в квартире её отца ни единого её следа. Ни фотографий, ни вещей, которые я мог бы причислить к её собственности.

Мне вдруг стало невыносимо тревожно за неё. Ведь несколько месяцев прошло, а я понятия не имел, где она. Очевидно, что с отцом не живёт. Университет она тоже не посещала. Я объездил весь город в поисках Бэмби, следил за её университетскими друзьями, чувствуя, что схожу с ума. Медленно, невыносимо, но определённо слетая с катушек

После очередной стрелки всей ратной компанией в сопровождении девушек мы завалились в новый бар, наведя там переполох своим появлением, источая опасность и проблемы. Лет пять назад я и сам бы остерёгся находиться с нами в одном заведении. Одна из девушек, имени которой я не знал или не помнил, но с такой же короткой стрижкой, как у Бэмби, была допущена до моего тела и виляла задом, сидя на коленях, пока мы ждали, что у нас примут заказ. 

К столику подошла девушка, которую я не сразу узнал. На её лице яркий макияж, губы неумело обведены красной помадой, будто найденной в маминой косметичке, и без того длинные ресницы доходили едва ли не до бровей, а на щеках алел румянец.  Моё сердце замерло, чтобы совершить кульбит и пуститься вскачь. 

Еле слышный в шуме этого злачного места вопрос, произнесённый до боли знакомым голосом, и взгляд, направленный куда угодно, только не в мою сторону. Я смотрел на неё во все глаза, понимая, что отчаянно соскучился по этой девчонке, которая не должна была войти в мою жизнь. 

– Эй, – потянув за завязки на её черном фартуке, обращается к ней один из парней, с которыми сегодня делил статью Уголовного кодекса, – присоединяйся к нам, красотка.

Наблюдаю за её реакцией. Она даже не думает поднять на меня глаза, а оборачивается, ища поддержки у кого-то из коллег, и к нам направляется плотно сбитый парень. 

– Ребят, – произносит он примирительно, оттеснив Бэмби, – это приличное заведение, а я его хозяин. Не приставайте к официанткам, если хотите, заказ приму я. 

Перевожу взгляд с него на Бэмби. Она знает, что он её защитит, и чёрная, отравляющая и отрезвляющая ревность проникает в моё сердце. Я всегда был осторожен, но сейчас у меня сносит крышу и рука сама тянется к оружию. Желаю лишь одного – спустить курок и прострелить его чёртову черепушку.

– Слушай ты, хер с ушами, наш столик будет обслуживать она, или от твоего заведения и щепки не останется, – предупреждаю, направляя в его сторону дуло. Парень бледнеет, смотрит на Бэмби, которая наконец-то изволила обратить на меня внимание, и та кивает. Она подходит, что-то шепчет ему на ухо, у них завязывается небольшой диалог, и наконец владелец бара убирается восвояси. 

Следил за каждым её движением, как волк за оленем. Ульяна почти не отходила от столика, принося новые заказы. Опрокидывал стопку за стопкой, чувствуя на языке чистый вкус холодной водки, но ни капли опьянения. В её наряде нет ничего вызывающего, даже яркая помада на губах не выглядит вульгарной. Но это всё Бэмби; она такая чистая, что, кажется, ничто не способно её испачкать, ни мой тёмный взгляд, ни грязный язык. 

Вид, наверное, у меня абсолютно одуревший, потому что в этом баре демоны рвут мою душу на части. С одной стороны, ведь я был прав – не место ей рядом со мной. С другой, проще сдохнуть, чем видеть нацеленные на неё мужские взгляды без возможности заявить свои права. Я вглядывался в лицо каждого, в ком замечал плотоядный интерес к Бэмби, и мысленно выносил ему смертельный приговор. 

Наша компания начала собираться в другое заведение, и прилипшая пиявкой ко мне девица грустно надула губки, когда я соврал, что присоединюсь к ним позднее. Остался один за столиком до закрытия. Сам до сих пор не решил, что буду дальше делать, но меня однозначно больше всех бесил хозяин заведения, не сводящий обеспокоенного взгляда с моего столика. Когда Ульяна подошла, чтобы забрать оплату за попойку, я поймал её запястье, ожидая, когда она поднимет на меня ресницы. 

– Без меня не уходи.

Бэмби смотрит на мою руку на своей с отвращением, высоко задирая подбородок.

– Иди к чертям, Скуратов, – шипит сквозь зубы, наклоняясь ко мне, чтобы я расслышал каждое слово. – Ненавижу тебя. 

– Ослушаешься, и твой друг захлебнётся в собственной крови, – предупреждаю её спокойным голосом, и девушка вглядывается в мои глаза, стараясь понять, шучу я или нет. Мне всё равно гореть в аду, так какая уже разница. Одной смертью больше, одной меньше. От этой я хотя бы удовольствие получу. 

Через полчаса она вышла из дверей заведения и остановилась, встав под светодиодной вывеской, наблюдая за тем, как я курю. Волосы Бэмби немного отросли и касались плеч, вместо пуховика на неё кожаная куртка и шарф. Кажется, она стала совсем худенькой и будто за то время, что мы не виделись, повзрослела куда сильнее, чем возможно за прошедшие несколько месяцев. 

– Чего тебе от меня надо? – спрашивает, сведя тёмные брови. Весь её вид выражает негодование и злость. А я сам не понимаю, какой ответ можно дать на её вопрос. Что я невыносимо скучал по ней? Что сдохнуть хочется от тоски и со временем легче ни хрена не стало? Что ни алкоголь, ни работа, ни другие бабы не помогают? Что я не понял, когда успел потерять голову от этой девчонки? 

– Садись в машину, – произношу вместо ответа, нажимая на брелок сигнализации. Автомобиль пищит, извещая о разблокировке. Ульяна с обречённым видом забирается на переднее сиденье. Тушу сигарету и присоединяюсь к ней. 

– Где ты сейчас живёшь? – интересуюсь, осторожно ведя джип по ночному городу, не шибко доверяя себе после выпитого. 

– А если я не скажу, ты кого-нибудь убьёшь? 

– Если ты попросишь – убью, – отвечаю буднично, бросая мимолётный взгляд на упрямый профиль.

– Снимаю комнату на Ковтуна.

– Почему не дома?

Ульяна резко переводит взгляд с дороги на меня, будто я сказал несусветную чушь.

– После всего случившегося мой отец, как ты мог бы догадаться, не особо хочет знать меня. 

Мог бы, но не догадался. До того момента пока не заявился в дом к её недоделанному папаше, я и не чаял, что она всё же наберётся смелости изменить свою жизнь. Я с такой лёгкостью вмешался в её привычное существование и одним движением снёс его, как карточный домик, даже не потрудившись озаботиться, что с ней будет после этого. Сжимая пальцами руль, злился на собственную узколобость, отлично понимая, что, если бы я не появился, она бы продолжала распивать чаи в том особняке. Вместо этого она теперь протирает столики в баре.

Узнав у неё точный адрес, остановился у общежития. 

 – Сколько тебе нужно, чтобы собрать вещи? 

– Что?! – смотрит на меня своими огромными глазищами, хлопая ресницами, как опахалом. 

– Ничего. Здесь жить ты больше не будешь. 

– Ты болен, Скуратов. А где, по-твоему, мне жить? 

– Со мной.

Ульяна взирает на меня секунду, оценивая уровень трезвости.

– Спокойной ночи, надеюсь, больше не увидимся.

Она выходит, хлопая дверью машины, и направляется в подъезд. Захожу следом за ней, проходя мимо спящей в комнатёнке, напоминающей будку, консьержки, подстраиваясь под шаги девушки. Ульяна обернулась пару раз, недовольно зыркнув в мою сторону. 

На этаже, где, вероятно, находилась её комната, нас встретил прогорклый запах и мигающая лампочка. Ульяна останавливается в нерешительности около своей двери, будто опасаясь отворять её при мне. Смотрю на неё молча, давая понять, что выхода у неё всё равно нет. Она нехотя достает из сумочки ключи. 

– Ну проходи, раз пришёл. 

С интересом изучаю её скромное жилище. Здесь так мало её вещей, что за ними можно было и не возвращаться. Я встал, подпирая плечом дверной проём, рассматривая старенький диван, комод с электрическим чайником и умывальник. 

– Мне помочь? 

– Богдан, прекрати. Я никуда не пойду с тобой. Ты до смерти напугал и меня, и Степана, и если ты считаешь такое поведение нормальным, то я – нет, – в её голосе праведное негодование и обида. Только поводов для них явно больше, чем накопившиеся за сегодняшний вечер. – А ещё я дико устала и хочу спать.

Прикрываю глаза, пытаясь загасить ревность и включить мозги. Будь у них что-то, он вряд ли отпустил бы её со мной. С другой стороны, возможно, он просто побоялся сдохнуть. Но если у них что-то и было, то кто в этом виноват кроме меня? На что я, блядь, рассчитывал, когда бросил её у подъезда и смылся, ничего не объяснив?! Да, наверное, в душе всё же считал, что забуду девчонку, что её судьба перестанет меня заботить, а горевшая во мне ревность пройдёт вместе с воспоминаниями о её губах. Но ни хрена…

– Я тебя тут не оставлю, – заявляю, пренебрежительно осматривая интерьер комнаты, давая понять, что думаю про это место.

Ульяна, которая до этого момента наливала из бутылки в стакан воду, замерла и уставилась на меня, будто видит впервые. Смотрю в её разъярённое лицо, рассматривая бьющуюся на виске венку и румянец на щеках, упуская из виду, как рука со стаканом дёргается и она опрокидывает на меня его содержимое.