— Нет, — секундный шок, который сменяется паникой. Она упирается ладонями мне в грудь и пытается оттолкнуться, а я продолжаю удерживать её за предплечья. — Нет! Ты врёшь! Врёшь! Как и моя мать! — Вика пришла в ярость, колотя меня своими ладошками.

— Угомонись! — я немного встряхнул её, и притянул к себе, прилагая больше усилий, чтобы утихомирить. Поглаживаю по голове, ощущая мягкость шёлковых волос и их цветочный аромат. — Это правда, — сказал, как отрезал. Отсекая в девушке всякое сомнение насчёт моих слов. Но она продолжает выбиваться, и давиться слезами.

— Ты обманул меня, — выдыхает, вновь подняв голову на меня. Вика инстинктивно облизывает пухлые, влажные губы, покрытые красной помадой, и мне захотелось прямо сейчас припасть к ним, наслаждаясь их вкусом, пропитанных солью.

— Это не так, — хмурюсь, убирая девушке за ухо длинный выбившийся локон волос. — Ты должна верить мне, потому что я хочу только лучшего для тебя.

— Костя, ты не сказал мне, что у вас с моей мамой все серьезно, — с обидой произносит, и подбородок предательски задрожал.

— Что? Кто тебе сказал такую глупость? У нас с ней договор. Не более, — возмутился я, начиная подозревать, что Вике известно что-то совершенно другое об отношениях между мной и её матерью.

— Это неважно, — выплевывает она, упираясь ладонью мне в грудь. Вика хочет, чтобы я её отпустил, и, если я это сделаю, уверен — потеряю её. И, возможно, навсегда. — Я видела тебя и её, — кивает в сторону, и я оборачиваюсь, натыкаясь на змеиный оскал Евгении. Чтоб её черти побрали!

— Правильно, доченька, — подначивает, подливая масла в огонь. — Мне он то же самое говорит каждую ночь в постели.

Вика бледнеет на глазах, переводя потускневший взгляд на меня. — Костя? — в голосе застыл вопрос, который она не смогла договорить.

— Это неправда, — уверенно заявляю, не отрывая от её лица своих глаз. — Твоя мать врёт, и если ты хочешь правды прямо сейчас, то пригласи Мирославу.

Девушка нахмурилась, вновь обращая взор на свою мать, но в этот момент Евгения Сергеевна зло заорала, прогоняя меня прочь.

— Проваливай из моего дома, изменщик! Проваливай! — сколько в словах было яда, и мне показалось, что сейчас в доме все стёкла разорвет вдребезги от такой силы крика. Вика вжалась в меня, испугавшись такой реакции своей матери.

— Уходим, — обнимаю девушку за талию и увожу подальше от Вознесенской-старшей, которая забилась в конвульсиях, сев на пол. Она истерически рыдала, долбя по паркету своими ладонями и проклинала Игоря. Мне было плевать на неё, главное, чтобы моя Вика не слышала того ужаса, что мать устроила в её присутствии.

Посадив Вику на пассажирское сиденье, пристегнул её, не обращая внимания на то, что она сама пыталась справиться с ремнем безопасности. Мы не проронили ни слова, когда выехали из усадьбы, и за нами охрана закрыла железные ворота, словно были рады, что их хозяйке станет легче из-за нашего отъезда. Возможно, и так, но я быстро набрал Эдуарда, прося помощи в кое каких делах. Помимо охраны, что выделил Геннадий для Вики, мне следует обезопасить её от посторонних в клубе. Никакой утечки и огласки. Вознесенская не должна чувствовать себя брошенной всеми, а «Готика» на время станет спасением от подобных мыслей.

— Куда мы едем? — едва слышно задает вопрос безжизненным голосом. Я повернулся к ней, прикасаясь правой рукой к щеке. Легкое касание, которое скажет гораздо больше, чем просто слова. Она закрыла глаза, впитывая в себя тепло моей руки. Мне не нравится история, которую Евгения разыграла перед ней, а Вика так легко повелась на уловки своей матери.


— Домой, — коротко отвечаю, возвращая взгляд на дорогу. С силой сжимаю руль обеими руками, стараясь погасить в себе порыв рвущегося гнева наружу. Я хотел бы придушить голыми руками Евгению, которая нагло отбирала у девчонок все, что Игорь оставил дочерям. Беспринципная, наглая и коварная сущность постепенно прорывалась наружу, и теперь вдова компаньона пойдет на все, потому что именно сегодня я расскажу Вике их семейную правду. И Евгения это знает. Насколько разрушительной окажется правда, трудно предугадать, но я буду рядом. Буду поддерживать девушку столько, сколько нужно и даже больше.

— Хорошо, — соглашаясь, Вика кивнула и повернулась к окну. Она облокотилась головой о стекло, пряча от меня свои эмоции. Остальные двадцать минут мы ехали в абсолютной тишине, погруженные каждый в свои мысли.

Запарковав машину в цокольной части здания, постарался сильно не шуметь, потому что Вика уснула. Обессиленная, вымотанная эмоционально, она погрузилась в глубокий сон, и мне хотелось прижаться к ней, чтобы Вика чувствовала мою грудь, меня самого, и могла даже так, сквозь сон, положиться на меня. Довериться мне.

— Всё будет хорошо, — едва касаюсь её лица; щёки, к счастью, порозовели, возвращая Вике былой цвет кожи. Она не шелохнулась. Я придвинулся ближе к ней и оставил совсем краткий, украденный мной, поцелуй на её припухлых губах, ощутив вкус соли от выплаканных слёз. По-тихому вышел из машины и обогнул её, чтобы взять Вику на руки и отнести домой. С сегодняшнего дня, нет — секунды прямо сейчас, она не покинет его, потому что я сделаю все возможное, чтобы удержать Вознесенскую рядом с собой. И не позволю никому разорвать в ней веру ко мне, и ту связь, которая объеденила нас в единое целое с самых первых дней, когда я стал компаньоном её отца.

— Костя, — сонно простонала она, когда я аккуратно поднял её на руки и ногой закрыл дверь машины. Получилось шумно и потому Вика вздрогнула в моих объятиях.

— Тише, дорогая, — целую в висок, прижимая к себе сильнее. Я практически не ощущаю её вес, и когда Вика обвивает мою шею и утыкает носом в нее, мне становится легче морально. Она все-таки тянется ко мне — и этого для меня достаточно, чтобы вернуть доверие к себе.

Войдя в лифт, жму на самую последнюю кнопку, которая ведет нас в квартиру-лофт, туда, где мы не закончили с Вознесенской одно начатое дело. Моя комната по-прежнему хранит ее запах, моя постель все еще пропитана её желанием. И каждую ночь, когда я проводил дома в гордом одиночестве, мне казалось, что Вика все-таки рядом. Сегодня мы проведем вечер в тишине, расставим все точки над I, а уже завтра… Завтра мой план примет следующие трансформации, о которых знают только я и Эдуард. Осталось только дождаться и просто смотреть, как будет рушится всё, что было дорого нам всем. Но все же, я надеюсь, на обратный эффект.

Войдя в квартиру, сразу направился в свою комнату, и уложил Вику на кровать. Снял с нее обувь и накрыл пледом. Девушка свернулась калачиком, пряча свой носик под теплой тканью. Ей не помешает лишний раз выспаться, чтобы восполнить жизненные силы, а я пока займусь делами. Подготовлю новый контракт, в котором новым владельцем моей компании станет Эдуард. Если план сработает, Евгения будет вынуждена сойти с пути и затребует развод сама, как только меня объявят банкротом. Я уже было вышел из комнаты, но услышал тихий голосок Вики, зовущей меня.

— Костя, не уходи, — просит меня, но глаза закрыты. Может все-таки спит? И ей снится то, как я оставляю её? Ощутив в груди покалывание, будто сердце екает, призывая остаться рядом с ней — и я повинуюсь. Обошел кровать с другой стороны и сел, снимая с себя обувь и пиджак с черной рубашкой. Аккуратно лег рядом с Викой, и она тут же перевернулась ко мне лицом, затем легла на грудь. Я замер, чувствуя ее дыхание на своей коже. Обнял ее, вновь наслаждаясь близостью с девушкой, только уже душевной. Со мной все происходило впервые. Такого в моей жизни еще не было, чтобы женщина просто лежала со мной в обнимку, и тем более в моей постели.

— Я тоже тебя люблю, — вдруг слышу Вику, шепчущей слова признания. Мое сердце пустилось вскачь, хотя я старался держаться непринужденно и холодно. Она не подняла голову, только украдкой поцеловала, и снова прижалась, засыпая, и я вместе с ней. В мыслях крутились ее слова, которые теперь навсегда отпечатались в моей голове, будто были записаны на пленку…

Глава 28

Виктория Вознесенская

Все происходило, словно во сне — кошмаре, от которого я никак не могла избавиться. Лица сменялись одно за другим. Круговорот, черт возьми. И все хаотично чередуются. Истерический хохот сменяется на конвульсии всех, кто окружает меня и гогочет.

— Хватит! — закричала, а голос эхом отразился от невидимых мной стен. Пошатнувшись, попыталась пробиться, но тщетно. Звон стекла завибрировал отдачей, усиливая потрескивающий звук. Вижу, что стены покрылись паутиной, в тех местах, где я колотила изо всех сил, чтобы высвободиться из оков этой клетки. Затем все вдруг испарилось и передо мной возник Костя. Лицо каменное и глаза совершенно пустые. От радости, я побежала к нему, но дорога назло становилась длиннее, по мере того как я усиливала свой бег. Мне хотелось прижаться к нему, почувствовать его тепло, ощутить себя в безопасности. — Костя! — зову его, силы у самой уже на исходе. Мне тяжело дышать, будто глотку передавили чьи-то руки. Резко остановилась, ухватившись за шею. И правда, чьи-то руки. Женские. Заорала, пытаясь освободиться вновь из крепких тисков. Меня сильно трясет, и я никак не могу очнуться. Не могу повернуться и посмотреть, кто меня душит с такой силой, что готов переломать все позвонки.

— Вика! — едва уловимый голос Дубровского проскальзывает в туманном сознании, и я сначала не обращаю на него никакого внимания. Продолжаю бороться с душителем. Слезы градом потекли по щекам, и еще чуть-чуть, я потеряю сознание. — Вика, проснись, — уже более отчетливее просачивается звук любимого голоса, который будто вытягивает меня с того света. Наконец, я смогла оттянуть от себя чужую руку и обернулась, наткнувшись на лицо матери — она ехидно улыбалась, оскалившись во все зубы. Женщина обратилась в змею, и уползла прочь, в эту секунду я распахнула глаза, шокированная подобным сновидением.