Когда с религиозной частью праздника было покончено, знать поспешила во дворец, чтобы придаться необузданному веселью. К этому событию девушки из гарема готовились целый год, ведь ни одно гулянье, тем более по случаю такого важного торжества, не обходилось без песен и танцев. Вместе с наложницами гостей развлекали лучшие музыканты из Фив. Кархедон не поскупился и на угощения. Через весь зал тянулись два широких, ломящихся от еды стола. Здесь были яства на любой, даже самый притязательный вкус: жареные гуси с медовой корочкой, фаршированные финиками и другими фруктами, запечённые на вертеле молодые бычки, тушенная с нутом баранина, хрустящие лепёшки, сладкие пироги, редкие, экзотические плоды и сладости. Одного только хлеба было шестнадцать видов. Вино — пальмовое, виноградное, финиковое — лилось рекой. Не знали гости недостатка и в пиве.

Прежде чем сесть за стол, Нейт, как и любая другая наложница, должна была принять участие в несколько групповых танцах, сыграть на арфе и флейте, аккомпанируя приглашённым слепым певцам. В связи с этим для праздничного пира она приготовила целых три наряда. Сейчас на ней была короткая юбочка из белого льна для сложного выступления с мячами и лентами, требующего свободы движений. На щиколотках и запястьях кокетливо позвякивали золотые браслеты, волосы украшал венок из живых цветов. Ожидая своей очереди выйти на сцену, Нейт наблюдала за пирующими гостями. Самые красивые юноши и девушки, одетые в одни лишь короткие набедренные повязки, переходили от стола к столу, предлагая вельможам ароматные мази, духи, поднося чаши с вином и украшая волосы женщин цветами лотоса. По традиции каждый из гостей должен был получить сегодня подарок: новое ожерелье или браслет. Утолив первый голод, а главное, жажду, женщины принялись бурно обсуждать подаренные им украшения. Тем временем в центре зала между двумя пирующими столами девушки в длинных полупрозрачных платьях кружились и кокетливо изгибались, отбивая такт бубнами и кастаньетами. Одна из невольниц, особенно искусная в этом деле, подыгрывала им на флейте, две других — пели, восхваляя доброту и милосердие Бастет. Гости почти не обращали на них внимания, занятые беседой и собственной внешностью. Они умащивали волосы благовониями, пробовали духи и мази, которые подносили им в корзинках снующие между столами рабы. Казалось, только Кархедон, устроивший весь этот праздничный пир, внимательно наблюдает за представлением.

Музыка стихла, и Нейт вместе с тремя девушками, одетыми в точно такие же ничего не скрывающие наряды, поспешила на сцену. В руках она держала несколько маленьких шариков, которыми ей предстояло жонглировать, выполняя при этом сложные танцевальные трюки. Под быстрый дрожащий ритм бубнов Нейт и ещё одна наложница взобрались на спины своих товарок и принялись перебрасываться мячами. Гости встретили это выступление с гораздо большим энтузиазмом, по крайней мере, хотя бы половина из них перестала разговаривать и жевать. Темп нарастал. Музыка делалась тревожнее, словно показывая: каждый новый трюк опаснее предыдущего. Теперь, размахивая руками, Нейт балансировала у своей партнерши по танцу на плечах. Убедившись, что она без труда сохраняет равновесие, стоявшая на полу девушка подбросила вверх несколько шариков, которые Нейт ловко словила, принявшись тут же ими жонглировать. Зрители прекратили чавкать и громко, восторженно зааплодировали. Однако стоило напряжению немного ослабнуть, как они снова вернулись к своим благовониям и запечённым в меду гусям. Зато Кархедон казался довольным. В конце выступления он жестом подозвал Нейт к себе и, сняв с пальца массивный перстень, вложил его в ладонь вспотевшей, обессиленной девушки. Поклонившись, Нейт побежала переодеваться к следующему танцу.

Наспех ополоснувшись в бассейне, она подправила потекший от пота макияж и с помощью служанки соорудила новую замысловатую прическу, украсив волосы цветами и перьями. Окунув иголку из слоновой кости в чёрную тушь, девушка осторожно подрисовала глаза. Губы смягчила овечьем жиром, но заново красить не стала: те были ярко-красными. Для следующего танца Нейт выбрала длинное полупрозрачное платье, прихваченное на поясе алой лентой, с двумя широкими бретелями и золотым ожерельем — воротником. Как все наложницы и большая часть гостей, она была боса. Даже номарх не стал сегодня надевать сандалии.

Не успела Нейт отдохнуть, как снова пришлось возвращаться на сцену. В конце своего выступления девушка чувствовала себя вымотанной и едва держалась на ногах. К счастью, теперь она могла присесть, играя на небольшой семиструнной арфе, пока другие пели и танцевали.

Стоило расслабиться, и усталость сменилась волнением. Достаточно ли хорош её план? Всё ли она продумала и учла? Лениво перебирая струны, Нейт оглядела зал. Гиант стоял у задних дверей, скрытых между колоннами. Поймав взгляд любовницы, евнух незаметно кивнул, давая понять: всё, что от него требовалось, он выполнил, теперь дело за ней. Сердце заколотилось неистово и безумно. Нейт поискала глазами свою соперницу и обнаружила её сидящей по правую руку от Кархедона. Развернувшись к номарху всем корпусом, Тахенвет увлечённо о чём-то рассказывала. Старик же, наоборот, не обращал на неё внимания, рассеянно почёсывая за ухом сидящую у ног борзую. Эту собаку Кархедон просто обожал. Несколько лет назад её привезли номарху в качестве дара откуда-то с берегов Красного моря, и с тех пор он с ней не расставался. Ночью борзая спала на полу у его кровати, а на пирах сидела у ног, хотя нередко принималась носиться по залу, громким лаем заглушая голоса выступавших певцов. Впрочем, сейчас собака вела себя на удивление смирно. Нейт часто думала, что, кроме золота и своей любимой борзой, номарх больше ни к кому не испытывал привязанности. Половину своих наложниц он не знал по имени, а тех, кого знал, постоянно путал. Своего единственного сына, пусть и внебрачного, за двенадцать лет Кархедон не навестил ни разу, зато каждый день наведывался в сокровищницу, где часами любовался горами золота, серебра и драгоценных камней, которые собирался забрать с собой в царство мёртвых.

Кроме собаки, в зале были и другие животные. Под столом сидела маленькая ручная обезьянка, перебиравшая финики. Женщина с восточными чертами лица — видимо, её хозяйка — бросала ей на пол фрукты, и две её соседки заливались смехом всякий раз, когда цепкие лапки животного тянулись к новому угощению.

Нейт попыталась сосредоточиться на игре, но не могла оторвать взгляд от номарха. Каждый раз, когда к нему подходила служанка, чтобы наполнить опустевшую чашу вином, девушка задерживала дыхание. Пальцы замирали, переставая перебирать струны.

Вскоре развлекать гостей принялись слепые певцы из Фив, и наложницы смогли присоединиться к общей трапезе. К тому времени мужчины были навеселе и едва ли замечали, что творится вокруг. Какую-то увешанную драгоценностями египтянку тошнило в углу за колонной.

Для застолья Нейт приготовила более роскошный наряд: многослойный, с плиссировкой по всей длине и орнаментом в виде вертикальных полос и зигзагов. Платье необычного кремового оттенка соблазнительно облегало грудь, а книзу расширялось. Казалось, будто оно сшито из воздуха. Ткань была настолько тонкой, что даже сквозь пять слоев просвечивалось нагое тело.

С тяжелым сердцем девушка отправилась переодеваться, ни на секунду не забывая о своём плане. Меньше всего Нейт хотелось покидать зал: цепочка событий была запущена, и в любой момент могло потребоваться её присутствие. Теперь всё зависело только от неё. От того, насколько талантливой актрисой она была.

Ещё ни разу в жизни Нейт не переодевалась так быстро. Она буквально бежала по широким коридорам гарема, спеша присоединиться к пирующим. В дверях девушка остановилась, чтобы перевести дыхание, и сразу почувствовала: момент, которого она так ждала и боялась, настал. Этому не было логического объяснения. Просто сердце вдруг забилось чаще, а ладони вспотели. Проталкиваясь сквозь пирующую толпу, к номарху приближался красивый юноша с кувшином вина. За целый вечер Нейт не раз наблюдала подобную сцену, почему же сейчас она ни на секунду не усомнилась, что прекрасный невольник, сам того не ведая, несёт в руках смерть? Она замерла в дверях, нервно кусая губы.

Тахенвет по-прежнему сидела рядом с номархом, но с куда меньшим пылом пыталась вовлечь его в разговор, видимо, начиная осознавать всю тщетность своих стараний. Оставалось только порадоваться удачному стечению обстоятельств — всё складывалось как нельзя лучше. Приблизившись, юноша почтительно поклонился и неслышной тенью замер за плечом номарха. Кархедон, не глядя, протянул ему чашу, просто чуть-чуть приподнял над столом, и раб, явно испуганный, поспешил наполнить её пальмовым соком. Прежде чем поднести кубок к губам, старик жестом подозвал к себе хорошенького шестилетнего мальчика, который тихо сидел за его спиной на мягких подушках. В сотый, если не в тысячный раз за вечер, несчастный ребёнок поднялся с пола и на дрожащих ногах подошёл к правителю. Лицо его раскраснелось от выпитого вина, но страх и ожидание смерти не позволили рабу захмелеть. Он был полностью обнажен, так как ещё не достиг того возраста, когда мальчики превращаются в юношей, получая своё первое схенти.

Нейт наблюдала за происходящим с возрастающим ужасом. Со всей ясностью она поняла, что обрекает на смерть не только свою соперницу, но и ни в чём не повинного ребёнка. Конечно, Нейт и раньше об этом думала, но не заостряла внимания. Теперь же чувство вины терзало её, словно гиена — мёртвую плоть. Нейт видела, как дрожит чаша в руках ребёнка. При желании она ещё могла ему помешать, но стояла и смотрела, как привычным жестом он подносит кубок к губам и, помедлив, делает осторожный глоток, не зная, что тот станет в его жизни последним. Кархедон повернулся к мальчику, ожидая, когда яд, если он был в чаше, подействует. Нейт ждала вместе с ним, точно зная, что это случится. Минуты через три ребёнок вскрикнул и, схватившись за живот, рухнул на пол как подкошенный. От невыносимой боли его глаза едва не вылезли из орбит. На нежных детских устах запузырилась белая пена.