Берньер Луи де - Дочь партизана

Ну, с вечеринками, роком и умничаньем вышло не так чтобы очень, а вот парня я заполучила с ходу.

На вокзале я растерялась: темень, у меня чемоданы, да еще этот харч. Хотелось домой. Будто высадилась на Луне. Все вывески не кириллицей, а латиницей.

Потом смотрю, в телефонной будке парень, с виду симпатичный. Наверняка, думаю, студент. Худоват, зато с копной темных волос и в кожаном пиджаке. Я встала рядом с будкой, но не очень близко, чтоб не выглядело, будто подслушиваю. Когда парень договорил, я подала ему бумажку с адресом и спросила:

– Не подскажешь, где это?

Он вгляделся в листок:

– Сейчас, минутку, я не силен в рукописной кириллице. Мы раньше не встречались?

– Дешевый приемчик, а? – сказала я.

– Извини, отбой. Попробовал наудачу. Но все равно: я Алекс, машиностроительный факультет, второй курс. Твое общежитие рядом с моим. Главное, поймать наш автобус. Помочь с вещами?

– Ничего, я сама.

– Да, я хорват, но это еще не повод меня в чем-то подозревать.

– Мне все равно, кто ты, – сказала я, потому что тогда оно так и было. – Просто нужно остерегаться незнакомцев.

Алекс показал паспорт и студенческий билет, и я отдала ему чемодан.

– Господи! – удивился он. – У тебя там труп, что ли?

– Учебники. Накупила впрок. Учусь на матфаке.

– Здорово! Поможешь мне. У меня нелады с математикой, а в машиностроении без нее никак. Ну пошли, остановка недалеко.

В общаге Алекс, одолев лестничные пролеты, дотащил чемодан до моей комнаты и распрощался. Я разглядела, какая у него славная улыбка.

В комнате я распаковалась, чемоданы запихнула под кровать и на шкаф, потом взяла ручку и посидела за столом, представляя себя студенткой. Затем пошла на кухню и познакомилась с соседками. Все они казались милыми и дружелюбными, но утром под дверью я нашла записку: «Вали домой, сербская дрянь!»

Он привел меня в сущий гадюшник.

Кажется, у русских есть присловье: «Где два югослава – там три коммунистические фракции». Говорят, все мы бандиты, которые верны только своим родичам и замиряются с врагами, чтоб одолеть соседей. Однажды на двери моей комнаты кто-то написал: «Да здравствуют усташи!» – хотя в общем-то меня особо не доставали. Мне было плевать на эту племенную муру, пока я не поняла, что все иные племена без всякого повода меня ненавидят. Моя лучшая подруга – словенка, Тито – хорват, отцовскую машину сделали немцы, мои часы собрали русские, фотоаппарат – восточные немцы, а от фашистов нас освободили англичане. Так я воспринимала разные нации и думала: какая разница, что было в прошлом? Но стоит чуть попятиться, как прошлое вмиг вскочит и тяпнет за ногу. Теперь я многих ненавижу, правда, не всерьез. В смысле, терпеть не могу хорватов, но запросто с любым повидаюсь, ненавижу боснийцев, разваливших мою страну, и крепко подружилась с боснийкой.

Ее звали Фатима. Мы встретились на ознакомительной экскурсии по университету. Нас было полно. Все мальчики с армейскими стрижками от мамаш, все девочки в новеньких скрипучих туфлях из кожзама. Конечно, никто не запомнил никаких исторических фактов, и мы потом еще долго путались в университетских коридорах.

Фатима носила блузу без пуговок, расшитый жилет, сандалии и широкие шаровары с кушаком. На одном запястье золотые браслеты, в ушах большие золотые серьги, волосы упрятаны под платок. Она одна была такой цветастой – очень экзотично. По правде, я удивилась, что она в университете, ведь мусульмане держат своих женщин дома. Наверное, в Загребе Фатиме пришлось еще тяжелее, чем мне. Под ее дверь подсовывали картинки со свиньями. Долгое время общаться с ней было трудно: что ни скажи, она все воспринимала как искусно скрытую издевку. Но я не отставала, потому что меня к ней вправду тянуло. Как-то она сказала, что все дело не в разной вере, а сословиях. Они с мужем затевали собственное дело, и Фатима приехала учиться экономике и управлению.

Я не верила в сословия – я же коммунистка.

– Вы хотите, чтобы все были подневольными работягами, – сказала Фатима. – А я хочу, чтоб все были аристократами.

Мы часто гуляли в ботаническом саду. Осмотрели все достопримечательности, посидели во всех хороших кафе. В день Фатима выкуривала одну сигарету, от которой прям впадала в экстаз. Подражала американской кинозвезде, о которой вычитала в каком-то журнале.

Нам нравился Верхний город с его особняками восемнадцатого века и башней Лотршчак, где каждый полдень звонил колокол. Мы сидели на ступенях собора и говорили о Матии Губеце, которого убили, короновав добела раскаленным обручем. Фатима рассказала, что в Стубице гробница его палача вечно мокра от пота, ибо злодей жарится в аду. Услышав, что я не верю в ад, она прищелкнула языком и снисходительно отмахнулась. Возможно, я бы сдружилась с ней еще крепче, чем с Ташей, но все обернулось очень похоже: разлучником вновь стал парень, только на сей раз мой.

В библиотеке кто-то за моей спиной спросил:

– Мы раньше не встречались?

Он был в том же черном кожаном пиджаке и с той же копной немытых волос.

– Так и знал, что пересечемся. Слушай, помоги с закавыкой.

«Ой, наверное, что-нибудь личное», – подумала я, но он шваркнул на стол учебник:

– Вот, механическое напряжение при воздействии трех разносторонних сил. Никак не врублюсь, какая тут формула. Поможешь? А то уже мозги одеревенели.

– Нужно использовать дифференцирование, – сказала я. – Знаешь как?

– Не очень. Растолкуй, а с меня выпивка.

Он ухмыльнулся, и я вдруг поняла, что он затеял.

– Ты сам все прекрасно знаешь, да?

– Нужен ведь повод к тебе подойти. Кстати, с тебя причитается. За доставку чемоданов.

Он привел меня в сущий гадюшник. Какой-то полутемный подвал, где пол был липкий от пива и табачного пепла. Загаженные туалеты, толпа народу, сквозь которую мы пробирались, подняв стаканы над головой. Все орут, друг друга не слышно, и так накурено, что задыхалась даже я, привычная к сигаретам «Дрина». Еще тот горлодер – прощайте, гланды.

Играла группа – наяривала вовсю, и ужас как паршиво. Я ее сразу вспомнила, когда в Англии услышала панк-рок. Кто-то швырнул в солиста пивной кружкой, а тот огрел обидчика микрофонной стойкой. Тут уж началось черт-те что и дым коромыслом. Я хотела уйти, но Алекс желал досмотреть драку, и я дожидалась его на улице. Свежий прохладный воздух был точно ангельский поцелуй. В общем-то, получилось приключение, но я прям зашлась от злости.

Наконец появился Алекс, глаза его горели:

– Здорово, правда?

– Полное дерьмо. Еще раз сводишь меня в подобное место, считай, что мы незнакомы.

– Вышло маленько не того, – уступил он.

Вечером я выглянула в окно и увидела Алекса, который, дымя сигаретой, ошивался под фонарем. Я растрогалась, вспомнила Ромео и Джульетту и ему помахала. Он ответил, а я лишь потом сообразила, что уже по пояс разделась. Хотя, может, он не разглядел – я в тени стояла. Позже он ничего не сказал. А меня-то слегка шибануло.

В извинение за безобразный концерт он преподнес мне цветы, но еще два месяца я с ним не спала. Часто с нами гуляла Фатима. Понятно, Алекс злился, хотя виду не подавал. Мы ходили в музеи, а раз отправились в оперу, которую он явно не выносил. В общем, я стала ему доверять и считала, что мы добрые друзья.

Как-то вечером мы гуляли, падал снег, горели фонари. Я была в его шапке, он дурачился, увертываясь от моих снежков. Руки у меня совсем закоченели. Сейчас отвалятся, сказала я, и мы пошли ко мне в общагу. Алекс начал растирать мои ладони, и тут вырубился свет – его регулярно отключали.

В кромешной тьме мы тыркались по комнате, искали свечи. Но только я чиркну спичкой, Алекс ее задует, и мы смеемся как ненормальные. Наконец я зажгла свечу. В желтоватом свете маленькая комната казалась крохотной и очень уютной. На облезлых стенах трепетали тени – богемное такое, романтичное жилище.

– Красиво, – сказала я.

– Теперь долой уроки, – ответил Алекс. – Возблагодарим электрика.

– Спасибо тебе, электрик, – сказала я.

Повисло неловкое молчание – мы оба понимали, что может произойти. Чтобы чем-то заняться, я поставила Франсуазу Арди, но магнитофон, конечно, не работал, я переключила его на батарейки. Когда обернулась, Алекс стоял за моей спиной; он меня удержал и очень нежно коснулся губами моего лба. Я приникла к его груди. Он вдыхал запах моих волос. Я подняла голову, и он по-настоящему меня поцеловал. Веки его были прикрыты, но потом он взглянул на меня, и я увидела, как сияют его глаза.

Алекс сел на кровать и протянул ко мне руки. Он улыбался. «Кажется, надо сопротивляться», – подумала я, но как-то это было лишнее. Я подошла.

– Я обожаю тебя, – сказал Алекс. – С тех пор как увидел на вокзале, все во мне полыхает.

Значит, любовь с первого взгляда. Это льстило и радовало. Он стал расстегивать мои пуговицы. Медленно-медленно. И все целовал, целовал и приговаривал: «Ты прекрасна». Исцелованная, я была точно в бреду. Ничего не успела понять, как стала совсем голая и беззащитная.

Он мгновенно скинул свою одежду, лег рядом и обнял меня. Перевернул на живот, огладил мою спину и бедра и вновь положил навзничь.

– Не хочу залететь, – сказала я. Казалось, голос мой чуть слышен издалека.

Алекс встал и, порывшись в брючном кармане, вынул пакетик:

– Новый Папа[27] не узнает, если сама не проболтаешься.

Я ужасно расстроилась:

– Ты ждал, что я с тобой пересплю, да? Раз приготовил эту штуку?

– Мы оба этого ждали, – ответил он. – Или я ошибаюсь?

– Все равно некрасиво. Я чувствую себя дешевкой.

Алекс подошел к узкой кровати и сказал: