– Дэниелу Диффену?

– Это ее адвокат. Он провел первоклассную работу при очень сложных обстоятельствах.

Джулиет обняла кружку руками.

– Откровенно говоря, вся эта история показалась мне невероятной. Как можно поверить в то, что сказала мама, тем более теперь, когда я познакомилась с бабушкой… Ну я просто не могу поверить, что она могла сделать что-то подобное.

Катрин кивнула. Уклончивость ее ушла, сейчас она выглядела грустной и немного озадаченной.

– Я понимаю. Мы все чувствовали подобное.

– Тогда, если никто не верил, почему ее признали виновной? – спросила Джулиет. – Тогда это вообще лишено смысла.

– Ее признали виновной потому, что она настаивала на том, что она виновна, – тихо сказала Катрин.

– Но что же тогда произошло?

– София была на празднестве в Сент-Хелиере. Она приехала домой незадолго до полуночи, шофер высадил ее перед парадной дверью Ла Гранжа. Через двадцать минут София позвонила в чрезвычайную службу с просьбой прислать полицию и «скорую помощь». Она сказала, что стреляла в Луи.

– И ей поверили?

– Ну… Луи же был мертв.

– Но ведь это неслыханно, чтобы люди делали ложные признания, не так ли?

– Я не знаю, Джулиет.

– Но вы в свое время думали…

– Так же, как и ты, я не верила, что София могла сделать что-нибудь в таком роде, и Дэниел Диффен тоже. Я уверена, что была причина, из-за чего он проделал такую грандиозную работу, чтобы оправдать ее. Если бы ее защищал кто-нибудь другой, а не Дэн, она могла бы благополучно получить гораздо более долгий срок. – Катрин слегка покраснела и задохнулась, но Джулиет не заметила этого.

– Но даже он не смог полностью ее оправдать, – сказала она все еще слегка обвиняющим тоном.

– Ты не понимаешь, моя дорогая. У него были полностью подрезаны крылья… – Катрин оборвала себя, вспомнив свой страстный разговор с адвокатом, когда она вихрем прилетела из Лондона на Джерси, услышав про арест сестры.

«Как ты позволил им осудить ее, Дэниел? – яростно вопрошала она. – Это же нелепо, это безумие!»

«София настаивает на своей вине, – ответил Дэниел. Глаза его за золотыми дужками очков были болезненно тревожны. – Она хочет признать вину и понести любое наказание, которое применят к ней. Все, что я могу, – это изложить ее дело с наибольшим возможным сочувствием».

«Но она же не делала этого!»

«Она говорит, что убила. Она – мой клиент, Катрин, а мой долг – следовать ее пожеланиям. Действительно, все это дело немного необычное. Вообще-то я должен верить в невиновность клиента, которого я защищаю. И, каким бы ни было необычным дело, этика остается неизменной. Я должен постараться сделать для нее все, что смогу, на основании веры в ее слова. Я не должен суетиться, изображая из себя полицейского, – у меня нет ни малейшего желания делать это».

«Понимаю. Ты не хочешь ей помочь!» – Катрин была вне себя.

«Конечно я хочу ей помочь. Боже мой, я же знаю вас обеих всю жизнь. Мне ничто не доставило бы большей радости, чем пойти в суд и доказать ее невиновность. Но она решительно настроена на то, чтобы я этого не делал».

– Она не дала ему никаких зацепок, – сказала Катрин. – С начала до конца она настаивала на том, что поссорилась с Луи и случайно выстрелила в него.

– Но как это могло случиться?

– Ох, Джулиет, я не знаю. Это было так давно. Все, что я знаю, – это лишь то, что я никак не могла в это поверить. София боготворила Луи. Из всех мальчиков он был… ей особенно близок. И кроме того… – Она умолкла, прикусив губу.

– Что «кроме того»?

– София так боялась оружия, – тщательно подбирая слова, сказала Катрин. – С трудом верю, что она держала хоть раз пистолет в руках и нажала на спуск – случайно или как-то там еще.

– Вы хотите сказать, у нее была фобия? Катрин замялась.

– Что-то вроде этого.

– Тогда… почему же вы не встали на суде и не сказали об этом?

– О Джулиет… – вздохнула Катрин, – потому что она просила меня не делать этого.

– Но почему?

– София была решительно настроена принять на себя вину за смерть Луи.

– Вы хотите сказать, что она кого-то защищала?

– Не знаю. В свое время мы много теоретизировали насчет этого. Я даже помню, как мы думали, а не была ли она настолько расстроена всем происшедшим, что и на самом деле поверила, что совершила это. Как я уже говорила, она обожала Луи. Мне казалось, что его мог убить бандит, она обнаружила Луи, когда вернулась с празднества, и… просто помешалась. Но полиция не захотела об этом слушать. А если принять во внимание, какой сильной, спокойной и находчивой была София, это кажется маловероятным.

– Может быть. – Лицо Джулиет стало решительным. – Но я уверена, что бабушка не убивала Луи. Я уверилась в этом с первого же момента, когда увидела ее. Это не имеет никакого отношения к тому, что бы там ни говорили, это просто ощущение. И у вас оно тоже есть, не так ли?

– Да. Но, думаю, ты все же должна помнить, что мы говорим о том, что случилось много лет назад. Я понимаю, что это для тебя новость, и твой интерес к этому тоже вполне объясним. Но мы живем с этим уже почти двадцать лет.

– Какая разница, сколько лет?

– Мы примирились с этим, пережили все. Я не имею ничего против того, чтобы поговорить с тобой об этом, но увидишь сама, что другие члены семьи отнюдь не жаждут распространяться на эту тему. Думаю, что самым мудрым для тебя будет поступить так, как мы, и забыть обо всем, что произошло.

– Как вы можете так говорить? – Глаза Джулиет лихорадочно блестели. – Если бабушка не убивала Луи, если она отбывала срок за преступление, которое не совершала, тогда тем более справедливо, что мы должны попытаться обелить ее имя. Честно говоря, я не могу понять, почему вы в свое время не добились этого.

– Джулиет, я же тебе говорила…

– Я знаю. Я слышала, что вы сказали. Но вы должны понимать, как это отражается на мне. Она же моя бабушка, не забывайте.

– И моя сестра.

– Да, но это не совсем одно и то же. – Джулиет замолчала, она не знала, как правильно выразить ту глубинную потребность, которую начала в себе ощущать и которая выходила за рамки того, чтобы просто доказать невиновность Софии, – ей было необходимо разобраться – внучка ли она убийцы и чья кровь будет течь в жилах ее будущих детей. Это не сразу пришло ей в голову, скорее, оно незаметно подкрадывалось к ней, начиная с того взгляда, который бросил на нее Син, когда она рассказывала ему то, о чем поведала ей Молли. Действительно, не очень приятно ощущать себя прямым потомком человека, совершившего такое ужасное преступление, и в каком-то смысле Джулиет могла понять потрясение Сина, когда он узнал об этом. Логично или нет, но это в сущности имело для нее больше значения, чем она могла бы предположить.

– Джулиет, – сказала Катрин, – не вытаскивай все это наружу. Пусть себе лежит с миром. – В голосе ее слышались мольба, она наклонилась вперед и дотронулась до руки внучатой племянницы. – Ради тебя самой, ради собственного душевного спокойствия оставь все это.

На миг какое-то острое неловкое чувство кольнуло Джулиет.

– Почему? – спросила она.

Катрин заколебалась. Щеки ее покрылись легким румянцем, она не могла больше выдерживать взгляд Джулиет.

– У каждой семьи свои тайны, Джулиет. В этом нет ничего необычного. Но иногда лучше их не тревожить. Почти всегда лучше.

И снова озноб пробежал по коже Джулиет. О чем говорила ее тетушка? Но, наверное, на сегодня достаточно.

– Извините меня, тетя Катрин, я задаю слишком много вопросов, – с нарочитой легкостью сказала она. – И, кроме того, мне уже пора ехать. Меня сегодня приглашают на обед в один из отелей. Он как раз завоевал какой-то специальный приз – за свою кухню, шеф-повара или что-то в этом роде.

– Думаю, ты получишь все, что надо, дорогая, – смеясь, сказала Катрин. – Думаю, вы едете в «Бель Флер» – это наиболее изысканный ресторан. Но я знаю, что София особенно любит самый маленький и интимный – «Ла Мэзон Бланш».

– Тот, с которого все началось. Ну конечно, она жила там ребенком.

– Мы все там жили, – сказала Катрин, напоминая Джулиет, что она сестра Софии. – Ники и Поль, София и я.

– Ники – его убили на войне, да?

– Он… умер.

– О, а я думала, папа говорил…

Катрин печально улыбнулась.

– Опять семейные тайны, дорогая. Я расскажу тебе о нем, когда у тебя будет побольше времени, но предупреждаю, это грустная история. А теперь…

– Да, мне действительно пора идти. Бабушка не захочет, чтобы я поехала с ней на обед в таком виде.

– По-моему, ты выглядишь очень мило. Бирюзовый цвет тебе идет, а ноги позволяют носить мини. Что тут еще скажешь!

Она потянулась за соломенной шляпкой, водрузив ее на свои непокорные седые кудри, и проводила племянницу к двери. У ворот Джулиет обернулась, чтобы махнуть ей рукой, и Катрин с удивлением подумала, как она похожа на молодую Софию. Эта мысль снова напомнила ей 0 том, как страстно защищала бабушку Джулиет, а вместе с этим пришло глубинное чувство страха, уже испытанное ею, когда девушка поделилась с ней желанием разворошить прошлое.

О Боже, Катрин показалось, что ей удалось убедить Джулиет не делать этого. Там столько всего, о чем лучше забыть. Но Катрин прекрасно понимала, что должна была чувствовать Джулиет. Она тоже была убеждена, в невиновности сестры. Она тоже была полна решимости доказать это. Тогда ее остановило только одно – сама София.

Катрин глубоко вздохнула, успокаиваясь, отчетливо, словно это было вчера, вспомнила день, когда она пришла на свидание с Софией в тюрьме.

– Я не верю, что ты это сделала, София, – сказала она, – и попытаюсь как-нибудь довести до всех, что ты не могла это сделать.

Лицо Софии было бледным, измученным, аметистовые глаза потемнели от горя. Но ладонь ее, лежавшая на руке Катрин, была твердой, а голос – ясным и сильным.