– От Дитера? – Она была поражена. Дитер говорил ей, что держит в секрете от всех их встречи. – Что-нибудь случилось?

– Не беспокойтесь, фрейлейн. Разрешите мне войти, и я все расскажу вам.

Она слегка отодвинулась. Он проскользнул мимо нее с быстрой, чуть ли не кошачьей грацией и встал, оглядывая кухню.

– У вас тут так мило. – При этом его похожие на осколки голубого стекла глаза остановились на ней. – И вы тоже такая милая, фрейлейн, такая хорошенькая!

– Скажите мне, для чего вы пришли, – бросила она. – С Дитером все в порядке, да?

Он плотоядно ухмыльнулся.

– О да, надо сказать, Дитер прекрасно себя чувствует. У него отменный вкус, я ему скажу об этом.

София вздернула голову. От этих комплиментов она чувствовала себя неуютно.

– Вы хотели что-то передать от него. Я слушаю. Немец кружился по комнате, то поднимая фотографии, то рассматривая картинки, все исследуя своими стеклянными голубыми глазами. Наконец он бросился в кресло у камина, вытянув вперед ноги и закинув руки за голову.

– Что-то передать. Разве я говорил?

– Да, говорили.

– Г-м-м. Строго говоря, это не совсем так. София всполошилась не на шутку. И не столько из-за того, что это был немец, а из-за того, как он смотрел на нее, как он облизывал языком свои полные губы, из-за всей его вызывающей позы. София начала жалеть, что не придавила его пальцы дверью. Надо было рискнуть, невзирая на последствия.

– Если у вас нет ничего для меня от Дитера, тогда что вы здесь делаете? – спросила она.

Он немного спустился ниже на кресле и снова облизнул губы.

– Почему только одному Дитеру достается столько удовольствия?

София начала дрожать.

– Я думаю, вам лучше уйти.

– Уйти? – Он коротко засмеялся. – Но я же только что пришел, фрейлейн! Вы, конечно же, должны были бы меня встретить получше! Не верю, что Дитер приходит сюда так ненадолго!

– Откуда вы знаете, для чего сюда приходит Дитер? – вспыхнула она. – И вообще, откуда вы знаете, что он сюда приходит?

– Потому что, моя дорогая фрейлейн, мы проследили за ним. Мы подумали: очень странно, что Дитер больше не хочет оставаться в нашей компании. Так что мы решили узнать, что привлекает его внимание. Мы пошли за ним, и нас все это так позабавило! Занавески не были задернуты до конца – ах, вам надо быть осторожнее! – Он поднял палец, развлекаясь при виде густого румянца, залившего ей щеки. – Вы были исполнены страстью – вы и Дитер. Вы даже не позаботились о том, чтобы вас не увидели. Ну что, ответил ли я на ваш вопрос, откуда я знаю, что Дитер приходит сюда?

– Значит, вы подглядывали! – Она пылала стыдом и в то же время дрожала от ярости и страха.

– Возможно. И, наверное, для кого-то достаточно только посмотреть. Но только не для меня. Что касается меня, то когда я посмотрел… я потом захотел… г-м-м… вы же понимаете, что я имею в виду, не так ли, фрейлейн?

– Уходите, пожалуйста! – закричала София. – Дитер…

– Дитер задержится, у него сверхурочное задание. Не будем волноваться о нем… – Он выбросил руку и стиснул ее запястье. – Вы не слишком-то сговорчивая, фрейлейн. Я вижу, что необходимо вас немного убедить.

– Отпустите меня!

– Пока нет, фрейлейн, пока нет. Разве вы не знаете, как возбуждается мужчина, когда на него так смотрят? – Свободной рукой он возился с брюками, потом сильно потянул ее и повалил на кресло поверх себя. Через мгновение София оказалась лежащей на нем, его руки задирали ей юбку, а горячее дыхание обжигало шею. Она начала бороться с ним, пытаясь освободиться, била его по рукам. Дыхание его стало тяжелее, он сдавленно засмеялся.

– Дикая кошка! – сказал он по-немецки. Потом спрыгнул с кресла, увлекая ее за собой, и они оба повалились на пол. Она оказалась беспомощной под его тяжестью и силой. Одну руку он завернул ей за спину так, что заболело плечо, другую прижал к полу. Когда он приподнялся, чтобы спустить брюки, она вцепилась ногтями ему в лицо. Но в эту минуту его ладонь ударила ее по подбородку, и голова ее со стуком упала на пол.

Удар обессилил ее, ей показалось, что она закружилась в вихре боли, едва замечая, что он делает с ней. Даже когда он закончил свое дело, она несколько долгих минут лежала, будучи не в состоянии подняться. Голова ее дрожала, и тело тоже, но не в унисон, боль вибрировала и танцевала в ней в каком-то синкопированном, но и хаотичном ритме. Потом она медленно поднялась. Немец лежал на полу возле нее, удовлетворенный, лоснящийся. От одного его вида у нее в горле поднялась желчь. Она рывком села. Ненависть горела внутри нее холодным огнем.

В этот момент она увидела его револьвер, валявшийся на полу. Едва сознавая, что делает, она подхватила его, взяла в дрожащие мокрые от пота руки и повернулась к немцу.

– Ну ты, ублюдок, уберешься ты отсюда? – проскрежетала она сквозь стиснутые зубы.

Он резко сел, и, увидев тревогу в его светлых глазах, она поняла, как легко могла бы сейчас убить его. Одно небольшое движение указательного пальца, и она может разнести на части это красивое ненавистное лицо. Одно небольшое движение, и этот немец никогда больше не будет наводить ужас, оскорблять и насиловать.

– Я собираюсь застрелить тебя, – сказала она.

Она заметила, как дернулись желваки на его щеках и нервно забилась жилка в горле. Однако голос его был очень спокойным, уравновешенным:

– Если ты застрелишь меня, то тоже умрешь.

– Меня это не волнует, – всхлипнула она. – Разве меня может волновать смерть?

– Не хочешь же ты умереть из-за такой глупости. Ты не будешь стрелять в меня. Ты не можешь это сделать. Ну-ка, давай мне пистолет. – Он медленными движениями продвигался ближе к ней. – Ну давай, давай пистолет.

Его холодные глаза неотрывно смотрели на нее, и она почувствовала, что запястье ее начало дрожать. Он прав, вдруг подумала она, я не сделаю этого. Со сдавленным рыданием она опустила руку с пистолетом и склонила голову к груди. О Боже, она не смогла сделать этого! У нее была возможность, но она не смогла сделать этого…

И в этот самый момент дверь открылась и вошел Дитер.

Он постоял некоторое время, оглядывая представшее перед ним зрелище. София хотела подбежать к нему, но не смогла пошевелиться. Ей было страшно стыдно, словно она была виновата во всем.

– Какого черта здесь происходит? – спросил он.

Офицер принялся бубнить что-то на немецком, размахивая руками. София могла только догадываться, о чем он говорит, но мысль, что он может пытаться выгородить себя, ее возмутила.

– Он изнасиловал меня! – закричала она. – Он забрался в дом, притворившись, что у него от тебя записка, а потом изнасиловал меня!

– Изнасиловал? Ха-ха! Ты сама просила об этом!

– Как ты можешь так говорить? – Она посмотрела вниз, увидела пистолет, который все еще держала в руке, и, рыдая, повернулась к Дитеру. – Я хотела стрелять в него, Дитер. Я хотела убить его. Но я не смогла. Не смогла сделать этого!

– Я понимаю. – Лицо Дитера было белым от гнева. – Вот об этом хихикали твои друзья, да? Они знали, что у тебя на уме.

– Они шли за тобой, Дитер, выслеживали тебя той ночью. Они наблюдали за нами… – Она оборвала себя, вдруг испугавшись. Глаза Дитера сверкали, ноздри раздувались.

– Что ты сделал?

София заметила первую искорку тревоги в лице офицера.

– Да ладно, Дитер, ты не понимаешь шуток?

– Шуток? Ты называешь это шуткой? Ну хорошо, ублюдок, тогда ты получишь от меня.

– От кого? – усмехнулся офицер.

– От меня. – Дитер поднял свой пистолет и прицелился.

Софию пронзил, опалил страх.

– О Дитер, нет! Пожалуйста – ты не должен!

– Почему нет? Я сделаю то, на что у тебя не хватило духа, София. Я собираюсь убить его.

– Дитер, пожалуйста, нет!

– Ты безумец! – взорвался офицер. – Ты из этого не выпутаешься!

– А мне все равно. Я немец и горжусь этим. По крайней мере гордился. Но больше нет. Все эти последние годы я стыдился своего происхождения, стыдился своих соотечественников. То, что они делали, – бесчеловечно. Это не забудут целые поколения. И каждый раз я принуждал себя сидеть тихо и делать то, что мне поручено. Иногда я спрашивал себя – как мне жить с этим? Я старался делать только то, во что верил, но мне все равно стыдно. Приближается конец войны. И когда меня спросят: «А что ты делал, Дитер?» – я скажу им: Я застрелил человека, который надругался над моей любимой. Это не так уж и много, но по крайней мере я сделаю это, Курт.

Курт хрипло рассмеялся:

– Если ты убьешь меня, тебя тоже не будет в живых, и ты никому ничего не сможешь рассказать. Комендант об этом позаботится.

– Тогда расскажет София. Она расскажет моим родителям, что я умер, потому что расправился с насильником. Выходи на улицу, ублюдок!

– А почему бы не сделать это здесь?

– Чтобы Софию арестовали за соучастие? Нет, она и так достаточно настрадалась. Выходи!

Он ткнул пистолетом Курту в ребра, подталкивая к двери.

– Дитер, не делай этого! Я не хочу, чтобы ты делал это из-за меня! – София схватила его за руку. Он стряхнул ее и освободился.

– Дай мне пистолет, любимая. Не волнуйся, никто не будет связывать это с тобой.

– Дитер, не делай этого! Я в порядке, правда, он не причинил мне боль…

Но Дитер не слушал доводов. Его пистолет подталкивал офицера по тропинке в темноту.

– Войди в дом и закрой дверь! – бросил он ей через плечо. – Иди, делай, как я сказал!

София стояла в проходе, прижав руки ко рту, она не могла ни двигаться, ни говорить. Тьма тем временем поглотила их. Он это не сделает, нет! И тут прозвучал выстрел – громкий, холодящий кровь, прорезавший тишину ночи.

София стояла, застыв от ужаса и страха. Откуда-то появилась Катрин, испуганная, еле дышавшая.

– София, что это? Что происходит? На улице немцы Я слышала выстрел.