Дженет Таннер - Дочь роскоши

– Помочь вам? Но каким образом?

– О дорогой, это ужасно трудно. Я больше чем уверена, что вы сейчас думаете, что я – сующая в чужие дела нос старушенция. Но это не так, обещаю вам – по крайней мере это не то, что вы думаете. Мистер Диффен – Дэн, это правда очень важно. Мне надо поговорить с вами.

Мурашки от предчувствия пробежали по затылку Дэна. Он подцепил ногой стул и сел.

– Очень хорошо, мисс Картре, выкладывайте. Я весь внимание.

Когда она закончила, Дэн почти бессознательно смял пивную банку, которую держал в руках. Он положил трубку, вернулся к компьютерной распечатке и написал на ней шариковой ручкой массу неразборчивых каракулей и что-то четко подчеркнул на этом листке. Потом подошел к бару и налил себе виски. Пиво – это было прекрасно, но в этот момент он чувствовал, что ему надо что-то покрепче.

Джулиет озадаченно и немного обиженно смотрела через стол на Дэна. Они сидели в маленьком, освещенном свечами бистро. Вчера она была так уверена, что он испытывает к ней те же чувства, что и она, такая взволнованная взаимной симпатией, вспыхнувшей в них. А сейчас она не понимала, в чем дело.

– В чем дело? – спросила она его. – Похоже, ты витаешь где-то далеко отсюда.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты… чем-то озабочен. А это не слишком-то любезно.

– Извини. У меня был трудный день.

– Насколько трудный? Ты собирался повстречаться с судьей, ведь так? Ты узнал что-нибудь интересное?

– Нет.

Его резкий ответ шокировал ее.

– Извини, что расспрашиваю! – бросила она. – Если ты так устал, то тебе, наверное, лучше пойти домой!

– О черт, Джулиет… – Он потянулся через стол и накрыл ее руку своей. – Я не хотел огорчить тебя. Но я подумал, что ты хотела оставить эти посмертные расследования в прошлом.

– Это было до того, как я узнала, что в деле замешан этот сенатор. Это проливает новый свет на все дело.

– Я в этом не уверен. Я не уверен, что он замешан. Я спрашивал Джона Джермена, судью-сотника, чтобы он прояснил, было ли на него оказано какое-нибудь давление, чтобы он оставил в покое де Валя. Он это отрицает, и я ему верю.

– Но…

– У де Валя есть что скрывать, это верно, и из этого могла бы получиться интересная история. Но я очень сомневаюсь, что он имеет какое-нибудь отношение к смерти Луи.

Крошечная морщинка перечеркнула лоб Джулиет.

– Что ты называешь «интересной историей»?

– Я думаю, он замешан в недостойных сенатора пирушках. Но это не делает его убийцей, – сказал Дэн, кляня себя за неосторожность. Хотя он понимал, что приближается время, когда ему придется рассказать ей, чем он зарабатывает на жизнь, многолюдное бистро – явно не подходящее для этого место.

– Но ведь это хороший мотив, – возразила она.

– Я думаю, хорошие мотивы были у половины джерсийцев. Но это не означает, что они убили его. И даже если бы они это сделали, чем бы мы могли это доказать по прошествии стольких лет?

Она озадаченно смотрела на него.

– Но это совсем не то, что ты говорил раньше. Ты действительно хотел докопаться до сути этой истории. Что теперь изменилось?

– О… – Он поиграл с хлебной палочкой. – Я подумал, более рационально взглянув на это дело: если бы кто-то посторонний убил Луи, ему пришлось бы последовать за ним домой. В тот вечер его дома не было – не забывай, его часто не бывало дома, а София, наоборот, предпочитала не выезжать. Ни один из посторонних, если он был в здравом уме, не поехал бы в Ла Гранж с намерением убить Луи. Просто они не знали бы, когда его можно было застать дома.

– Но если это было сделано под горячую руку… Предположим, Луи шантажировал этого Фрэнка де Валя, и де Валь поехал за ним, чтобы попытаться заставить его отказаться от шантажа. Они могли поссориться, и он мог застрелить его.

– Из пистолета Луи? Из пистолета, о существовании которого не знал никто, кроме его близких родственников? И вспомни, не было ни одного свидетеля. Домоправитель спал и ничего не слышал. Ничего не слышал и Дэвид, у которого был грипп, – он отправился спать пораньше с горячей грелкой и пузырьком аспирина. Никто не выступил и не сказал, что видел на дороге чужую машину или кого-нибудь, кто не должен был там находиться. Не забывай, был ноябрь, на острове уже не было множества туристов, остались одни местные, практически знавшие друг друга. И двадцать лет назад это было еще более достоверно, чем сейчас.

Джулиет дрожала. Она прижала руки к клетчатой скатерти.

– Значит, ты хочешь сказать то, что, как я поняла, ты признаешь вину моей бабушки?

– Нет, я этого не говорил. Я говорю, что не знаю. Но думаю, что спустя столько лет будет лучше забыть все это – и оставить в покое. А? – Он посмотрел на официанта, который подошел к ним с заказанным десертом. – Наконец! Сегодня обслуживают очень медленно. Хочешь кофе, или поедем домой и там выпьем?

– Поедем домой. – Почему-то в этом бистро ею овладела клаустрофобия, и у нее пропал аппетит к десерту. Она не понимала, чем вызвана перемена в Дэне, не понимала, почему, несмотря на то, что он озадачивает и раздражает ее, она все равно находит его неотразимо привлекательным? Когда она была с Сином, ей не хотелось, чтобы он находился рядом, и даже сама мысль о том, что он дотронется до нее, была непереносима. Но даже сейчас один только взгляд на лицо Дэна, находящееся в тени, потому что оно не попадало в зону свечи, заставлял ее ощущать слабость в коленях.

– В чем дело? – спросил он. – Что-нибудь не так с твоим сладким?

– Нет, оно прекрасное. Немного приторное, и все… – Она положила ложку. – Извини, мне кажется, я вообще-то его не хочу.

– Не беспокойся так! Оставь его! – Он быстро закончил свой десерт и положил ложку на стол. – Тогда поедем, а?

Дэн заплатил по счету, и они вскарабкались по винтовой лестнице на первый этаж. Был приятный теплый день, и Джулиет решила не надевать пальто поверх своего трикотажного хлопкового брючного костюма с туникой. Но сейчас, после влажновато-теплого бистро, вечерний воздух пронзил ее холодом, и она вздрогнула.

– Холодно? – спросил он.

– Нет. Мне хорошо. – Она произнесла это нетерпеливо, чтобы скрыть смятение чувств.

– Хочешь, набрось мою куртку.

– Да нет, не надо. Честно, мне хорошо. Он положил руку ей на плечи.

– Иди сюда.

Она хотела возразить, хотела отодвинуться и выказать снос раздражение, но почему-то не смогла. Его рука крепко обняла ее, и вдруг в ней опять забилось ощущение его – как мощные, неожиданные грозовые разряды. Она немного наклонила к нему голову, и, как только она это сделала, он притянул ее к себе и поцеловал. Губы их встретились, и она почувствовала, что ноги ее настолько ослабели, что она не может идти, а тело вдруг стало чувствительным, ей ничего не хотелось, лишь прижаться к нему.

Сумасшедшая! Как это могло так внезапно случиться? С Сином ей надо было добиваться этого, а с Дэном – один поцелуй, одно прикосновение – и на нее это так действовало, как пересечение обнаженных проводов. Рот его был жестким, но в то же время упоительно податливым. Когда он оторвался от ее губ, Джулиет почувствовала так, словно потеряла что-то.

– Ты замерзла. – Он выскользнул из куртки и набросил ей на плечи. Она зарылась в нее лицом, как будто это был он. Минуту или две назад она хотела наказать его за то, что он предположил, что ее бабушка скорее всего виновна, ну а сейчас, совсем неожиданно и почти против своей воли, она хотела лишь находиться рядом с ним.

Он снова обнял ее рукой, придерживая куртку. Она немного придвинулась к нему, и они пошли, слегка запинаясь, вверх по склону – к автостоянке на Форт-Регент, но он не целовал ее, пока они не добрались до гулких сводов отделанной бетоном автостоянки, где их никто не видел.

Его машина была припаркована на верхнем этаже; у них заняло некоторое время, чтобы добраться до нее, и, когда они дошли до машины, Джулиет больше не думала ни о Софии, ни о Луи.

Машина его была старым, но красиво отреставрированным кабриолетом с мягкой крышей «ТР-6». Низкие ковшеобразные сиденья не позволяли ему отвлекаться, и он сосредоточился на вождении, но между ними все так же сильно вспыхивали электрические разряды, она почти ощущала их прикосновением на коже. Она сидела в его куртке и наслаждалась легким мужским запахом, исходившим от нее. Их поездка заняла считанные минуты, но для Джулиет время утратило всякое значение. Она почувствовала себя в каком-то восхитительном нереальном измерении, и ее буквально потрясло, когда она увидела свою машину, припаркованную возле дома Дэна, где она оставила ее. Но шок был недостаточно сильным, чтобы вернуть ее к действительности.

Дэн поставил машину, а она стояла в ожидании, пока он откроет дверь. Когда она вошла вслед за ним в дом, чары почти развеялись, но потом он закрыл дверь и притянул ее к себе, снова обнял ее, и чары вернулись, сильные, как всегда.

– Ты хочешь этот кофе? – прошептал он ей на ухо. Она покачала головой. Она не хотела ничего – только его одного.

Я совсем потеряла рассудок, подумала она. Но мне все равно. Это чудесно!

Он целовал ее в холле – снова и снова, куртка соскользнула с ее плеч и упала на пол. Освободившись, она придвинулась к нему ближе, сама нащупывая рукой жесткие линии его плеч, горки мускулов и впадины, ощущавшиеся под его ворсистой прохладной хлопковой рубашкой. Близость его пьянила – в этот вечер она выпила очень мало, но чувствовала себя так, словно уговорила целую бутылку шампанского, которое сейчас пузырилось у нее на языке и пенилось в венах.

Он проделал поцелуями дорожку от ее губ к шее, бедра ее затрепетали, слабость распространилась к ногам. И в тот момент, когда она почувствовала, что упадет на пол, он поднял ее на руки, легко, словно она была ребенком, и понес в гостиную.

Шторы не были опущены, ибо, когда он уходил из дома, был еще день. Теперь же комната купалась в мягком свете уличных фонарей, и это освещение создавало расплывчатую романтическую обстановку потертым кожаным креслам и простой удобной мебели. Он не стал задергивать шторы и положил ее на диван, а потом нагнулся к ней, чтобы снова поцеловать. Она обвила руками его шею, притягивая его вниз, а мгновение спустя они раздевали друг друга, нетерпеливо и нежно. Она вздрогнула от прикосновения его тела и выгнулась к нему навстречу. В этот момент все куда-то исчезало, когда она занималась любовью с Сином, а страсть, которая, казалось, уносилась прочь, оставляя ее холодной и безучастной, напоминала о себе смутным чувством потери. На какой-то краткий миг она испугалась, что сейчас повторится то же самое – и, если так будет, подумала она, я умру от разочарования и отчаяния. Но ей нечего было беспокоиться: с Дэном все было иначе. Приливы и отливы были чудесны, и каждый из них поднимал ее на все большую высоту. Когда все было кончено, у нее не возникло ощущения ужасного провала или расстройства. Вместо этого она чувствовала себя полностью расслабленной, удовлетворенной и счастливой – какой никогда в жизни не была.