— Папа звонил, — сообщаю я Вадику, когда мы чуть позже кружимся в танце.

Животик у меня только наметился, и, как и говорила врач, я уже чувствую шевеления малыша, но мы с Вадимом всё ещё можем вполне изящно танцевать медленные танцы.

— Что говорит? — Спрашивает Красавин, плавно кружа меня под бархатную мелодию.

— Леся беременна. Радуется.

— Вот как? — Он смотрит в моё лицо, ожидая реакции.

— Я поздравила их.

— Всё правильно. — Кивает Вадим. — У тебя ведь будет сестрёнка или братик. Это прекрасно.

— И всё равно как-то не по себе. — Признаюсь я.

— Это пройдёт. — Обещает он, прижимая меня к себе. — Вы уже общаетесь с Лесей, да и с папой стали видеться чаще. Думаю, что неприятие скоро сойдёт на «нет». К тому же, и мы, и они в ближайшее время будем каждый в своих приятных заботах, и это должно нас сблизить.

— Отсыпь-ка мне немного своей мудрости, доктор. — Улыбаюсь я.

И он целует меня в макушку.

— Кстати. — Вадим замедляется и заставляет меня обернуться. — Это Усов, если я не ошибаюсь? У него, и правда, шикарная бородка.

Я оборачиваюсь и вижу, как Катя танцует с симпатичным молодым человеком. Он что-то шепчет ей на ухо, а она смущённо хихикает. Наверное, бородка щекочет ей шею.

— Усов. — Подтверждаю я.

— Не понимаю, зачем ей травматолог. — Смеётся Вадим.

Мы уходим со свадьбы раньше всех. У меня устали ноги, да и вообще — трезвый пьяному не товарищ. Стало скучно, захотелось домой. Здесь, в нашей съёмной квартире, с моим любимым мужчиной, мне почему-то гораздо уютнее, чем на шумной свадьбе. Да и Вадим был только рад моему решению уехать — он любит уют и покой ещё больше, чем я.

Оставив автомобиль на парковке, мы выходим. Красавин подаёт мне руку, помогает осторожно спуститься — на улице холодно, дорожки обросли льдом. Он поправляет на мне шапку и укоряет за то, что не надела шарф. Я надуваю губки, в шутку вымаливая прощение, а получаю поцелуй. Мы почти доходим до подъезда, когда я вижу припаркованный неподалёку внедорожник Дубровского.

Моё сердце падает вниз.

— Кто это? — Проследив за моим взглядом, спрашивает Вадим.

— Никита. — Отвечаю я.

И крепче сжимаю руку Красавина.

— Зачем он приехал?

— Не знаю.

Мы видим, как тень Дубровского отделяется от машины. Он замирает и смотрит на нас. А мы на него. Я молчу и не двигаюсь с места. Мне не хочется ни пустых разговоров с Никитой, ни конфликтов. Я переживаю за Вадима, но тот кажется решительным, спокойным, и дышит ровно.

Помедлив несколько секунд, Дубровский срывается с места и прыгает в автомобиль. Он так и уезжает, не сказав нам ни слова. Красавин провожает его тачку взглядом, а затем смотрит мне в глаза:

— Замёрзла?

— А ещё устала. — Киваю я.

— Александр Павлович, — мужчина жмёт мне руку.

— Я вас помню, — отвечаю я. — Вы — отец Алисы.

— Точно. — Кивает он.

— Что ж вы, Александр Палыч, так редко бываете у дочери, что я вас до сих пор не видел? — Спрашиваю я.

Выходит очень строго, но такова уж привычка — на работе стараюсь держаться именно так.

— Так я это… Исправлюсь. — Виновато кряхтит мужчина.

— Хорошо, что вы пришли.

— Почему? — Настораживается он. — Я ж не по медицинской части, я по поводу дочери.

— Вот поэтому и хорошо. Я давно хотел с вами поговорить.

— Да-да.

— Присаживайтесь. — Указываю ему на стул.

Мужчина неохотно садится.

— Я о чём с вами хотел поговорить, Вадим, — мнётся он, пока я обхожу стол, сажусь и обвожу его взглядом, точно непослушного пациента. — Вы же собрались покупать дом, Алисонька мне показывала фотографии. И я хочу, так сказать, внести свою лепту.

— А именно?

— Я хочу оплатить половину дома, чтобы она принадлежала моей дочери. А то, сами понимаете, сегодня у вас всё хорошо, а завтра — кто его знает. Разбежитесь, и останется моя дочь с ребёнком на руках и на улице. А так у неё доля будет…

Я перехватываю его взгляд. Мужчина смотрит на лежащий на моём столе свежий выпуск «Manner» с певицей Нелли на обложке. Заголовок гласит: «Никита сделал мне предложение, и я сказала «Да!»» Не то, чтобы я интересовался жизнью Дубровского, но мне хочется быть готовым, если он однажды вдруг решит ворваться в нашу жизнь.

Александр Палыч при взгляде на обложку брезгливо морщится.

— Я понимаю ваши опасения. — Киваю я. Мне начинает нравиться этот взволнованный, потеющий пожилой мужчина. — Поэтому сразу расставлю точки над «i»: у вашей дочери и внука будут точно такие же права на этот дом, как и у меня. Вот. — Я показываю ему кольцо на своём безымянном пальце. — Мы специально расписались с Алисой до того, как оформить недвижимость.

— Расписались? — Он хлопает глазами.

— Да, скромно и тихо, как того захотела ваша дочь. Решили отложить все торжества до осени.

— Это… замечательно! — Выдыхает он.

Достаёт платочек из кармана и промокает им лоб.

— Но если вы хотите помочь Алисе, то у меня для вас есть ещё один вариант. — Улыбаюсь я.

— Какой?

— Помогите мне сделать там ремонт, чтобы мы могли переехать скорее. Заодно пообщаемся и узнаем друг друга ближе.

— Что? Я? Я, конечно! — Вскакивает он. — С удовольствием!

Я протягиваю ему свою ладонь, он пожимает её, и в этот момент в мой кабинет врывается Анфиса Андреевна с криком:

— Вадим! Срочно! Бегом! Звонят из родильного, твоя жена рожает!

Мы с Александром Павловичем за минуту добираемся из одного здания в другое.

— Кто отец? — Спрашивает медсестра в приёмном.

— Я! — Отвечаем мы хором.

— Ой, — спотыкается пожилой мужчина и показывает на меня пальцем. — То есть, он.

— Быстрее халат! — Она надевает на меня халат и помогает застегнуть.

Конечно же, рукава оказываются мне короткими. Перчатки, шапочка, бахилы — полный набор, и вот уже я снаряженный вхожу в родовое и слышу, как жалобно стонет моя жена.

Казалось бы, что ещё может лишить меня хладнокровия, но её жалобный крик — может. Моё сердце падает, кровь отливает от лица. Секунда, и вот уже от волнения у меня дрожат коленки.

— Вадик, — она берёт меня за руку.

— Я здесь, здесь. — Склоняюсь над ней.

— Мы просто пошли по магазинам. Эта Катюха, она меня протащила по всем отделам для новорождённых… Я так устала, а потом… А-а-а-а!

— Тужимся! — Приказывает врач.

Алиса вцепляется в меня, словно тисками.

— Дыши, дыши. — Шепчу я, когда её немного отпускает.

Алиса хватает ртом воздух, её лицо покрыто потом, в глазах паника.

— Смотри на меня. — Прошу я.

Она смотрит, и её взгляд немного проясняется.

— Нужно потерпеть ещё немного. — Говорю ей.

Вру, потому что, на самом деле, не имею понятия, сколько там ещё нужно потерпеть. Я точно также взволнован и перепуган, как и она, только ей знать об этом не обязательно. Алиса ждёт от меня спокойствия и решимости, и я собираю остатки воли, чтобы быть сильным для неё.

— Я с тобой, я с тобой. Давай, ты сможешь.

— А теперь тужимся! — Командует врач.

— Давай, давай! — Подбадривает персонал.

— А-а-а-а! — Кричит Алиса, отдавая последние силы попытке вытолкнуть из себя ребёнка.

Её лицо краснеет, в глазах лопаются капилляры, кожа покрывается крупными каплями пота.

— Давай, дорогая, давай, моя хорошая, — уговаривает врач. — Головка тут, ещё чуть-чуть!

— Ы-ы-ы!

У меня сердце разрывается от того, что я ничем не могу ей помочь. Но тут на помещение обрушивается тишина, а затем раздаётся детский крик.

— Папочка, с вами всё хорошо? — Обращается ко мне кто-то.

У меня слегка кружится голова.

Почему-то всё происходящее оказывается круче любой операции. Я и сам уже весь в поту. Целую Алису в лоб и понимаю, что дрожу всем телом.

— Да. — Отзываюсь я, облизывая сухие губы. — Да, в порядке.

«Кажется».

— Тогда держите дочку.

Я принимаю свёрток дрожащими руками и прижимаю к груди. Наверное, она прекрасна, но я ничего не вижу от слёз. Нет, она лучше, чем прекрасна, теперь я это вижу. Она — настоящее чудо.

Я наклоняюсь и показываю её Алисе. Она смотрит на меня с благодарностью и тянет руки к ребёнку. Кто-то из медиков помогает мне положить её Алисе на грудь. Малышка неумело прихватывает губами сосок. У меня всё внутри затапливает любовью и нежностью.

— Ты это загадала тогда с камнем? — Шепчу я, наклоняясь к Алисиному лицу.

— Ммм… да. — Немного подумав, хрипло отвечает жена.

Солнце уходит за горизонт. Морская вода переливается красным, розовым и синим. Мы едем вдоль пляжа, и кажется, что солнце подожгло водную гладь своими лучами.

Я уже и забыл, как красиво на побережье в конце лета.

— Потрясающе, — шепчет Алиса, приподнимаясь, чтобы лучше видеть море.

— Да, — соглашаюсь я, бросая взгляд на спящую в специальной автомобильной люльке дочь.

Приморский городок отдыхает от дневной жары, дышит прохладой, благоухает ароматами цветов и фруктов. Прозрачные волны шелестят, им вторят крики птиц, и я понимаю, что жизнь ещё никогда не чувствовалась настолько остро, как сейчас, когда я полон любви, эмоций и нежности.

Я готов свернуть горы ради моих девочек. Ради них я готов умереть. Или жить, что гораздо важнее.

Я смотрю на Алису, вижу, как её волосы струятся в потоках встречного ветра, влетающего в окно, вижу, как прекрасна улыбка на её лице, как пляшут лучики закатного солнца в её глазах, и тоже улыбаюсь.

И больше никакой боли, никаких призраков, никаких слёз.

Она заместила всё это собой.

Своим светом.

Я всё ещё вспоминаю тех, кого потерял, и это ранит, но это больше не разрушает меня. Счастье, которое дарит мне Алиса, возмещает абсолютно всё. Оно лечит. Оно возвращает к жизни.