Сара Дессен - Долго и счастливо

– Луна, – ответила я.

– Как та, что на небе?

– Нет, как Луи и Натали, молодые и влюбленные веганы, познакомившиеся в девяносто девятом году.

– Ух ты, – восхищенно прошептал парень, – теперь мне хочется услышать эту историю.

Я оглянулась в сторону патио, где вдалеке еще виднелось зеленое платье тети Диди.

– Очень жаль, что тебе уже надо возвращаться.

– Да, – Итан тоже оглянулся, – очень жаль.

Мгновение мы молча смотрели друг на друга. Полы его расправленной рубашки трепетали на ветру. В тот момент у меня впервые возникло чувство, будто вот-вот произойдет что-то значительное, поэтому оставалось только ждать. Затем он отступил от меня, но не в сторону яркого света отеля, а в полумрак пляжа за его спиной. Ветер развевал мои волосы и покачивал сандалии в руке, когда Итан улыбнулся и протянул мне руку.

Я не раздумывала ни секунды, хотя всегда тщательно взвешивала все «за» и «против», прежде чем решиться на что-то. Как бы мне хотелось позже посмаковать те несколько шагов и мгновений уверенности в принятом решении!

* * *

Мы еще долго (или мне так показалось) гуляли по пляжу и разговаривали. Я рассказала о том, как папа и мама жили в лесу и разводили куриц, а Итан – о том, как его родители разругались в пух и прах из-за ремонта в доме, который так и не завершили («Мама хотела обустроить комнату для занятий йогой, а папа – винный погреб. И в итоге они развелись. Весело, правда?»). Его цинизм, по крайней мере, в этом вопросе был для меня настолько привычным, что я с легкостью поведала о взглядах мамы и Уильяма на любовь и брак, а также о том, что, к сожалению, они привили эти взгляды и мне.

– Я не верю в любовь, – сказал Итан, когда мы миновали последний отель, а вдалеке показались первые дома. – И не верю в институт брака.

– Может, ты откажешься от обуви, заведешь цыплят и проживешь с кем-то всю жизнь, так и не обменявшись кольцами, – предположила я.

– Ну конечно, ведь именно это случается с парнями из Нью-Джерси вроде меня, которые играют в лакросс и стригут газоны.

– Все возможно.

Он вновь рассмеялся так громко, что даже запрокинул голову. Трудно не любить – ну ладно, не испытывать симпатию к человеку, который так искренне и самозабвенно смеется над чем-то. И мне самой тоже захотелось посмеяться.

– Может, я перестала бы верить в удачный брак, если бы не моя подруга Джилли и ее родители, – сказала я, когда мы обошли несколько пустующих шезлонгов. – У них есть несколько фургонов с едой, в которых они работают, и пятеро детей в возрасте от двух до семнадцати лет, а их жизнь напоминает настоящий хаос. Но при этом они всегда рядом, и я никогда не видела более любящих друг друга людей.

Итан посмотрел на небо.

– Думаю, когда это срабатывает, то дает свои результаты.

– Для меня это звучит слишком расплывчато. Мне нужна конкретика, – сказала я. – Желательно с диаграммами и ключевыми моментами. Мне нужны гарантии.

– Ого. Это сложно, – ответил он.

– Знаю, – вздохнула я. – Но у некоторых же получается. Ведь есть люди, уверенные, что повстречали человека, с которым проведут всю жизнь. Иначе у мамы не было бы клиентов.

– Не думаю, что кто-то на самом деле знает, что произойдет в будущем, – сказал он. – Мы просто живем настоящим и надеемся на лучшее.

Я подумала обо всех тех свадьбах, на которых работала: от скромных церемоний в часовенках с несколькими закусками до огромных многолюдных приемов, на организацию которых не жалели денег. Действительно ли их уверенность в будущем зависела от того, все ли галочки они поставили: прошли по проходу, дали друг другу клятвы, обменялись кольцами, исполнили первый танец, выслушали тосты и разрезали торт? Неужели они соглашались на все эти церемонии или их вариации, дабы убедиться в том, что их брак продлится вечно? Вот только я как никто другой знала, что все это не работало. Ведь мы не просто так любили третьи свадьбы.

Через несколько минут впереди показался костер, вокруг которого стояло несколько темных силуэтов. Мы постарались обойти их как можно дальше, но до нас все же доносились голоса и тихая музыка из открытых дверей пикапа, припаркованного на краю пляжа. Через несколько минут я с удивлением поняла, что пляж сужается до тонкой полоски отмели, о которую разбиваются волны. В темноте мне показалось, что она тянется вперед на многие километры. Мы медленно шли дальше, пока не добрались до края.

– Ну вот и все, – сказал Итан. – Это конец света.

Я улыбнулась и слегка повернулась к нему, чтобы лучше видеть его лицо.

– А здесь не так, как я ожидала.

– Мы всегда надеемся на что-то большее.

Позади нас заиграла музыка, что-то непринужденное и лиричное. У костра она, должно быть, звучала оглушительно громко, но мы находились так далеко, что к нам она долетала с дуновениями ветра и казалась призрачной. Хотя, возможно, это не самое правильное слово. Наверное, тогда я придумала бы другое определение, но не сейчас.

Итан сделал еще несколько шагов по песку и воде. Ветер подхватил его белую рубашку, отчего она вновь вздулась за спиной парня словно парус. В тот момент казалось, будто он весь светится.

– Обещаю, я спрошу в последний раз, – сказал Итан, повернувшись ко мне и протянув руку, – хочешь потанцевать?

Слышала ли я музыку? Если верить воспоминаниям – да. Но когда оглядываешься назад, все кажется прекраснее, как и остальные детали той ночи. Хотя тогда все было новым, в том числе эмоции, которые охватили меня, когда я шагнула вперед и вложила пальцы в его ладонь, а он притянул меня ближе к себе. Мы с Итаном танцевали в темноте на краю света. Казалось, я всю жизнь ждала чего-то подобного, но даже в тот момент, когда все только начиналось, знала, что будет тяжело, безумно тяжело его потерять. Однако мы всегда надеемся на лучшее.

– Я здесь! Здесь!

Но это было не так. На самом деле Эмброуз только переступил порог и сейчас мчался к столу для совещаний, где мы сидели уже целых семь минут. Я повернулась к маме, которая больше всех ценила пунктуальность, но она старательно отводила взгляд. Никто не любит фразы типа «Я же говорила».

– Простите, – едва дыша, выпалил Эмброуз, а затем тяжело опустился на кресло рядом со мной. Вот только он явно не ожидал, что мебель покатится к стене. – На Мэйн-стрит произошла авария.

– А разве ты добирался сюда не пешком? – спросила я.

– Да, – подтвердил Эмброуз, хватаясь за край стола, чтобы наконец остановиться. А после этого попытался вернуться обратно, неуклюже дергаясь всем телом. – Но я остановился… – рывок, – …чтобы поглазеть. Я всего лишь… – рывок, – …человек.

Я на полном серьезе считала, что мама уволит его в ту же секунду. Он опоздал. Явно бездарен. И при этом дергается, срывая совещание. Но вместо этого услышала:

– Никто не пострадал?

– Судя по всему, нет. Сработали подушки безопасности. Да и скорая быстро приехала. – Наконец, вернувшись к столу, Эмброуз устроился поудобнее в кресле, после чего провел рукой по взъерошенным волосам. Одна прядь вновь упала на лоб, а на пол полетело большое розовое перо от боа, которое, кажется, никто, кроме меня, не заметил. – Я мог бы узнать и больше, но мне было важно прийти вовремя.

– Но ты все равно опоздал, – закатив глаза, напомнила я.

– Ну, раз мы все в сборе, давайте начнем, – сказала мама. – Эмброуз, каждое утро мы собираемся и обсуждаем расписание на день. Ты всегда сможешь найти его на этой стене. Луна, дай ему, пожалуйста, блокнот для записей.

После случившегося с держателем для скотча я сомневалась, стоит ли доверять ему канцелярские принадлежности. Но все же потянулась через стол и взяла один из желтых блокнотов, сложенных там, а также черную ручку из подставки. Когда я протянула все это Эмброузу, он с довольным видом положил блокнот перед собой и щелкнул ручкой. Через мгновение он обозначил в верхнем углу свое имя, будто собирался писать контрольную в третьем классе, а в новой строке вывел цифру один и поставил точку.

– Все наши предстоящие мероприятия и задания будут перечислены здесь, – сказала мама, показав на доску у себя за спиной, разделенную на две части.

На одной стороне был прикреплен нарисованный календарь, и Уильям своим красивым почерком выводил ближайшие события. На другой – задачи текущей недели, с расписанными встречами, делами и поручениями, которые требовалось выполнить. Меня порадовало, что под первым пунктом стоял цветочный магазин «У Кирби», что означало двухчасовую поездку на машине в полном одиночестве, о чем я мечтала после вчерашнего.

«1. РАСПИСАНИЕ НА ДОСКЕ», – скрипя ручкой по бумаге, написал Эмброуз.

– Как видишь, – продолжила мама, – следующей в списке идет свадьба Шарлотты Макдональд. Сегодня вечером в «Оружейной Лавке Лейквью» будет репетиционный ужин. А завтра состоится то, что мы называем «рогаткой». Это означает, что церемония состоится в одном месте, а прием – в другом.

«2. РОГАТКА В ЭТИ ВЫХОДНЫЕ», – добавил Эмброуз в свой список.

– Рядом с расписанием есть сокращения, – сказал Уильям. – ДБ – это деревня баптистов, а БХ – Барн-Хилл.

«3. СМОТРИ СОКРАЩЕНИЯ» – появилась еще одна строчка.

«Зачем я это читаю?» – подумала я и старательно отвела взгляд в сторону.

– Как видишь, – вновь заговорила мама, – у нас с Уильямом запланировано сегодня три встречи, но есть еще много дел по городу, и самое главное из них – забрать букеты. Я хочу, чтобы вы с Луной в первую очередь отправились в цветочный магазин, а затем выполнили оставшиеся поручения.

– Что? – воскликнула я. – Нам не обязательно вместе ехать в магазин «У Кирби», это может сделать и один человек.

– Сегодня у Эмброуза первый рабочий день, так что он будет смотреть за тобой и отмечать все тонкости.

Ручка вновь заскрипела. И я вопреки своей воле снова посмотрела в его блокнот.