– А мне как раз вчера варенье принесли, кто хочет угоститься?..

– Что ты там читаешь, газету? Что пишут?

– Пойман маньяк, устроивший стрельбу в здании аэропорта в июне месяце… Это оказался психически больной…

– А как он ухитрился пронести туда оружие?

– Вот это загадка. Наверно, фокусник.

– Мне клубнику принесли, жуть, такое чувство, что ем огурец со вкусом киви. Угощайтесь, кто хочет? Говорят, по миру ходит какая-то жуткая кишечная инфекция…

– А я вот в газете читала, что кучерявая петрушка теперь считается наркотиком…

– Скоро из-за проклятой наркоты все запретят, святым духом питаться будем. Раньше коноплю сеяли под яблони и другие фруктовые деревья, чтобы тля и гусеницы не поедали, и не было столько наркоманов. А грудных детей в селах купали в отваре из маковых корзинок, и дети спали крепко, но опять таки наркошами не были, потому что работали люди много физически, и дурь в голову не лезла, так уставали, что рады были доползти до подушки. А теперь от безделья маются, и все виноваты – скоро и в туалет запретят ходить, потому что додумаются из мочи готовить отраву…

Постепенно Катя стала «оттаивать». Она вдруг почувствовала, что не одна существует в пространстве, а окружена еще чьими-то судьбами. Жизнями тех, у кого тоже что-то случилось и надломило. Но они пытаются выкарабкаться, как могут. Да, она поняла… Но разговаривать ей не хотелось. Зато она иногда выходила из палаты и прогуливалась по больничному коридору. Так тянулись дни, недели, месяцы… Ее навещали друзья, особенно часто – Олег. Но ей так не хватало Вадима, Сашки… Однажды к ним в палату пришел священник, от его слов стало легче на душе, и Катя впервые в жизни исповедовалась и причастилась. После этого она пошла на поправку.

Из больницы ее забирал Олег. Он распахнул дверцу своей «мазды», и помог Кате сесть. Она удобно устроилась на сидении и откинулась на спинку. Машина мягко взяла с места. Заснеженная дорога, деревья в серебристом инее, дома, рекламные щиты, воздух словно стеклянный, длинные тела фонарей… И вот автомобиль припарковался возле родного подъезда… Дверь, все те же вахтерша и охранник, фойе с цветочными горшками, лифт с зеркалами, квартира. Олег отпирает дверь… Наконец-то, дома! Ее встречают Валя и Настя… Но ужасно пусто без Вадима, без Сашки… Зияющая пустота. Словно дыра посреди дороги… Зияющая дыра в душе… Нет, она не сможет здесь больше жить. Она вернется к себе…

А потом была унылая процедура вступления в наследство – все сделал риэлтор, она лишь подписала. Несколько раз Олег возил ее на кладбище – огромное, холодное, белое, с тесно стоявшими оградками с рядами крестов и надгробий. Могилы Вадима и Саши – впритык. Большие мраморные памятники: у Вадима – плачущий Ангел, у Саши – задумчивый, с распахнутыми крыльями. «Вот этими крыльями он меня и закрыл, Сашка… Он сам был как Ангел… А я его не ценила…» – подумала Катя. – «Они оба меня жутко любили, оба, Вадим и Сашка…» У нее сжалось сердце. В горле стало горько от слез…

Олег поставил на могилы корзинки с роскошными искусственными цветами, и скомандовал севшим голосом:

– Все, пошли.

Как долго двигались они по дорожке мимо могил, ледяной ветер обдирал кожу, задувал в душу, и она не слышала теплые, успокаивающие слова Олега, ее бил озноб. Но вот, наконец, они вышли с кладбища, сели в машину. В салоне она начала согреваться. И снова замелькали улицы, дома, зябкие деревья… Телохранитель включил приемник, зазвучал медленный блюз… Олег украдкой поглядывал на Катю и быстро отводил глаза.

Дома ждала, как всегда, верная Валя. Она уже накрывала обед – Олег позвонил ей еще с дороги. На столе красовалось блюдо с горячими пирогами, бутерброды с икрой, тонкие розовато-прозрачные ломтики осетрины с дольками лимона по краям тарелки, черные влажные маслины в хрустальной вазочке, и так далее. Но Кате было не до еды. «Зачем все это? – думалось ей, – зачем, когда нет Вадима? И Сашки больше нет…» Ей было очень грустно. Олег как мог пытался развлечь ее, рассказывал анекдоты, всякие курьезы, забавные происшествия, но Катя слушала рассеянно и тут же все забывала.

На следующий день она отправилась в свой старый дом, родной, родительский, еще хрущевской застройки. Давно она там не была. Раньше за квартирой следил Сашка. Но теперь ее встретил запах пыли и умерших растений. Все – герань, алоэ, кактусы – засохло. Дух затхлости и смерти… Она распахнула окна, балкон. Холодный сквозняк и свежесть ворвались в комнаты, взметнув шторы. Катя схватилась за пылесос. Сколько времени они не занималась хозяйством? Кажется, целую вечность. Толстым слоем пыли покрылся ее компьютер… И книжные полки… И трюмо… Надо бы сперва все протереть… Включить холодильник, сбегать в магазин – купить хоть что-нибудь поесть, пельмени…

Возле продмага ей встретилась Лиза, и Катя почему-то обрадовалась, разоткровенничалась. Рассказала обо всем. Излила душу.

– Пошли завтра со мной в храм? – пригласила та.

– Пойдем, – согласилась Катя.

После общения с Лизой ей стало полегче.

– Так я за тобой зайду, ладно? – предложила девушка.

– Ну, конечно, – отозвалась Катя. – Во сколько?

– В семнадцать тридцать.

– Хорошо, – Катя благодарно улыбнулась.

Вечером она с аппетитом поглощала пельмени и пила чай. Ночь провела в Интернете, как когда-то давно, в ту эпоху еще, до знакомства с Вадимом. Спать совсем не хотелось. Она словно вернулась в прошлое. Разнообразные сайты гасили воспоминания. Почему-то в доме Вадима она совсем потеряла интерес к компьютеру, видимо, оттого, что утонула в любви.

А утром раздался звонок в дверь, и на пороге возник улыбающийся Олег.

– Я же телохранитель, – объявил он удивленной Кате. – Я должен быть всегда при тебе. А ты почти на сутки выпала из моего поля зрения. Непорядок.

– Ну, ничего себе, заявочка! – воскликнула она. – А если я тебя уволю?

– Все равно буду тебя охранять. Я твой рыцарь, и ты никуда от этого не денешься, – сказал он упрямо, и отвел отчаянно влюбленный взгляд.

Вот так же, бывало, смотрел на нее Вадим. И Сашка.

– Ладно, давай доедать пельмени. Я их много вчера наварила. Иди на кухню, доставай из холодильника, и грей, а я пока душ приму, – ответила она, и скрылась в ванной.

Вышла она освеженная, закутанная в розовый махровый халат. По квартире разливался чудесный аромат пельменей со специями. Стол был накрыт, в керамических тарелках дымилась еда, на хозяйском месте восседал Олег. Катя не стала сгонять его со своего стула, а села рядом, словно гость в своей квартире.

– А знаешь, – заговорил он с набитым ртом, – я начал писать роман.

– И много уже написал? – улыбнулась Катя.

– Много. Первую фразу. Она ко мне пришла спонтанно. Возможно, роман будет состоять только из нее.

– Интересный, должно быть, роман.

– Да. Ведь краткость – сестра таланта.

– Ну, так озвучь эту фразу.

– Ладно, слушай: «И тут они сели в лифт и умчались в неизвестном направлении».

– Ха-ха-ха! Ой, не могу! Кхе-кхе… Уф, чуть не подавилась.

– Значит, веселый роман получился. Так и назову: «Веселый роман». А то никак не мог озаглавить, идеи приходили в голову и упорно искали мозг…

– Хо-хо-хо! Молчи лучше, а то я и впрямь подавлюсь. И вообще, грех так ржать, когда собираешься в храм.

– И я с тобой, – сказал Олег.

– Я иду с соседкой.

– Я тоже с вами.


* * *


Она стояла среди прихожан и молилась за упокой Вадима. Глаза застилали слезы. Звуки литургии вливались в самое сердце, запах ладана нежно окутывал ее, тихо и торжественно горели свечи. Она подняла глаза и увидела лик Христа Спасителя, который смотрел с иконы с такой нежностью и любовью, что где-то внутри нее поднялась горячая волна счастья. Душа вдруг распахнулась навстречу непостижимому, неземному сиянию, которое исходило откуда-то из неведомых глубин этой маленькой церкви, показавшейся просторной… Ее так распирало от необычных, слишком сильных чувств, что она не смогла достоять до конца службы. И тихо вышла из храма.

Она возвращалась домой, а снег светло и ласково поскрипывал под сапогами. Ей было уютно и радостно. И вдруг Катя вспомнила это чувство – давно-давно, когда она была еще маленькая, они с бабушкой шли из церкви. И вот точно так же ладно, умиротворенно, осияно было внутри. И так же поскрипывал снег. А ведь она раньше часто вспоминала это ощущение, но потом забыла. Но словно вчера это было. И вот началось ее долгое завтра, потерянное вчера…

Об авторе

Ольга Коренева


Светящиеся точки звезд прожгли черноту неба, и новорожденные души прорвались в эту жизнь. Вместе с ними в ту зимнюю полночь вошла в этот мир и я. Старенькая уборщица закрыла форточку замоскворецкого роддома и сказала:

– Морозища-то какой, с праздничком вас со святым-то, сегодня ж божий день «Нечаянная радость»…

Наступило 22 декабря, наша планета переместилась под созвездие Кассиопеи.

Говорят, что младенцы не понимают человеческую речь, и видят все вверх тормашками. Неправда. Я все видела нормально, а не кувырком. И даже что-то понимала. Одного лишь не могла понять – того, что в жизни мне придется круто и солоно, но орала во всю глотку, видимо предчувствуя что-то.

Верно, что писателями становятся люди со сложными судьбами. В моей третьей книге «Не грусти, гад ползучий» есть автобиографическое эссе, в котором я упомянула о некоторых своих злосчастиях, хотя писала, в основном, о светлых моментах своей жизни. Уже в зрелом возрасте поняла – чтобы быть счастливой, не надо желать себе легкой судьбы…

Я росла в годы застоя. После окончания школы работала секретарем-машинисткой в Мингазпроме, и как-то раз, «подшивая» газеты, увидела в одной из них объявление о конкурсе на лучший короткий рассказ. Я с детства пописывала коротенькие новеллы о забавных житейских случаях. И вот я их все перепечатала и послала прямо с работы через «отдел экспедиции», чтобы вернее дошли. И очень удивилась, получив вызов в Литературный институт – ведь новеллы-то я посылала вовсе не туда, а в газету. Как все это в Литинститут попало, до сих пор для меня загадка. Но с той поры я поверила в существование прекрасных бескорыстных людей, которые потом не раз встречались на моем пути, храни их Бог. С того дня судьба моя резко развернулась в сторону творчества. Моим окружением стали писатели, художники, артисты, музыканты. Я стала ходить в театр, который рядом с институтом. Мой первый рассказ был напечатан в журнале «Знамя» – он находился тоже рядом с институтом. Я училась на семинаре прозы, много писала. Моя первая книга вышла в самом крупном тогда в стране издательстве «Советский писатель», это было чудо, ведь молодых в те годы почти не печатали. Книга называлась «Белая ласточка», это был довольно большой сборник рассказов и повестей, и я взяла себе псевдоним Ольга Астахова, твердо веруя в магию слова. Решила, что такой псевдоним принесет удачу, за нее я получила премию Лучшая книга года. Но удача оказалась недолгой. В те времена у меня появились новые знакомые, и я узнала много интересного об их жизни. О себе я ничего никогда не рассказывала, так как была чрезмерно застенчива.