– Рассказывала, значит. – Маргарет Чейз поглядела на девушку с любопытством. – Что ж, тогда она, верно, и о слухах упомянула... Тех самых, что после смерти мисс Кэтрин ходили.

Элизабет мотнула головой.

 – Ничего такого она не упоминала, – сказала она. – А что за слухи такие?

 – Такие, – ответила женщина, – что это не мисс Кэтрин прибоем у Берри прибило, другое то было тело. Девичье, но другое... Еще матушка, добрейшей души человек, говаривала бывало: «Отродясь у мисс Кэтрин таких волос не бывало, как у этой утопленницы». А ей ли не знать, коли тело ее она обмывала да в гроб укладывала... А прежде уборкой в ее комнате занималась и волос этих множество с ковра выметала. Только никто в Раглане и слова не сказал... Схоронили девицу, и дело с концом.

Элизабет возразила:

 – Но разве родные родители смогли бы так обмануться? Да и к чему бы им это?

 – Вот и я тем же вопросом задаюсь. О том и мальчонке заезжему говорила: не понимаю, я, дескать, что тут к чему, коль надо, то сами и разбирайтесь. А он словно обрадовался даже, денег мне дал: фартинг оставил, мол, за потраченное мной время. Чудный такой, в горчичного цвета камзоле... До сих пор так перед глазами и стоит.

Женщина даже улыбнулась, едва приметно, как солнечный луч через тучку пробился. И Лиззи, страшась, что она большего и не скажет, поспешила заметить:

 – Но муж ваш деньгам не обрадовался...

 – Не обрадовался, – подтвердила Маргарет Чейз. – Еще и обозлился на мой длинный язык. Сказал, зря я о Бродериках разболтала: мол, недоброе это дело – о них вспоминать.

 – Отчего же?

Женщина тяжело вздохнула, задумалась на мгновение.

Произнесла:

 – Бродерики – они ж проклятые, понимаете? Весь их род. От первого до последнего человека... Вы ж слыхали, верно, про лорда Гервальда, в оборотня обратившегося? Как жену он родную снасильничал да наследника зачал... С тех пор никому в нашей долине покоя нет. Все под страхом живем, ожидаем, не объявится ли новое чудище, старым Рагланом порожденное, Бродериками выпестованное.

 – Но Бродериков более не осталось... – несмело вставила Лиззи.

И женщина прошептала:

 – Но оборотни, однако, не перевелись. Быть может, дело в долине папоротников... В самом этом воздухе, веками чудесами пропитанном. А, может...

 – Хватит болтать, балаболка!

Элизабет и Маргарет Чейз вздрогнули одновременно. Альвина с насупленными бровями двинулась от порога и замерла с осуждающим видом.

 – Чего хозяйку-то пугаешь, бестолковая? Али поговорить больше не о чем, как только пустые сплетни передавать.

 – Пустые ли? – Маргарет Чейз ничуть не дрогнула, хотя даже Лиззи смутилась при виде рассерженной служанки. – Ты сама в то время в замке служила, с матушкой моей дружбу водила. Вот и скажи теперь: вру я или нет? Про Бродериков да про погибшую мисс Кэтрин... Пустые ли это сплетни, как ты говоришь.

Альвина не сводила с нее своих потемневших, полных негодования глаз, однако молчала. То ли ей нечего было возразить, то ли она не считала вопрос достойным обсуждения...

А Маргарет Чейз не унималась:

 – А кабы Бродерики не прокляты, то отчего же, скажи на милость, все жительницы долины к старой сторожке бегают с приношениями? – спросила она. С вызовом, даже вперед подавшись...

 – Дуры просто, вот и бегают, – припечатала старуха и вышла за дверь, ничего более не добавив.

Поведение служанки удивило Элизабет не на шутки: не далее как вчера она сама ей про оборотней говорила, про обращение и разное такое, а теперь отругала гостью за слухи. Или все дело в погибшей мисс Кэтрин...

 – Простите ее за грубость, – попросила девушка миссис Чейз. – Она это не со зла, вы же знаете. Вот и о девочке вашей заботится с истинным участием, со вчерашнего дня от нее не отходит.

Эти слова напомнили женщине о ее растерзанном ребенке, лицо ее снова скуксилось, оживление, вызванное разговором, пропало и она уставилась на крепко спящую девочку невидящими глазами.

Элизабет извинилась и выскользнула за дверь, поспешила в поисках старой служанки, которую и обнаружила на кухне, помешивающей готовящийся обед.

 – Альвина, тебе не кажется, что ты была лишком груба с бедной женщиной? – пожурила она служанку. – Она всего лишь высказала свое суждение, возможно, абсурдное, но в том нет ничего плохо, разве не так?

Старуха продолжала мешать в кастрюле, ни дать ни взять ведьма за приготовлением зелья. Она даже не обернулась на хозяйку...

Максимальная сосредоточенность на процессе.

Вот Лиззи и решила спросить по-другому:

 – О какой старой сторожке она говорила? Почему женщины бегают к ней с приношениями? Расскажи.

Вот теперь Альвина поглядела на нее, обернулась и поглядела все с тем же раздражением во взгляде, что и в разговоре с Маргарет Чейз.

Произнесла:

 – Все-то вам неймется, новая хозяйка, все-то вы хотите знать, всем интересуетесь. Но некоторые вопросы, позвольте заметить, лучше бы оставлять без ответа... Спокойнее так, понимаете? Спится крепче. – И выдержав паузу, ответила-таки на последний вопрос: – Сторожка это – старая хижина в лесу, едва на ладан дышащая, если по сути. Местные верят, что ее на том самом месте установили, где распустился некогда огненный цветок, тот самый, что обратил лорда Гервальда назад в человека... В ночь летнего солнцестояния. Они полагают, что если оставить у хижины жбан молока или пару куриных яиц, то это оборотня отвратит, заставит семью их не трогать... Вроде как откуп, добровольная жертва замены. Надеюсь, я ответила на ваш вопрос? – спросила она в заключении.

Элизабет молча кивнула и продолжила глядеть на вновь увлеченную готовкой Альвину. Она, казалось, забыла про нее… Или делала вид, что забыла. Говорить в любом случае не хотела…

А Лиззи было, о чем подумать…

Она покинула кухню и отправилась вверх по лестнице.

Что, если по берегу побродить? Голову проветрить...

Вот только прихватит накидку.

На стуле за ширмой был брошен один из сюртуков мужа: должно быть, Томас еще не успел прибрать с прошлого вечера. И Лиззи коснулась материи руками... Обычный сюртук, ничем непримечательный, темно-синего цвета... На пару тонов темнее глаз его обладателя. Такой же жесткий, как его внешняя оболочка, и... чем-то похожий на штормовые волны за окном.

Лиззи вдруг показалось, что она и сама – штормовое море: бурлит и волнуется, полнится неведомыми доселе чувствами и эмоциями, подчас выходит из берегов...

Она подхватила сюртук и поднесла его к лицу.

Втянула запах всей грудью...

Даже екнуло что-то... от стойкого аромата незнакомых ей трав.

Такого ядреного... и бодрящего, такого... приятного?

Ну уж нет, Лиззи отбросила мужнин сюртук и подхватила свою накидку. Выскочила из спальни так быстро, словно оборотнем преследуемая... Бежала до самой калитки в стене и все равно ощущала травяное амбре, преследующее ее по пятам.

И только на берегу сумела отдышаться и в сотый раз внутренне вопросить: как же проходит охота? Удалось ли охотником выследить зверя? И... не случилось ли чего нехорошего... с одним из преследователей? Не только с мужем, убеждала она себя, с любым из них.

И вдруг увидала щенка, темношерстного, с голубыми глазами: он забился между камней, глядел на нее исподлобья, ощетинившись.

Испуганный, но дерзкий...

 – Эй, малыш, – Элизабет подошла ближе, протянула руку, – что ты здесь делаешь? Как здесь оказался?

Щенок еле слышно зарычал, заскулил даже в попытке избежать ее прикосновения, заскребся лапами о землю, как бы пытаясь вжаться в холодный камень. Не выходило...

 – Ну, не бойся меня, глупыш, я не причиню тебе зла. Иди... иди-ка сюда!

Элизабет коснулась его головы, провела ладонью по вздыбленной шерсти. Ухватила зверька за загривок и потянула наружу... Он упирался изо всех сил, но девушка оказалась сильнее: выволокла его наружу и прижала к себе.

 – Какой же ты маленький... и хорошенький. Где же твоя мама, дружок? Как же ты здесь совершенно один? – Она осмотрелась по сторонам, как бы ожидая увидеть суку с отвисшими сосками, однако берег был пуст – кроме нее, чаек и этого щенка здесь больше никого не было. – Не оставлять же тебя одного...

И, несмотря на его явное сопротивление, Элизабет понесла животное в Раглан.

26 глава


Щенок укусил ее за руку, не до крови, но вполне ощутимо, Элизабет перехватила его покрепче, чуть пристукнула по носу в воспитательных целях и сунула под плащ. Решила не показывать его домочадцам, по крайней мере, сегодня... Спрятать в пустующем крыле замка. Прикормить кусочком паштета.

Только бы Альвина не заметила ее возвращения...

Только бы ее маленький план удался.

Она прошла по двору и юркнула в полутемный холл, осмотрелась... Потянула тяжелую дверь и замерла прислушиваясь. Должно быть, страшилась столкнуться с Джейн, пусть мужа и не было в замке...

Как же проходит охота?

Она отмахнулась от назойливой мысли и с решительным видом пошла по коридору. В ту самую спальню, пусть нехотя, но заглянула – ничто не выдавало случившегося в ней совокупления – дошла до запертой в прошлый раз двери, толкнула и ее. Та снова не поддалась!

Что ж, найдется щенку убежище не хуже... Вот, например, эта самая комната с ободранными обоями. Ее и портить не жалко: потоки воды из прохудившейся крыши разрисовали стены ржавыми «радугами». Элизабет прикрыла за собой дверь и выпустила щенка из рук...

Он тут же забился под накренившийся комод и затих там, словно его и не бывало...

 – Эй, маленький трусишка, – пожурила она подопечного, – не будь таким букой! Это невежливо.

Но тот, само собой, никак на укор не отозвался, и Лиззи, пообещав вернуться с чем-нибудь вкусным, вышла из комнаты, тщательно заперев дверь.