Чем-то совершенно другим, о чем она подумает позже.

А сейчас...

Элизабет выпростала руку из-под одеяла и коснулась мужских волос. Ей так давно хотелось этого сделать (нелепая, пустая фантазия), что теперь, воспользовавшись моментам, она не смогла отказать себе в удовольствии исполнить ее. Волосы были мягкими, совсем не такими, как она себе представляла, чуть вьющимися на концах, как у тех ангелочков в церковных брошюрах, и темными-темными. Словно ночь за окном над долиною папоротников...

Припомнился разговор со старухой.

 – У девочки те же раны, что у хозяина, – сказала она. – Я штопала и те, и другие, так что можете мне поверить, хозяйка. Его подрал тот же зверь, что и малышку!

 – Я и сама вижу схожесть, – откликнулась Лиззи. – И это меня пугает... Что, если Джейн права: и это работа чудовища. Оборотня!

 – Коли вы верите в них... – зыркнула старуха.

 – А ты разве не веришь?

Альвина крепко задумалась, глядя куда-то поверх собеседницы.

 – Я так долго жила на этом свете, – сказала она наконец, – что, верно, и вовсе выжила из ума! – И, выдав эту странную фразу, отправилась прочь по своим делам.

… В этот момент Аддингтон заметался на постели, дернулся, застонал, произнес что-то невразумительное, и все это во сне, не просыпаясь. Элизабет придвинулась ближе, коснулась его плеча...

 – Все хорошо, – прошептала едва слышно. – Вы... ты... в безопасности!

Мужчина затих на мгновение, однако лишь для того, чтобы дернуться снова, снова произнести:

 – Вы здесь... море совсем неспокойно... Элиза...

 – Я здесь. – Она чуть надавила на его плечи. – Я здесь... рядом с тобой.

И Аддингтон зарычал... Настолько страшно, что Лиззи вскочила с кровати и едва не расшиблась о туалетный столик. Что-то с грохотом полетело на пол...

Одновременно с этим распахнулась дверь комнаты, и на пороге появилась фигура в белом. Элизабет вскрикнула было, только услышала знакомый голос и лишь потому не переполошила весь замок.

 – Это всего лишь я, госпожа. – На пороге стояла Джейн с кружкой в руках. – Альвина сказала, хозяину это не помешает... Настой из бузины и ромашки. От болей... – добавила она совсем тихо, верно, только теперь рассмотрев устремленный на себя взгляд. Тяжелый, полный скрытого подозрения...

 – Ты словно за дверью стояла, – сказала Элиза. – Ты напугала меня!

 – Простите, я этого не хотела. Можно мне запалить свечу?

Лиззи ощутила решимость выставить горничную за дверь, сказать, что сама позаботится о муже и почти открыла для этого рот, когда он снова заметался на постели, издал еще одно страшное рычание, и ее решимость откатилась назад, подобно прибою.

 – Запали, – сказала она, а сама поглядела на мужа, сопоставляя рык и битье посуды несколько ночей назад. Не он ли тогда кричал? Не его ли вину взяла на себя Альвина?

И почему?

Комната озарилась подрагивающим светом свечи.

Джейн сказала:

 – Хозяина нужно разбудить...

И Лиззи с решительным видом коснулась его плеча:

 – Мис... Джеймс, – исправилась она. Хотелось доказать дерзкой служанке, что муж для нее не чужой человек. Не «мистер Аддингтон», как для нее самой. – Джеймс, просыпайтесь!

Тот выкрикнул:

 – Открыть порты! Выдвинуть стволы. Румб на правый борт, будь оно все неладно! – и, взмахнув правой рукой, ухватил Элизу за руку. Так крепко, что она вскрикнула и попыталась высвободиться...

Напрасно.

Подоспевшая Джейн, так, словно делала это множество раз, склонилась над ухом Аддингтона и прошептала:

 – Восьмые склянки, хозяин, пора просыпаться.

И он, ослабив хватку, открыл вдруг глаза.

 – Элиза, – прошептал обеспокоенным голосом. Выпустил ее руку: – Что происходит?

Лиззи не знала, что на это ответить, потерла травмированную руку, и Аддингтон это заметил.

 – Вам следует выпить настой, – вмешалась служанка. – Альвина настаивала на этом. Как... как ваше самочувствие? – осведомилась с опаской, в очередной раз покосившись на хозяйку.

 – Терпимо.

Мужчина не глядел ни на одну из них: залпом осушил горький настой и снова повалился на подушки. Укладываясь рядом после ухода служанки, Элизабет видела лишь его отвернутую спину и не услышали ни единого слова. Казалось, он был сердит на нее... Что она сделала не так? И не ей ли следовало бояться…

И только Аддингтон знал, что сердился он разве что на себя самого.


Впервые Элизабет проснулась не одна – и ощущение было престранным – Аддингтон лежал рядом, к тому же не спал. Казалось, караулил этот момент...

 – Доброе утро, Элиза.

 – Доброе, – отозвалась она, смутившись под его взглядом.

В комнате царил мягкий полумрак, только это и помогало ей проявить хоть какую-то выдержку, не выскочив из постели в ту же минуту. Избежать и этого взгляда, и разговора – всего, касающегося этого мужчины. Особенно его губ... Они что-то сделали с ней прошлым днем, что-то в ней переменили... Заставили чувствовать странные вещи, которые словно ей не принадлежали.

Вот и сейчас она невольно посмотрела на них...

И отвела взгляд.

 – Как ваше самочувствие сегодня?

Ей показалось или улыбка мужа притухла при этом вопросе…

 – Намного лучше, благодарю, – отозвался он как-то нехотя, даже отрывисто. Осведомился вдруг: – Надеюсь, я вас не напугал этой ночью?

– Ничуть, – покривила душой Элиза. – Я все понимаю.

 – Все ли... – прошептал он как бы самому себе. Но развивать тему не стал: чуть приподнялся на локте, что, верно, далось ему нелегко, и склонился над ней.

Произнес:

 – Я бы хотел повторить прием назначенного давеча лекарства. Надеюсь, вы не откажете...

 – Лекар... – начала было Лиззи в недоумении, которое, однако, было заглушено новым поцелуем. Тем самым, которого девушка так боялась... тем самым, противиться которому не находила решимости. А он был к тому же нежнее первого... Неторопливый. Теплый... Похожий на солнечный день лесу: те же блики меж зеленой листвы, те же живительная прохлада и чувство приятности. Это как вернуться домой после долгого, утомительного блуждания... Выдохнуть полной грудью в блаженной истоме.

И Лиззи выдохнула... прямо супругу в губы. Ощутила громкое биение сердца под тонкой сорочкой ночной рубашки и пальцы, ласкающие ее ключицы, обнаженные плечи... Ее полное странной податливости тело.

 – Мне давно следовало признаться, – произнес Аддингтон, заглядывая в ее лицо, – признаться без обиняков... Да все не выпадало момента. – Девушка впервые заметила в нем нервозность, и это ее удивило. –  Вы... ты, Элиза, небезразлична мне. И никогда не была... С первого же нашего знакомства я думал о тебе больше, чем следовало бы в других обстоятельствах. Поначалу ты заинтриговала меня рассматриванием следов на земле, после заставила себе сопереживать... Сейчас же... – он легко поцеловал ее в уголок губ, – я, кажется, влюблен в тебя.

Ожидала ли Лиззи такого признания? Надеялась ли на него? И что испытала, услышав его, – она едва ли соображала. Казалось невероятным, чтобы он, этот всегда столь невозмутимый мужчина, вообще был способен на нежные чувства, а уж тем более по отношению к ней. Той, что и повода не давала их испытать!

Между тем она не припомнила ни единого недоброго взгляда или поступка с его стороны, разве что запрет на общение с Джексоном и приходил сейчас в голову, но и он мог быть следствием проявления чувств, тех самых, в которых он признавался... Аддингтон мог ревновать ее к лейтенанту.

Ревновать к лейтенанту!

Она улыбнулась. Залилась мучительным румянцем... Прикрыла ладонью рот. И зажмурилась одновременно... Все тело ее, казалось, ей более не принадлежало: зажило иной, непонятной ей жизнью. И Лиззи была благодарна раздавшемуся стуку: на пороге стояли Альвина и Джейн, обе разом, как по сговоренному.

 – Хочу осмотреть ваши раны, – сказала одна.

 – Я помогу вам с одеждой, – молвила вторая.

И Лиззи, выскользнув из постели и тщательно избегая взгляда супруга, юркнула поскорее за ширму и позволила горничной самой выбирать наряд. Слишком взвинченной себя ощущала, слишком взбудораженной и... счастливой, чтобы думать о внешнем, не о душе, в которой подснежники расцветали.

Так явственно потянуло весной: талым снегом с полей, ароматом свежей земли и проснувшихся деревьев. Стойким цветочным амбре, как если бы разом раскрылись все розы в оранжерее... Лиззи вдохнула, подняла руки над головой, позволила Джейн затянуть повязки корсета потуже и вдруг спросила:

 – Ты тоже это ощущаешь?

 – Что, мэм? – откликнулась Джейн.

 – Весну. Как восхитительно пахнет цветами!

Джейн одарила ее странным взглядом, заметила только:

 – Ну разве что травами для настоек.

Элизабет тоже на нее посмотрела, впервые без всякого предубеждения, неприязни.

Сказала:

 – Смешная какая. – И улыбнулась. Осведомилась вдруг: – Есть ли у тебя друг, сердечная привязанность, Джейн? Кто-то, кому ты не безразлична?

Девушка покраснела и головой покачала

 – Нет, мэм, я совершенно одна. – И наклонилась помочь ей с туфлями.

Лиззи знала, что она лжет и все-таки промолчала. Уверилась вдруг, что лишнего напридумывала... Дала волю фантазиям, подумала худшее о муже.

А он ее любит...

И не в силах устоять на месте, выскочила сначала из-за ширмы, после – за дверь. Решила воспользоваться отсутствием Альвины на кухне и разжиться едой для своего питомца. Тот, верно, заждался, оголодал... И будет рад ее видеть.

Сегодня хотелось верить в самое лучшее...

Он любит ее. Кто бы мог подумать!

 – Привет, дружочек! – Щенок высунулся из-под комода и поглядел на нее бусинами глаз. – Что, есть хочется? Смотри, как пахнет. – И она поднесла кусок колбасы к своему носу, изобразила наслаждение его ароматом. И, отщипнув кусочек, бросила немного щенку... Тот высунулся чуть больше и заглотил подаяние не жуя.