Обман, таким образом, не выгоден никому.

Все было просто, понятно даже школьнику — и безотказно работало на всей территории постсоветского пространства.

И даже за его пределами.

«Лицо» слушало внимательно, беззвучно шевелило губами, пытаясь в точности запомнить каждое слово, донести суть хозяину, ничего не напутав.

На следующий день все повторилось с точностью до наоборот.

«Лицо» старательно, как школьник, вызубривший вчерашний урок, пересказало мой вчерашний спич, сверяя каждый пункт схемы: «Я правильно понял? Вы это имели в виду? Все произойдет именно так?»

Я терпеливо кивала — все так. И никак иначе.

Через час, уставший, но, похоже, удовлетворенный вполне, он проводил меня до порога гостиницы, многозначительно обронив на прощание: «Это очень интересная схема. Очень. Думаю, наше сотрудничество будет плодотворным».

Я позвонила Антону в полной уверенности, что дело сладилось, велела предупредить банкира о предстоящей трансакции.

И с удовольствием завалилась спать: утренние прогулки — признаться — изрядно выматывали.

Поздним вечером «лицо» назначило новую встречу.

Хронический недосып притупил внимание — явившись в треклятые семь тридцать на «наше» место, я не сразу заметила: оно было явно не в своей тарелке.

Едва поздоровавшись, мой утренний собеседник начал мелко перебирать ногами, выписывая вокруг меня загадочные круги. Не взял — привычно — под локоток, не двинулся чинно вдоль прохладной аллеи.

Что-то было не так.

«Конкуренты!» — мысленно всполошилась я.

И ошиблась.

— Мы с большим интересом изучили вашу схему. — Он замолчал надолго, продолжая при этом странное движение по кругу.

— Вас что-то не устраивает?

— Нет, отчего же. Устраивает вполне… Вот только…

— Сумма?

— Да, — немедленно отозвался он.


Я вздохнула с облегчением.

Слава Богу, не конкуренты.

А сумма — вопрос обсуждаемый. Мы готовы были удвоить и даже утроить.

К счастью, ничего этого я не сказала.

Он заговорил первым:

— Понимаете, у нас выборы. — Он заходил издалека. «Пятерка», — без энтузиазма подумала я. И снова ошиблась. — Деньги понадобятся скоро, причем здесь и сейчас, как говорят психологи. Вы меня понимаете?

— Пока — не очень.

— Ваша схема, конечно, очень привлекательна. Но ситуация у нас, откровенно говоря, довольно сложная.

— А конкретнее?

— Сто тысяч наличными — и вопрос решен. А? — Он наконец остановился и просительно заглянул мне в глаза.

— Чего — сто? — Вид у меня, надо полагать, был ошалелый.

— Долларов, конечно, не наших же тугриков. Но — в ближайшие дни. Вас устроит?


Нас устроило.

Этим же вечером Антон прилетел в уютную столицу с аккуратным кейсом, в котором — как Кощеева смерть в утином яйце — лежали десять аккуратных пачек по десять тысяч долларов каждая. Наш пропуск в мир одной из самых высокорентабельных — тогда — отраслей предпринимательства.

После нефти, оружия, алмазов и алкоголя, разумеется.

Он прибыл сам, желая удостовериться, что я не сошла с ума.

Такая история.


— Когда это было!

— В девяносто четвертом, если память не изменяет.

— В том-то и дело, что в девяносто четвертом, а сейчас…

— Это у нас — сейчас… А у них, в джунглях, не то что девяносто четвертый — четырнадцатый.

— Почему — четырнадцатый?

— Потому что самые высокие прибыли в ряде отраслей были зафиксированы именно в четырнадцатом, народ поднимался на военных поставках. Да что там поднимался — взлетал…


Антон любил исторические примеры.

Притом нещадно привирал, на ходу изобретая нужный.

Кто знает, в конце концов, как оно там было, в одна тысяча девятьсот четырнадцатом?

Я — не знаю.

И убедил меня в результате отнюдь не опыт далеких предшественников, составивших капиталы на Первой мировой войне.

— А знаешь что, это даже неплохо, что ты так упорно сомневаешься. — Тоша внезапно меняется. Раздражение уходит — он что-то придумал. — Поезжай туда. И разберись на месте. Чтоб уж наверняка.

Я соглашаюсь.

В конце концов, это действительно любопытно — взглянуть на девственные джунгли не из окна туристического джипа.

И собственными глазами увидеть, как извлекают из земли алмазы.

Единственное условие, с которым, поколебавшись, соглашается Антон: в Африку со мной отправится новая команда экспертов. Совсем уж независимых.

Чтобы действительно наверняка.

1998

Подробности африканского турне — самое больное мое воспоминание.

Падение из окна, смерть Вивы, жестокие откровения доктора, суммарная тяжесть лет, прожитых с Антоном, — все, как ни странно, уходит на второй план.

Меркнет перед горечью этого короткого эпизода.

Притом, что сам по себе он не содержит ничего ужасного.

Обычная деловая поездка, каких были десятки и даже сотни. Не слишком комфортная, возможно.

Потому что жара, и плохие дороги, и гостиница — единственная приличная в столице — далека от мировых стандартов. И столица — убогий городишко, загаженный донельзя бывшими сепаратистами. С бараками, набитыми нищетой, открытыми сточными канавами, прокаженными и вич-инфицированными, продажными детьми — девочками и мальчиками от десяти и старше, уличными попрошайками, воришками и военными патрулями.

Но зато президент — совершенно натуральный, в новенькой полевой форме и берете, залихватски сдвинутом набок. Национальная гвардия — свирепая и вроде преданная президенту, до зубов вооруженная нашими «калашами», американскими «М-16», израильскими «узи».

И главное, разумеется, алмазные трубки — повсюду, стоит только отъехать от столицы на сотню километров. Обыкновенные с виду узкие шахты, уводящие вглубь, в раскаленные недра сухой неприветливой земли. Огороженные кое-как, наспех. Или — вовсе без ограды. И — без охраны. Так что кажется: всякий может подойти, заглянуть, спуститься — попытать счастья.

Понятное дело — кажется.

Есть охрана, ничуть не менее свирепая, чем национальные гвардейцы, вооруженная до зубов… et cetera.

Да и вообще чужие здесь не ходят. Опасно.

Но алмазы. Их при мне высыпают из грязных, насквозь пропитанных потом мешочков. Горкой — на шершавую поверхность колченогого стола. Неприметные прозрачные камешки. Крохотные — размером с ноготь моего мизинца, это, между прочим, карат или чуть больше. Далее — по возрастающей. Неправдоподобные — с куриное яйцо, это уже сотня каратов. Фантастика!

Большинство, впрочем, обманки. Оценщик, вальяжный ливанский армянин, морщится, недовольно крутит головой. Но тут же полными волосатыми пальцами неожиданно ловко выхватывает из горки камешек, придирчиво разглядывает в лупу и вроде бы снова отрицательно качает головой.

Но уже блеснули — коротко и остро — круглые маслянистые глаза.

И продавец — изможденный африканец в изодранных джинсах и такой засаленной майке, что призыв «Vote for Clinton!» едва различим, — это заметил.

Торг начался.

Это, впрочем, картинки. Необычные. Запоминающиеся. Но не более.

Горки алмазов на грязных досках впечатляют, но никак не способны повлиять на окончательное решение.

Его, однако, следует принять, не затягивая.

Время идет, президент нетерпеливо сучит под столом мускулистыми ногами в высоких армейских ботинках. В страну, похоже, прибывают конкуренты. За завтраком в отеле замечены двое респектабельных европейцев. Антон из Москвы подтверждает: да, переговоры — параллельно с нами — ведут британцы, по поручению все той же «De Beers». Акула почуяла: добычу можно взять.

Эксперты — новые, независимые, приглашенные мной лично, чтоб без подвохов, на которые Антон большой мастер, — едины во мнении: проект перспективный.

Последняя инстанция — банк.

Антон готов лететь в Цюрих — сумма сделки велика, простым поручением такие деньги не переведешь. Впрочем, он и не собирается вкладывать свои деньги: речь идет о кредите под залог наших капиталов. Обычное дело, обсуждению подлежит только ставка. Возможно, ее удастся несколько понизить — мы давнишние клиенты, банкиры охотно идут навстречу.

И тут — отчетливая поступь судьбы, нечто бетховенское в переложении для информационных агентств — 17 августа, дефолт.

Не смертельно и даже не очень страшно для нас — активы давно уже за пределами России. Кому-то тем не менее следует остаться в лавке. Как-никак катаклизм. Кто знает в конечном итоге — куда занесет кривую падения национальной валюты?

В Цюрих лечу я.

И там, в живительной прохладе умеренного европейского лета, принимаю окончательное решение.

Но прежде — долго беседую с нашим банкиром.

Он довольно молод, но уже профессионально бесстрастен и, наверное, безжалостен, хотя безупречные манеры создают иллюзорное ощущение сердечности.

Он никогда не ошибается в своих прогнозах, его рекомендации — как нить Ариадны — благополучно проводят клиентов сквозь запутанные лабиринты финансовых потоков.

Это он несколькими годами раньше предложил разместить изрядную долю нашего капитала в азиатских акциях. А когда рынок рухнул, мировое сообщество билось в истерике, Антон метал громы и молнии — сдержанно улыбался и призывал не беспокоиться. И оказался прав: через три года азиатские акции принесли без малого десять миллионов. Потому как испуганное размером обвала мировое сообщество ринулось спасать азиатов. Да и сами они проявили чудеса мобилизации — нации в полном составе отрекались от импортных продуктов, домохозяйки жертвовали обручальные кольца. Словом, рынок не только стабилизировался, но и стремительно рванул вверх. Тоша млел, просматривая котировки. Однако ж именно в этот момент наш финансовый гений предложил выйти из пула. И снова оказался на высоте. Азиаты недолго продержались без кока-колы, у домохозяек вышел запас обручальных колец, мировое сообщество, успокоившись, вернулось к своим проблемам — акции медленно поползли вниз. Мы ушли как нельзя более вовремя, к тому же — красиво.