Но мне отчего-то кажется, что с этим типом можно обойтись без реверансов. В том смысле, что никакой вежливый треп не заморочит ему голову.

Беру быка за рога сразу, с первой же фразы, как только напряженная пауза, повисшая в салоне после первого обмена любезностями, слегка рассеивается.

— Некоторое время назад вы возили по этому же маршруту моего мужа.

— Я помню.

— Он вам запомнился?

— Нет. Мадам Печенина сказала.

— А без нее вы бы не вспомнили?

— Вряд ли. Я вожу русских туристов каждый день. Этот был не самый запоминающийся.

— Почему?

— Молчал.

— Всю дорогу?

— Практически.

— А спутница?

— Она — тем более.

— Почему тем более?

— Это, конечно, не мое дело, но складывалось впечатление, что мадемуазель говорит только по его команде. А он молчал.

— Значит, между собой они тоже не говорили?

— Я по крайней мере не слышал.

— И сколько времени вы провели в пути?

— Около полутора часов. Столько же, сколько проведем сегодня. Надеюсь. Вы будете звонить мадам Печениной?

— Позже, — заявляю я тоном, не терпящим возражений, и демонстративно отворачиваюсь к окну.


Отделаться от Майки, однако, не так-то просто.

Не проходит и пары минут — мы едва лишь отъехали от «Ritz», — настойчивая трель мобильного телефона заставляет моего неулыбчивого водителя взяться за трубку.

— Мадам Печенина просит вас.

Просит так просит.

Хамить Майке нет никаких оснований.

Но говорить с ней нет ни малейшего желания.

А что делать?

Голос в трубке взволнован и даже напуган:

— Что случилось?

— Ничего. В самолете встретила знакомого.

— Но позвонить, предупредить, передать, наконец, водителю было трудно?

— Невозможно.

— Он это заметил?

— Совершенно верно. Напились вдребодан.

— Хороша…

— Имею полное право. Я женщина свободная — это раз. На отдыхе — это два. И вообще…

— Меня это не касается — это три.

— Заметь: ничего подобного я не произнесла.

— Но подумала. Ладно. Проехали. Сейчас, надеюсь, ты уже на маршруте?

— Так точно.

— Одна?

— С водителем, разумеется.

— Я имею в виду знакомого.

— Через пару часов он…

— Что?

— Будет уже очень далеко отсюда.

— В смысле — покинет Францию?

— Именно в этом смысле. Ради далекого острова, — зачем-то я вру. Необъяснимо. Но уверенно.

— На островах теперь не сезон. Старый знакомый?

— Из прошлой жизни.

— Я его знаю?

— Нет. Он был уже после института.

— Понятно. Не удивился твоей поездке?

— А чему, собственно, удивляться? Замки Луары — очень популярный маршрут. Сама же говорила.

— Я имела в виду особенности твоего тура?

— Нет. Зачем? Случайно встретились — случайно разошлись…

— Действительно. Значит, с тобой все в порядке?

— Голова болит.

— Хм, попроси остановить у ближайшего бистро, выпей бокал красного вина.

— Лучше пива.

— Во Франции это не слишком принято.

— Хорошо, выпью вина.

— Вот и паинька. И поспи. Дорога пока не блистает красотами.

— Слушаюсь и повинуюсь.

А он, собака, слушал внимательно.

— Хотите перекусить? — имелось в виду «опохмелиться».

— Не хочу.

И говорить не хочу.

О чем?

Идея поспать кажется мне более симпатичной.


Я просыпаюсь внезапно, вдруг.

И сразу же остро ощущаю: что-то изменилось в окружающем мире, что-то — разбудившее меня в конечном итоге.

Все проясняется довольно быстро.

«Mercedes» стоит — вернее, остановлен и даже слегка прижат к обочине полицейской машиной.

Мой угрюмый возница односложно отвечает что-то на вопросы белокурого жандарма, второй полицейский — сухопарый брюнет с классическим галльским носом — задумчиво обходит машину, глядя себе под ноги, словно ищет что-то в дорожной пыли.

Дорога — действительно пыльная и узкая, с двумя неширокими встречными полосами. Скорее уж средней руки российская дорога.

Оглядываюсь, заодно разминаю онемевшие конечности.

Похоже, что жандармы остановили нас в тот самый момент, когда машина намеревалась покинуть загородное шоссе, с тем чтобы свернуть на эту — узкую проселочную дорогу.

Бог мой, быть может, была погоня, нас преследовали, гнали по highway, загнали в эту глухомань…

Впрочем, глупости, конечно, — спросонок в голове родился классический голливудский сюжет.

Мы во Франции.

К тому же все, похоже, завершается миром: белокурый жандарм любезно желает счастливого пути.

— Что это было?

— Проверка документов.

— Обычное дело?

— Я бы не сказал. Черт знает, каким ветром сюда занесло легавых. А вообще-то… Делать им здесь просто нечего. Дыра.

— Мы уже близко?

— По такой дороге — минут двадцать. По трассе доехали бы за пять. Было два варианта, но вы спали. Я выбрал сам.

— Что за варианты?

— Можно было ехать через замок. Там красиво, хотя улочки узковаты. Можно — окраиной городка, по нормальному шоссе, свернуть на светофоре.

— Мы свернули?

— Только что. Тут и вылезли эти… Ну да фиг бы с ними. Я подумал, вы хотели в точности повторить маршрут. Потому и выбрал второй.

— Антон ехал именно так?

— В точности этой дорогой.

— Хорошо. Поезжайте дальше.


Дорога между тем совершенно деревенская, узкая, местами — извилистая, кое-где в густой зелени видятся одинокие крыши домов.

Глухомань.

«Потом я вдруг очутился… на проселочной дороге, ухабистой, узкой. И — вязкой. Потому что дождь. Очень сильный. Ливень. Пелена воды застилала лобовое стекло».

Дождя определенно не было, но дорога — похоже — та самая.


— Послушайте, вы, случайно, не помните, когда в прошлый раз везли сюда моего мужа, шел дождь?

— Не помню. Впрочем, возможно. Дело было ночью. Он отправился в путь сразу из аэропорта.

— Да, я знаю… Вы, случайно, не застряли ни в какой яме?

— Застряли? С чего это вы взяли, мадам? Я хорошо знаю эту дорогу. Она далеко не люкс, но таких рытвин, чтобы застрять… Нет. Ничего подобного.

— Да. И машина у вас вполне приличная.

— Не жалуюсь.

А вот Антон, помнится, жаловался на что-то допотопное, готовое вот-вот развалиться в ближайшей луже.

Авторский вымысел или состояние души? Теперь уже не понять.

Да и не важно.

Дорога тем временем упирается в помпезные кованые ворота. Широко распахнутые, между прочим.

Я помню, у Антона все было иначе.

Оказывается, помню наизусть.

«Дорога между тем уперлась в ворота.

В хилом мерцании фар разглядел кованый узор. Даже издали было понятно — старинный.

Выходило — приехали. А вернее, приплыли. Вот уж действительно.

Посигналил. Подождал. Снова нажал на клаксон. Тишина. Только дождь монотонно барабанил по крыше, бился о стекла. Выходить не хотелось, хоть режь. Понимал, однако ж, что надо.

…Воздух был… Именно! Пропитан свежестью, ароматом мокрой травы… Точно так, как почудилось давеча на пустынной улице, залитой неживым неоновым светом.

…Основательно хлюпая в дорожной вязи, подобрался к решетке вплотную, уцепился — для верности — руками и даже лбом приложился к холодному, мокрому железу.

…Зябко.

И сразу — будто от холода прояснилось в голове — осенило.

Кладбище! С ударением на «и»…»

Снова — вымысел.

Потому что распахнутые ворота гостеприимно приглашают скорее уж под сень тенистой парковой аллеи.

Велика ли, впрочем, разница, если вдуматься?

Стараюсь не думать.

Дорога посыпана гравием, по обеим сторонам — аккуратно подстриженный кустарник, цветы в потемневших от дождя каменных вазах, огромных, замысловатых, на вычурных ампирных ногах.

И кружевная тень от старых раскидистых деревьев.

Это было у Антона, определенно было. Как-то так или очень похоже.

Дорога спешит слегка под уклон, и вот он в буйной зелени листвы — маленький замок Manoir, простой, сдержанный, без каких-либо архитектурных изысков. Только кокетливые башенки по углам.

Напротив — массивное здание.

Я уже знаю, что это такое — ферма. Или хозяйственный двор, перестроенный в «римские комнаты».

Бывшая вилла бывшей императрицы где-то здесь, в толще плодородной земли.

Оглядываюсь в поисках чего-то обязательного, обещанного мне наверняка, и нахожу немедленно: обломки дорических колонн, какие-то старые серые камни.

Между фермой и Manoir — просто земля и пара раскидистых деревьев.

Только и всего.

Авто меж тем аккуратно — не сразу замечаю остановки — тормозит у распахнутых дверей Manoir.

Вернее — перед дамой на пороге, в проеме распахнутой двери.

Угрюмый возница сейчас являет чудеса любезности, покинув салон, распахивает дверцу передо мной.

— Bonjour, madame Gabriel.

Это — хозяйке. Французский, кстати, не слишком хорош. Что-то бьет по ушам, какой-то отчетливый акцепт. Не русский, однако.

Что странно.

— Приехали, мадам.

Это — мне.

Он сам извлекает мою сумку из багажника, со знанием дела направляется в дом.

Количество обслуги здесь, похоже, ограничено. Если не сказать — сведено до минимума.

Что ж, предупредительной роскоши «Ritz» никто и не обещал.

О нет! О «Ritz» лучше сейчас не думать, о «Ritz»… и вообще обо всем, что впереди.

А все внимание — прошлому. Надеюсь, последний раз. Очень хочу надеяться.