Прикрывая за собой дверь, отпуская ее ручку, четко прочувствовала, без прикрас увидев истинное положение вещей. Прижалась к стене, откинув голову, ощущая, как мои крылья счастья вырывает прямо с мясом, бездумно выворачивая лопатки, ломая кости озвученной вслух правдой…

Делая шаг по коридору, потом еще один, удаляясь от клятой двери, я не хотела слышать продолжения разговора, не желая Сережиных ответов, потому, что я сама видела всю уродливость в громко прозвучавших словах, добивающих меня откровенной честностью.

Воровка! Только поэтому получила шанс, выкрав его у жадной до щедрот судьбы.

Должница!

Опоясывающая боль скручивает меня, вырывая дыхание, с надрывом, с хрипом, мучительно раздирая меня изнутри, так, что я захлебываюсь кровью истины, глотая соль справедливости, до тошноты, чувствуя, что тавро правды выжигает все чувства на уродливом сердце. Прижигая, шипя от железного ярлыка подлинности, сжигая плоть, ставя на нем позорное клеймо воровки…

Выхожу на улицу, желая быстрее уехать, всматриваюсь в отъезжающие и приезжающие к дому машины.

Подхожу к самой первой, прося меня подвезти…

"Куда?" — издалека слышу я, и автоматом называю адрес Сережи:

— Домой…

И это «домой» вырывает с мясом, не вырезает, а именно рвет, кусками, скручивая плоть, сдергивая ее прямо с костей, оголяя, счищая ножом истины, словно уже неживую.

* * *

Быстро вбегая наверх, переодеваюсь в джинсы, накидывая на плечи старенькую курточку, закидывая в сумку свое платье и туфли. Спускаясь вниз, проходя в его спальню, шарю по карманам, доставая аккуратно сохраненное фото, разворачивая его, снимая чистый тетрадный лист, в который оно было завернуто, оставляя его на кровати, вместе с пустой оберткой, без единого слова объяснения.

Разворачиваясь ухожу, прихлопывая за собой дверь…

Не оглядываясь, пешком, по идеально белой, заснеженной дороге, кутаясь в скудную одежку, забрасывая большую, тяжелую сумку на плечо.

Действительно, все должно быть не так! Не настолько некрасиво!

Делая шаг, потом еще один, по хрустящему под ногами снегу, убеждаю себя, что все не так страшно…

Ведь мне не привыкать начинать все с начала…

Глава 23

Значительно похолодало…

Смогла убедиться в этом сама, очень быстро, вместе с первым порывом пронизывающего насквозь ветра, продувающего старенькую курточку, символично выхолаживая еще недавно, бережно сохраненное тепло. Подкинув на плече тяжелую сумку, перехватывая ее поудобнее, старалась не думать об ошибке, которую совершаю. Неправильность своих действий чувствовала проявлением морозных узоров по телу. Чем дальше от дома я отдалялась — тем большую поверхность кожи закрывал собой ледяной орнамент, заковывая меня в тиски сожаления.

Поежившись, остановилась, пытаясь глубоко вдохнуть мерзлый воздух, но получалась с трудом, с надрывным хрипом…

Сбросив сумку себе под ноги, на снег, подняла лицо к небу, запрокинув голову. Темное, мрачное, с низкими снеговыми тучами, в точности, как Сережины глаза, неспокойное, грозящее вот-вот обрушить вниз, на землю, весь шквал эмоций, взбешенных непогодой.

Вдох не получился, поэтому я шумно выдохнула, пытаясь прийти в себя. Невесомое облачко пара вырвалось из моих губ, быстро растаяв в холодных сумерках.

«Повернуть нельзя!»

Вновь и вновь убеждала я себя, пытаясь заглушить этими словами кричащий во мне голос разума.

«Нельзя так! Не с ним…»

Разрывающие меня на части тысячи противоречий не давали сдвинуться с места. Одни доводы тянули меня назад, другие — гнали вперед, вновь и вновь язвительно нашептывая мне о неблаговидном, мной совершенном поступке с которого никак нельзя начать писать историю счастливой семейной жизни.

Вздрогнув от нового удара ветра, сжалась, стискивая жалкие полы куртки, приподнимая убогий воротник, глубже натягивая вязаную шапку, прикрывая замершие уши. Поднесла ладони к губам, подышав на них, пытаясь отогреть от уже пробравшегося под кожу озноба. Наклоняясь вниз, подбирая и вновь забрасывая на плечо сумку, была остановлена светом знакомых, ослепивших фар…

Черный, глянцевый Bugatti Chiron резко остановился в двух шагах от меня, перекрывая путь, пресекая возможность дальнейшего продвижения по дороге, издевательски освещая меня, нахально подмигивая, грубо подсвечивая всю неправильность, искажая очертания моего поступка, отбрасывая за мою спину уродливые тени…

Сережа не выходил, продолжая оставаться в машине…

Я не двигалась, не решаясь поднять глаза, молчаливо вперившись в снег под ногами, не желая признавать неблаговидность очередного демарша…

Метель вокруг нас только зарождалась, набирая обороты!

Трудно поверить, что совершенно непоколебимое спокойствие может быть в считанные секунды нарушено неожиданным капризом разбушевавшейся стихии. Еще несколько минут назад притихший, ослепительно белый парковый лес, лишь подернутый инеем, казался сказочной неподвижной картинкой, нарисованной на фоне сгущающихся ночных сумерек, окутанный легкой, перламутровой дымкой инея. И вдруг край неба, с горизонта, начинает быстро темнеть, игра мрачных теней превращает совершенный пейзаж в подобие старого черно-белого фотоснимка, а затем наливает его сумрачным свинцом надвигающейся бури…

Заснеженные деревья словно замерли в ожидании.

В этот, минутный порыв, природа так обворожительно красива, привлекая внимание особой, трепетной совершенностью, подчеркнутой тревожной тишиной и неподвижностью пейзажа. Трудно точно определить мгновение, когда тревожное ожидание переходит в нарастающее волнение: ветви деревьев начинают нервно подрагивать под первыми резкими порывами колючего, обжигающего ветра, с каждой секундой их колебания нарастают, по снежному ковру змеится плотная, быстрая поземка…

Подняв взгляд к небу, я вижу, что от безмятежной бескрайней красоты не осталось уже и следа, а вместо нее, над землей, повисло низкое брюхо сплошной серой тучи, будто пуховой периной накрывшей нашу непривлекательную реальность.

Жутко!

Рваными порывами ветра меня почти сдергивает с дороги, но я продолжаю стойко сносить разыгравшуюся стихию. Легче тут, снаружи, чем там, с ним, в интимном салоне машины, внутри…

Мое бездействие как будто еще больше провоцирует непогоду!

Горизонт почти встает плотной стеной надвигающегося бурана. Первые чуть слышные завывания метели нарушают повисшую в воздухе тишину, порывы ветра усиливаются, и вот уже хоровод крупных хлопьев снега окутывает весь окружающий пейзаж, превращая его в непроглядную движущуюся массу. Нет больше деревьев рядом с дорогой, нет неба и земли, остался лишь круговорот метели, поглотивший привычные цвета и звуки. Теперь вокруг нас только хаос белых вихрей, а единственно слышными звуками становятся свист и бередящие душу завывания ветра.

Сквозь круговерть хлопьев снега, вижу, как открывается водительская дверь машины, прикрываю глаза, слышу только резкий, полный раздражения хлопок дверцы, через доли секунды чувствуя грубый рывок в сторону автомобиля.

Закрытая от беспощадного ветра мощной спиной, слышу, как зло рычит мне в ухо:

— Хочешь уйти? Уйдешь! Только после того, как отработаешь ранее оговоренный срок! Сколько там осталось?! Десять дней? Вот десять и пересчитаешь! Не минутой меньше. А потом, можешь идти вон! — жестко перехватив за предплечье, подвел меня к машине, открывая дверцу и резко ссаживая меня внутрь, следом бесцеремонно закидывая в салон мою скромную сумку.

Обойдя автомобиль со стороны капота, еще пару секунд оставался снаружи, наедине с бушующей стихией…

Щелчок замка… Открыв водительскую дверцу сел, раздраженно прихлопывая ее за собой, нажимая на старт, вдавливая педаль газа в пол. Злость щелкает, в интимном пространстве салона, не найдя выход, словно ток, обнажая высокое напряжение между нами. Каждый такой щелчок и я вздрагиваю, боясь даже смотреть на его идеальный источник.

Молчу, потому, что оправданий нет…

Молчит, потому, что с трудом сдерживает ярость…

Взглянув на него, в отражение зеркала заднего вида, отчетливо увидела пульсирующую ямочку злости на левой щеке — термометр его крайнего бешенства.

Сотни метров, которые я прошла — пролетели за секунды. Завернув во двор, резко притормозил, останавливая машину, поворачиваясь ко мне, без слов кивая в сторону дома. Поняла без слов. Щелкая дверной ручкой, но была остановлена ледяным голосом:

— Не зли меня больше, чем есть. Не пытайся уйти. Десять дней — мои. Ты поняла?

Я молча кивнула, выходя из машины, только сейчас понимая крайнюю степень обиды, которую нанесла Сереже.

— Хочешь так, попробуем по твоему…

Услышала вскользь, вместе со свистом шин, сглатывая вполне заслуженную резкость.

* * *

Полночь…

Час… Второй, третий…

Его нет. Я ждала Сережиного прихода здесь, в гостиной на диване, привычно укрывшись пледом. Только зайдя домой, я почувствовала всю глупость совершенного мной поступка. Метель за окном продолжала бушевать, подсказывая мне о моем безрассудстве, каждый раз, с новым порывом ветра, беспощадно бьющего в окна, причитая о моем неразумии, всхлипывая, напоминая о ребячестве. Все поняла, поэтому ждала, желая объясниться…

Услышав шелест шин подъезжающей машины, встрепенулась, присев на диване, спуская ноги на пол.

Женский смех услышала сразу. Вместе со вторящим ему мужским…

Впервые так больно от увиденного!

Заходя в дом, Сережа даже не заметил моего присутствия, глухо, проходя по гостиной, привлекая «очередную» блондинку к себе, увлекая ее в сторону своей комнаты. Слышу четкий хлопок двери, отчетливой точкой ставящей окончание нашего сумасшествия. Крылья счастья я сегодня вырвала себе сама, по своей глупости, а вот мое сердце, сейчас, вырывает мне прямо с мясом он, не думая разрывая грудную клетку, обхватывая его жестокой рукой, выдирая прямо с мясом, с сетками опоясанных вен, нещадно дергая, отбрасывая прямо на пол, к мои ногам…