Дейзи на пару мгновений закрыла глаза, а затем снова открыла их и произнесла:

– Хм. Ты уверен, что хочешь знать? Это такая дурацкая вещь.

– Да, – сказал он. – Хочу.

– Ну, есть кое-что, о чем я обычно предпочитаю не распространяться, но тебе расскажу, потому что… Даже не знаю. Ты внушаешь мне такое… чувство…

Она остановилась на секунду и посмотрела на него.

– В общем, дело в моих легких. Они производят слишком много слизи, и мне приходится принимать кучу таблеток и делать массаж, чтобы мои дыхательные пути не забивались этой слизью. Из-за этого я подвержена всяким инфекциям. Я из-за этой болячки совсем превратилась в неженку. Однажды из-за какой-то несчастной простуды пришлось неделю проваляться в больнице, причем меня всю обвешали проводами и трубками. Врачи боролись за мою жизнь. Это было ужасно.

Кон смотрел на нее, не зная, что сказать.

– Я же говорила, дурацкая история, – вздохнула Дейзи.

– Но ты не выглядишь больной, – попытался утешить ее Кон.

– Нет. Я и не чувствую, что больна. Но, опять же, у меня это всю жизнь, так что я уже и не знаю, как может быть иначе.

– Как оно называется, твое заболевание?

– Муковисцидоз.

– О да, слышал об этом, – отмахнулся Кон.

– Да. Это известная болезнь. Ею болеют многие знаменитости. Мне даже каждый вечер приходят приглашения на кинопремьеры, – хихикнула Дейзи.

– Что, прости?.. – не понял Кон.

– Шучу. Не люблю говорить об этом. Просто так сложилось. Да и к тому же, подумаешь, какая-то там несчастная болячка. Разве она стоит того, чтобы о ней говорить? Жизнь – для жизни. И еды. И питья. Кстати, насчет последнего, – улыбнулась она. – Открыть еще бутылку вина?

Кон кивнул и посмотрел, как Дейзи достала бутылку из холодильника. Ее маленький рост, ее прозрачность теперь смотрелись несколько иначе, тревожнее. Под кожей цвета молочного алебастра виднелись синие вены, а прекрасные волосы выглядели тусклыми и ломкими. Дейзи не была феей или нимфой. И даже просто симпатичной болтушкой из Condé Nast. Перед Коном был больной человек. Серьезно больной.

Кон сделал глубокий вдох и заставил себя не спрашивать, поправится ли Дейзи когда-нибудь.

25

Руби перевернула последнюю страницу «Barnet Times» и тяжело вздохнула. Нет, унижаться она не будет. Она не падет так низко, чтобы прийти на какое-нибудь там дурацкое собеседование, в дурацкой одежде, которая ей совершенно не идет, и целых полчаса говорить с каким-то дурацким незнакомцем. Она вовсе не хочет быть администратором в приюте на Голдерс-Грин. Или ассистентом в фотомагазине на Финчли-Сентрал, или секретарем в бухгалтерской конторе в Уэтстоне.

Руби хотела быть певицей и автором песен. Хотела всю свою сознательную жизнь, и, пока Пол ежемесячно отстегивал деньги на ее банковский счет, Руби удавалось обмануть себя, что ею она и была. Теперь же она в одночасье стала безработной неудачницей.

Она даже заглянула на страничку с объявлениями по поиску стриптизерш. Тело у нее было хорошее, двигаться она умела, но уже сама мысль о том, что нужно будет постоянно поддерживать себя в форме, делать эпиляцию, ходить в солярий и бриться во всех мыслимых и немыслимых местах, наводила на нее ужас, не говоря уже о том, что всякие там ассистенты по продажам из Клингфорда будут совать десятифунтовые банкноты в ее трусики.

Руби была в долгах как в шелках. Тоби уже в понедельник попросит аренду за следующий месяц. А у нее даже нет кредитки, чтобы хоть как-то улучшить ситуацию – во-первых, она так и не сходила в банк, а во-вторых, точно знала: даже самый тупой его сотрудник никогда бы не одобрил ей кредит.

Во второй половине дня к особняку подъехал фургон с надписью «Conran», из которого выскочили двое парней и начали разгрузку – стали затаскивать в дом коробки и мешки, которых становилось все больше и больше. Руби в изумлении смотрела на них из окна своей комнаты. Она увидела, как грузчики вытащили последнюю коробку, захлопнули заднюю дверь фургона и вошли в дом. Руби спустилась вниз и заметила Тоби, который лихорадочно срывал с коробок и пакетов упаковочную ленту.

– Что за хрень?.. – спросила Руби.

– Черт! – ответил Тоби, схватившись за сердце. – Ты меня жутко напугала.

– Какого черта здесь делают все эти коробки и ящики? – упорствовала Руби.

– Просто вещи, – пробормотал Тоби. – Купил кое-что для дома.

– Ничего себе, – сказала Руби, взяв стоявшую рядом кожаную корзину для мусора. Руби взглянула на ценник, и ее брови поползли вверх.

– Хорошее «кое-что», Тобз. Что-нибудь полезное?

– Полезное, – прошипел он, выхватив у нее корзину. – Это мусорная корзина.

– Корзинка за 95 фунтов? Неплохо, – присвистнула Руби.

– Зато качественно. И прослужит лет сто.

– А в этой гигантской коробке что такое? – Руби указала на огромный ящик, прислоненной к двери.

– Кофейный столик, – тихо ответил Тоби.

– Ни фига себе! Дай посмотреть, а? – рванулась Руби к столу.

– Погоди минуту, – жестом остановил ее Тоби.

– Это прямо как Рождество, – улыбалась Руби. – Ты ведь разрешишь мне что-нибудь распаковать?

– Нет, – отрезал Тоби, доставая из очередной коробки идеально правильный шар из оргстекла.

– Что это такое? – с сомнением ткнула в него пальцем Руби.

– А на что это похоже? – раздраженно спросил Тоби.

– Это пластиковый шар. Но почему?

– Потому что… потому что… мне он понравился. Вот почему.

– Ясно.

Руби отошла в сторону и некоторое время наблюдала, как он сдирает с шарика пузырчатую упаковку. На лице Тоби читалась злость, и он даже слегка покраснел.

– Что ж, – начала Руби, – ты ведь купил все это на деньги Гуса? Сколько же он тебе оставил?

Тоби фыркнул.

– Хотя нет. Мы ведь уже обсуждали кое-что, и вдруг все это… Сколько ты отдал за эти вещи, Тоби? Двадцать фунтов? Тридцать? Сотню? – спросила Руби.

Тоби снова фыркнул и посмотрел на нее с раздражением.

– Руби. Пожалуйста. Я уже сказал – это не твоего ума дело.

– Ну, на самом деле, моего. Потому что ты мой друг. И это мое дело, потому что…

Руби шумно втянула воздух и перевела взгляд на Тоби. И продолжила:

– …Потому что Пол бросил меня и перестал платить, и теперь я на мели.

– Пол? Пол Фокс? – не понял Тоби.

– Да. Пол Фокс. Женится на этой старой швабре и думает, что женатому мужчине не пристало содержать молодую девушку. Что вполне справедливо, я думаю, но я-то теперь в дерьме, Тобз. А у тебя есть деньги Гуса. Я просто подумала, что, если у тебя достаточно, чтобы покупать всякие там пластиковые шарики и кожаные мусорки, может, ты мог бы мне одолжить?

Руби наморщила лоб и ждала, чтобы лицо Тоби смягчилось. Тоби еще никогда не подводил ее. До того как она стала встречаться с Полом, Тоби всегда был с ней обходителен, давал возможность задерживать арендную плату, одалживал деньги. Так почему же сейчас, когда у него действительно завелись средства, не одолжить немного своей хорошей подруге?

Тоби перестал ковыряться в коробках. Он задумчиво пожевал что-то во рту. А потом он повернулся к Руби и сказал:

– Нет.

– Что? – опешила та.

– Нет. Прости, Руби, но нет. Тебе тридцать один. Почти тридцать два. Ты уже взрослая. Пора научиться самой о себе заботиться.

– Я не прошу тебя заботиться обо мне, – отрезала Руби. – Я прошу дать мне немного денег. Поддержать меня. Пока я со всем не разберусь.

– Да, но в этом и есть твоя проблема, Руби. Ты не разберешься. Пока тебя совсем не припрет к стенке.

– Что, черт подери, это значит? – вскрикнула она.

Тоби вздохнул:

– Знаешь, просто у тебя всегда был рядом кто-то, кто решал твои проблемы. Может быть, будет лучше, если сейчас ты попробуешь решить их сама. Какое-то время справляться со всем самостоятельно.

Руби в изумлении посмотрела на него:

– Самостоятельно?

– Да.

– Прости… Ты правда Тоби Доббс?

– Что? – опешил Тоби.

– Ну, знаете, мистер «Забота и Гостеприимство», мистер Тоби – Мой-Дом-Ваш-Дом? Тоби «Никто не должен оставаться один» Доббс? – спросила Руби.

Тоби фыркнул.

– Что с тобой стало, Тоби? Ты же был самым щедрым человеком, которого я знаю, – сказала Руби.

– Да, – пробормотал он. – И что? Посмотри, до чего это меня довело.

Руби вздохнула. Ну вот, теперь Тоби себя жалел. Так что эти пять минут Руби, видимо, убила впустую.

– Ладно, – сказала она. – Черт с ним. Придумаю что-нибудь.

– Хорошо.

– Да.

Руби посмотрела на Тоби сверху. Он лысел, а кожа на его шее сзади была покрыта морщинами. Тоби выглядел старым. Когда Руби впервые пришла сюда, ей было всего шестнадцать, поэтому ей-то он казался старым всегда, но сейчас ее напугало, что теперь Тоби действительно стал старым. Старым и одиноким. Одинокий мужчина в годах, выбрасывающий деньги на глупые шары из оргстекла и кожаные мусорные корзины. Руби провела рукой по его волосам.

– Увидимся, – тихо произнесла она.

– Да, – коротко сказал Тоби. – Увидимся.

Она уже поднималась по лестнице, а затем вдруг вспомнила:

– Тобз?

– Да?

– Ничего, что я не смогу заплатить тебе за этот месяц?

– Ничего.

– Уверен?

– Да. Только не говори никому, – тихо ответил Тоби. А потом повернулся к ней, еле заметно улыбнувшись, и Руби поняла, что у нее по-прежнему есть шанс убедить Тоби расстаться с деньгами.

26

В субботу утром в магазин вошел мужчина. Это было необычно само по себе – обычно мужчины приходили сюда только со своими дамами, которым требовался подарок для лучшей подруги или новые туфельки для только что родившейся племянницы. Этот же был один. Совсем.

Он был высокого роста – футов шесть – и широкоплечий. Лет сорока пяти, а может быть, и пятидесяти – если хорошо сохранился. Его волосы были иссиня-черными, на затылке он начинал лысеть, но густоте его гривы можно было только позавидовать. Одет незнакомец был в кожаное пальто, джинсы и слегка потрепанные непромокаемые мокасины. Под мышкой он держал сложенный вчетверо номер газеты «Guardian». Некоторые женщины сочли бы его весьма привлекательным, но не Лия – подобные типы были не в ее вкусе. Судя по всему, мужчине очень понравилась мебель на витрине, особенно небольшой столик кремового цвета с пасторальным узором. Когда Лия подошла к посетителю, он обернулся и улыбнулся ей. На его левой щеке появилась большая ямочка, а густые ресницы заколыхались. Безусловно, незнакомец обладал шармом и обаянием, но у Лии сложилось впечатление, что и непомерным самолюбием он тоже обладал.