Весь обратный полет я тихо плакала, роняя слезы в бокал дорогого шампанского. Юная стюардесса таращилась на меня, как на божество, спятившее с ума. Наверняка у нее в комнате еще пару лет назад висел мой постер, а сейчас она думала, над чем может плакать такая, как я.

После этой ночи, проведенной в единении, я уже не могла выбросить тебя из головы. Меня тянуло назад. Во время первого концерта я готова была поклясться, что среди сотен лиц выловила твое. Турне стало для меня и пыткой, и спасением. Я отвлекалась от мыслей о тебе, когда выступала. К счастью, концерты были почти каждый день. Когда же выпадал свободный вечер, я напивалась и находила утешение в постели одного парнишки из балета.

Казалось, трехмесячные гастроли меня излечили. Даже вернувшись в Нью-Йорк, я не вспоминала о тебе. Но через полтора месяца, после ночной прогулки по заведениям с самыми громкими названиями я снова оказалась перед дверью твоей квартиры. Упав на звонок, старалась держаться на ногах и не засыпать на ходу. Услышала за дверью твои шаги. Ты подошел, но не открывал. Понял, что это я. Не хотел снова позволить мне ворваться в мерное течение твоей жизни. Ты знал, что будет. Я буду вести себя как циничная высокомерная тварь, потом успокоюсь и буду смахивать на человека. После мы будем делать вид, что между нами что-то настоящее, привыкнем к этому за пару дней, даже поверим. И в конце концов я снова исчезну, оставлю тебя с растрепанной душой в полном непонимании.

Ты точно это знал. Отчетливо представлял, как все будет развиваться, и чем закончится, к чему приведет, как тебе будет плохо после моего ухода.

Ты знал. И после долгих минут раздумий открыл.

– А вот и я! – радостно завопила я и икнула, – Скучал?

Оттолкнув тебя, я ввалилась в квартиру. Ты ненавидел себя. Вероятно, нас обоих. Схватив меня за локоть, потащил в сторону кухни.

– Эй! – возмутилась я, – Что ты себе поз…позволяешь! Я н-не хочу твой чай. Хочу в посте-ель.

– Жди здесь, – прорычал ты мне в ухо, вышел и закрыл дверь.

Я уселась на стол, непослушными руками взяла твои сигареты и подкурила. Яростно ковыряя мизинец ногтем большого пальца, ждала. Из коридора послышалась возня и громкий шепот ссоры. Мне стало любопытно. Я затушила окурок, выплыла из кухни и уставилась на женщину лет тридцати двух. Она наспех одевалась.

– У-у-у. Что это тут у нас.

– Вернись в кухню.

– Кого-то поймали за шалостями. А я-то думала, что Ты. Не. Та. Кой. Как. Все, – мой ласковый голос стал наполняться нотами агрессии, – Ну что, подруга, и как он тебе?

– Прекрати, – ты попытался меня осадить.

– А ну заткнись! Видишь, девочки обсуждают мальчиков?

Я медленно подходила к этой девице. Как же я тогда взбесилась. Она, почуяв угрозу, стала одеваться еще быстрее. Засунув ноги в расшнурованные ботинки, уже собралась выбежать из квартиры, а я швырнула в нее клатчем. Несмотря на жесточайшее опьянение, удар пришелся прямо в голову.

– Какого черта? – взвизгнула она.

Я бросилась к ней и схватила за длинные вьющиеся волосы. Не успей ты меня перехватить, урон составил бы больше одной выдранной пряди. Я рычала и визжала от ярости, выкрикивая нечленораздельные ругательства. Как бешеная кошка, на чью территорию нагло вторглись. Ты отнес меня в комнату и бросил на кровать. Едва я вскочила, ты оттолкнул меня назад, чем окончательно вывел из себя. Я рванулась вперед еще раз, но ты схватил меня за предплечья, прижал к кровати и сел сверху, придавив своим весом.

– Что же твоя подружка убежала? Могли бы продолжить втроем, было бы весело! С такими, как она, проще? Проще, да? Не хочу лежать там, где ты трахаешь своих простушек!

Ты молчал, просто не давая мне вырваться. Не представляю, насколько жалко выглядела. Когда я выдохлась от криков и попыток освободиться, обмякла под тобой, закрыла глаза и отпустила слезы.

Ты устало вздохнул и постепенно ослабил хватку. Медленно пересел на край кровати, спиной ко мне, и потер ладонями лицо.

– С чего ты решила, что у тебя есть право врываться, когда вздумается, и делать, что захочется?

Я села на колени в кровати и обняла тебя сзади за плечи. Ты вздохнул, помотал головой и коснулся моих рук.

– С того, что она ушла, а я осталась.

– Ты снова уйдешь.

Я тихонько угукнула.

– Но ты вернешься?

– Не знаю, – прошептала я.

Я топтала твою жизнь, потому что давно уже вытоптала свою. Пыталась озеленить выжженные сады в душе твоей жизненной силой. Залечивала раны, что наносила сама себе, твоим бальзамом. А ты позволял. Снова и снова.

На этот раз я провела у тебя почти неделю. Наутро ты смыл мой размазанный макияж, сам вымыл мои волосы. И только потом поцеловал. Ты старался отмывать меня от грязи, в которой я пачкалась месяцами. Ты признавал лишь ту, кем я была в твоей квартире, но отвергал ту, кем я была все остальное время.

Когда я вернулась домой, муж встретил меня кулаками. Парнишка из балета продал прессе новость о наших вечерах во время турне. Подкрепил свои слова фотографиями. А тут я снова пропала, и, конечно, в благоверного стали тыкать пальцами, окрестив рогоносцем. Я могла бы спать с тремя мужиками у него на глазах, но ему было бы плевать, если бы об этом не стало известно больше ни одной живой душе. Но громкое имя было оскорблено, и уже никого не волновало, что измены начались с него.

СМИ взорвались от новостей о моих изменах, а синяки у меня на лице стали вишенкой на торте. Для репортеров будто не существовало больше никого. Папарацци поджидали на каждом углу. Муж не выпускал меня из дома, удерживая насильно, оскорбляя меня и не забывая добавлять веса своим словам при помощи кулаков. Вызвав полицию, я все же сбежала. Усилила охрану, сняла апартаменты подальше от мужа. Но он нашел меня и постоянно приезжал, чтобы напомнить о своих связях и о том, что в бракоразводном процессе оставит меня без единого цента. Развод действительно уничтожал меня финансово, но мне было плевать. Дальше стало лишь хуже, потому что на телевидении мы стали выворачивать грязное нижнее белье и поливать друг друга ушатами дерьма. СМИ ликовали, как гиены, гребли деньги лопатой, и дрались за очередную мерзкую подробность.

Когда суд наконец дал нам развод, я осталась с дергающимся глазом, легким алкоголизмом, кучей долгов и обязательством выплатить бывшему огромную компенсацию. Деньги меня не волновали, я знала, что заработаю в разы больше. Благо, что вся эта возня повысила мои рейтинги до космических отметок. Но внутри я выгорала, понимая, что сама виновата в случившемся. Не нужно было выходить за него. У меня и так не было моральных сил на это, и псевдобрак вытянул последнее. Вот что бывает, когда свадьба нужна лишь для роскошного белого платья и фото на глянцевых обложках.

Почти семь месяцев прошло с нашей последней встречи. Я приехала к тебе без желания увидеть тебя. Мне нужно было убежище. Место, где меня просто ждали и могли позаботиться, ничего не прося взамен. Но тебя не было дома. Я ждала час, два, три. Твои соседи косо поглядывали на девицу в огромных темных очках и идиотской кепке, под которой были спрятаны волосы. Я спустилась в ближайший магазин, купила бутылку виски и опустошила ее, сидя под твоей дверью. Ты явился лишь под утро, измученный. Что-то случилось на работе, но меня это мало волновало. Я уже дремала, когда надо мной раздался твой голос.

– Вот это сюрприз.

Я подняла голову и попыталась сфокусировать взгляд.

– Где тебя носит?

– Давно ты здесь?

Я подняла пустую бутылку.

– Чуть дольше, чем вот столько.

– Ты вспоминаешь обо мне только пьяная?

С этими словами ты помог мне встать, но ноги отказывались стоять на каблуках. Ты взял меня на руки.

– Если бы дело было только в этом, то я бы приезжала каждый день.

Ты знал, что разговаривать со мной в таком состоянии бесполезно. В квартире ты уложил меня на диван, и я завыла от дикого головокружения.

– Мне так плохо! Я уничтожена. Раздавлена. Унижена! Где ты был все это время? Почему не защищал меня от него? Знаешь, сколько раз он меня ударил? Знаешь? – я орала не своим голосом, – Никто не знает. Восемнадцать синяков только на одной руке! Двадцать на другой. Разбитое лицо, отбитые почки, два вывихнутых пальца.

Ты скрипел зубами, сжимал руки в кулаки. Ты все это знал. Следил за всеми этими сплетнями, иначе как еще ты мог узнать что-то обо мне. Ты знал и то, что я сказала дальше, уже шепотом:

– Он скинул меня с лестницы. И я потеряла ребенка.

Ты был не в силах что-либо изменить. Эта беспомощность тебя убивала еще больше, чем мои слезы. Ты сел на колени перед диваном и обнял меня, прижимая мою голову к своей груди.

– А вдруг это был твой ребенок? Тебе приходило это в голову?

Ты обнял меня крепче, я чувствовала твою дрожь и слезы, капавшие мне на макушку.

– Это ты виноват. Если бы я не пропадала здесь, играя в нормальную жизнь, ничего этого не было бы. Если бы ты был сильнее и прогнал меня, всего этого не случилось бы, а наш ребенок был бы жив.

Мне было так больно, и я не понимала, что говорю. Мне лишь хотелось переложить эту боль на кого-то другого. Ты должен был убить меня за эти слова. Или хотя бы ранить в ответ так же, как я резала тебя ножами своей никчемности. Но ты был лучше, чем я. За то утро я тоже так и не попросила прощения.

Я отрубилась. Когда проснулась под вечер, ты сидел на полу, спиной к дивану, положив голову на скрещенные руки. Ты спал. Я попыталась представить, как сильно испортила твой день, да и вообще всю твою жизнь своим появлением, но вряд ли это можно было оценить. Тихо встала, стараясь тебя не разбудить. Когда уже бралась за ручку входной двери, в спину прилетела просьба.

– Не уходи.

Я вздохнула, борясь с собой. Не оборачиваясь, промямлила:

– Я наговорила всякого спьяну. Не обращай внимания. Я не считаю тебя виноватым. Во всем виновата лишь я.

– Не говори так.