- Милая, - рвано, будто задыхаясь, проговорил Миша.

  Руки Миши проникли под футболку, обнаружили отсутствие бюстгальтера, впрочем, Альбина была уверена, это он заметил сразу. Она и не поспешила исправить ситуацию. Футболка просвечивала, и это её устраивало. Сдавил сосок, чувствительно, прокрутил, то же самое проделал со вторым. Подтолкнул Альбину к стене спиной, чтобы захватить в плен собственным телом, вжать в себя, не давать вздохнуть, выдохнуть, обездвижить, лишить воли.

  Есть выражение «сладкий плен». Выглядит это именно так, в руках Михаила Розенберга. И Альбина не спешила вырываться из этого плена, она требовала продолжения. Немедленно. Здесь и сейчас.

- Не терпится? – Михаил выдыхал слова в горячую кожу шеи и плеч, проводил языком, пробуя вкус, запах, тепло, громко вдохнул, - Терпение – добродетель, говорят.

  Не любимая Альбиной добродетель, не рядом с Михаилом. Она не была терпеливой, она постанывала, тянула на себя, без жалости и милосердия, вцепилась в шею, оставив следы, провела ногтями по уже обнажённой груди и там оставила красную полосу. Как кошка пометила свою территорию, жадно. Так же с жадностью отвечала на поцелуи, прикусывая в исступлении уже неконтролируемого желания.

  Михаил не спешил, растягивал удовольствие или издевался. Одним движением поднял на руки, прижал к себе, одновременно вжимая в твёрдое тело с почти неконтролируемой силой, и быстрыми шагами достиг кухонного стола. Мелькнула мысль, что не стоит здесь, холодная поверхность, соприкоснувшаяся с оголённой кожей, подтвердила сомнения, но поцелуй тут же отвлёк.

  Миша стоял у стола, одной рукой придерживал её за поясницу, сжимая руки на запястьях, не давая вырваться, будто она бы стала, а пальцами другой поглаживал между ног, обходя самые чувствительные места, как издеваясь, не давая разрядки. Альбина захныкала. Ей было необходимо кончить. Завершить этот раунд. Признать ничью, не поражение.

- Чего ты ждёшь? – прошептала в раздражении, со стоном, почти умоляя.

- Наслаждаюсь твоим нетерпением, - уголок губ нагло пополз вверх, демонстрируя преимущество, победу в этом не озвученном споре.

- Катись к лешему! – Альбина прошептала в грудь, прежде чем пройтись по соску губами, а потом и зубами. Акт вандализма, на опережение. Победный вдох, перемешанный со стоном Михаила. Он сдавался? Нет?

  Немного ослабил хватку, чем Альбина тут же воспользовалась, вырвала руку и потянулась к ремню на брюках. Никакого сопротивления, лишь жадный взгляд сверху. Член Михаила стоило бы увековечить в веках, вот таким, вздымающимся, победителем, не терпящим отказа. Гладкий, горячий, почти стальной, не будь настолько чувствительным. Всего-то мокрым пальцем по головке провела, а дёрнулся в нетерпении, налился сильнее, словно это было возможно.

  Провёл горячей головкой по складкам, снова игнорируя самые чувствительные места, заставляя просить. Альбине стало всё равно, она стремилась к своей цели, ёрзала, пыталась вывернуться, заставить проскользнуть, а он снова крепко держал, дразнил, уходил.

  Готовая принять собственное поражение, стонущая, она только и могла, что осыпать мелкими поцелуями куда достанет и иногда покусывать. Михаил сдерживал любое движение, с силой, до боли. И это сводило с ума. Лишало воли, силы, разума, оставалось только вожделение, а потом и похоть.

- Готова, милая, - Михаил не спрашивал, он утверждал.

  Одной рукой придержал, ему достаточно и одной руки, другой достал серебряный квадратик, мелькнули знакомые буквы. Альбина закрыла глаза, только для того, чтобы почти сразу распахнуть от пронизывающего наслаждения. Сразу. Кружащий, удерживающий оргазм ждал этого толчка, как приказа. Михаил гасил громкие стоны губами, как и руками сдерживал движения. Стоял, давая прийти в себя, найти на той же кухне, с тем же мужчиной. Только потом, когда стихла пульсация, начал движения, сильные, размашистые, бесконечно долгие.

  Альбина не замечала, что её держат, она принимала то, что ей дают, была рада этому. Проиграла? Нет. Выиграла. Вышла победительницей. И уже ликовала, праздновала победу, когда Михаил её бесцеремонно развернул, распластал по столу, впечатав в гладкую поверхность. Прохлада отозвалась болью в чувствительных и влажных от алчущего мужского рта сосках. А потом нанизал, как бабочку на иголку. Наколол, припечатал ладонью, вдавив поясницу, с силой шлёпнул по ягодице. Альбина вцепилась в края стола, прижалась щекой, резко выдохнула и больше ничего не помнила. Только головокружение и мелькающие мушки перед глазами. Только то, о чём она не хотела думать, знать, помнить.

Глава 9. Михаил

  Тридцать первое декабря, шесть вечера, время идти домой. Год практически подошёл к концу, на пороге стоял новый. Граждане суетились, кто-то в спешке покупал продукты к праздничному столу, отложив на последний момент, кто-то бежал домой с работы, были и те, кто неспешно куда-то шёл, может быть, их никто не ждал, не было неотложных дел и не отданных долгов.

  Михаила ждали, дома. Несмотря на то, что львиная доля подарков уже была получена детьми, распакована, сладкие съедены, а игрушки разбросаны по квартире, новогоднюю ночь малышня ждала с нетерпением. Они ещё верили в чудо, в Деда Мороза, в обязательные подарки под ёлкой, и Михаил был их добрым волшебником. Баловал, позволял не спать до полуночи, слышать бой курантов, выводил ночью на улицу, через проходной двор, к скверу и запускал там фейерверки, а потом под ёлкой находились подарки.

  Удивительное дело, все домочадцы выбирались на ночную прогулку, а подарки появлялись под ёлкой. Не это ли самое настоящее доказательство существования деда Мороза!

  Прошёл пустую приёмную, Ольгу он отпустил с самого утра, после поздравлений и обмена подарками. С её стороны символичный, Михаил же не поскупился, Ольга заслуживала, да и приятно делать подарки женщине. Обернулся на закрытую дверь Альбины, её не было сегодня на работе, но мысли то и дело возвращались к блондинке и последней ночи, проведённой с нею.

  Казалась бы, ничего нового или особенного, при этом не покидало ощущение не только новизны происходящего, но и какого-то волшебства. Поразмыслив, Михаил свалил это на праздничную атмосферу последних дней года. Когда всё окружение ждёт чуда, начиная с собственных детей, заканчивая телеведущими, невольно начинаешь верить и тоже ждать.

  Город встретил традиционными пробками, была даже мысль бросить машину и прогуляться по светящимся улицам пешком, но перспектива забирать авто на следующий день не прельщала. Тойота послушно заурчала и влилась в поток машин.

  Михаил нервно смотрел на экран телефона, на жёлтые полосы навигатора и думал совсем не о пробках. Вовсе не плотность автомобильного движения его интересовала в этот момент.

  Альбина Иванова. Поплавская. Её становилось слишком много в жизни Михаила, и при этом хронически недостаточно. Он поймал себя на мысли, что скучает по этой безумной, ждёт, когда она заявится в его кабинет и огорошит одним предложением, походя отметит слабое место Михаила и точечно ударит, с наслаждением наблюдая за результатом. При этом Альбина вела себя так, будто слабых мест у неё и не было. Безрассудная, базбашенная, бесцеремонная.

  А ведь он так и не поздравил её с наступающим. Небольшой корпоративный вечер в сетевом ресторанчике Альбина проигнорировала, дежурный подарок от руководства ей позже отдала Ольга. Кажется, Михаил видел после этого Альбину, она даже пробурчала что-то вроде благодарности, такой же дежурной, и выскочила из приёмной, придерживая букет белых хризантем. Консервативный, громоздкий, скучный веник.

  Набрал номер, не слишком-то долго думая, на экране мелькнуло имя «Беляночка» и фото Альбины с красным бантом на голове, игнорирующей коряги и кочки спуска к реке. Как же она его бесила в тот день, при этом приводя в мальчишеский восторг. Примерно так он себя ощущал, мастеря бомбочки из магния и марганца. Весело и опасно.

- Да, - Альбина ответила быстро и полушёпотом.

- Милая...

- Я перезвоню.

  И разъединилась. Чем бы она ни была занята, дослушать предложение до самого конца можно! Михаил скрипнул зубами, уставился в лобовое стекло, по нему бил снег и скатывался под стеклоочистители. Впереди только стоп-сигналы, справа яркие витрины ресторанов и магазинов, торопящиеся прохожие, слева встречные машины.

  Не беда, что разъединилась, не это завело Михаила с пол-оборота, а мужской голос на заднем фоне. Отлично. Не успела выпроводить одного мужика, на пороге уже другой. И это не считая Михаила, собственной персоной. Коулс улетел, как и полагается, обещал вернуться, а белые хризантемы Альбина выносила из своего кабинета уже после отлёта Стива. Кто-то другой одарил сумасбродную Беляночку. Почему он вообще об этом думает?!

  Знакомые ворота открыли быстро, уже знакомый мужик с Ларгуса не задавал вопросов, махнул рукой в приветствии и быстро рванул в сторону парадного. Поднялся Михаил буквально на одном дыхании, злясь на Альбину, себя, ситуацию и весь мир за компанию.

  Не настолько Михаил наивен, чтобы не понимать, что им движет ревность, самая настоящая, острая, почти нестерпимая ревность. Несуразная и, до отвращения к самому себе, глупая. У него нет никаких прав ревновать Иванову, более того, ему не нужны эти права. Он, как сказала Альбина, «в клуб суицидников не записывался».

  Если он захочет подпортить себе качество жизни, всегда можно сломать голеностоп, следуя примеру Джен, встав на горные лыжи. Или отправиться корреспондентом в горячую точку, или наняться укротителем ядовитых змей. Бесконечно много вариантов испортить жизнь себе и окружающим, для этого необязательно ввязываться в интрижку с Альбиной. Безумней только сожрать тарантула живьём.

  Тем не менее, с упорством носорога, Михаил названивал в знакомую дверь, а потом стучал в неё же. Он просто посмотрит, кто занял его место, и уйдёт домой, просто отоварит, как следует, этого героя и уйдёт домой. Вот только официально заявит о собственной недееспособности по причине отсутствия зачатков разума и уйдёт домой.