Когда мы были готовы, он снова медлил, видимо, понимая, что для меня это огромный шаг, а мое прошлое наполнено болью, но… Я готова. Я устала прятаться, мне хотелось, чтобы он – сильный и смелый – освободил меня. Поэтому я оставила на его губах страстный поцелуй, призывая действовать решительнее. И он ответил, смешивая в своих действиях романтику, нежность и страсть, как смешивал на палитре краски.

***

Меня разбудило солнце. Застонав, я прикрылась подушкой, но панорамные окна без занавесок не оставили ни единого шанса вернуться в сладкие сновидения.

Когда я приподнялась на локтях и огляделась, то увидела Константина: он сидел на табурете в одних пижамных штанах и пил кофе. Заметив, что я проснулась, Коэн улыбнулся.

– Как ты спишь днем? – недовольно спросила я.

– Обычно я слишком устаю… или напиваюсь, чтобы заметить солнце, – ответил Костя и указал на барную стойку: – Кофе и пицца, конечно, не завтрак мечты, но ничего другого у меня нет.

Завернувшись в простыню, я поднялась с постели и подошла к художнику. Мне хотелось сказать, что сегодняшнее утро – самое счастливое за много лет, поэтому любой завтрак в его компании прекрасен, но вместо этого я поцеловала Константина в висок, потом в щеку и, наконец, в губы.

Костя, после ответа на поцелуй, сделал мне кофе и дал кусок пиццы. Я поблагодарила и села на соседний табурет. Скованности или смущения не было, мы флиртовали, говорили о всякой ерунде и много смеялись.

Покончив с завтраком, Константин щелкнул пальцами, тем самым сообщая, что ему в голову пришла великолепная идея. Он ее озвучил:

– Раз ты здесь, можно нарисовать тебя?

– Ну, – закусив губу, я неопределенно пожала плечами.

– Ты прекрасна, – прошептал Костя мне на ухо. – Дурочка.

Около минуты я смотрела в горящие от восторга глаза художника и, в итоге сдавшись, вернулась на кровать, а Константин хлопнул в ладоши, словно выиграл в лотерею. Его лицо сияло, губы изогнулись в улыбке. Никогда прежде я не видела более счастливого человека, чем Константин Коэн за любимым занятием. Он засуетился, исчез из виду и вернулся с мольбертом в руках. Под мышкой Костя держал чемоданчик, вероятно, с красками, а в руках – палитру и несколько холстов.

– Раздеваться необязательно, – сказал Константин, когда я потянулась к простыне на своих плечах. – Мне в первую очередь интересны черты твоего лица, но… – Он ухмыльнулся и замолчал.

– Что?

– Я был бы не против.

В самодовольного Коэна полетела моя футболка.

– Рисуй! – отчасти приказным, отчасти обиженным тоном сказала я и накинула на плечи теплый красный плед. Несмотря на то, что в Москве уже дали отопление, в квартире Кости было прохладно.

Но художник словно не ощущал холода: им завладело вдохновение. Кажется, весь мир для Константина сузился до размеров холста. Он стоял в пижамных штанах и водил кистью, иногда обмакивая ее в подходящую краску. Из-за мольберта выглядывали широкие плечи, а когда Костя бросал на меня оценивающие взгляды, я чувствовала, как по телу расходятся теплые волны.

Сначала я думала, что не смогу высидеть долгое время в одной позе, но увлеченность творца передалась и мне, поэтому я не заметила, как пролетело время. Только увлечена я была не портретом, а Константином. Я прокручивала в памяти его историю, и мое сердце сжималось от боли. Оказывается, уверенный в себе мужчина на самом деле переживший трагедию мальчик. Одинокий, покинутый. И очень сильный. А самое удивительное, что, несмотря на удары судьбы, он боролся и мог научить бороться других. Меня.

– Спасибо.

– Что? – Константин выглянул из-за холста. – Ты что-то сказала? – Светлые пряди прилипли к его лбу, щеки чуть покраснели. Он облизал пересохшие губы, и я с трудом подавила желание вскочить и поцеловать его.

– Ничего, – отмахнулась я. – Ты закончил?

– Набросал кое-что, – стесняясь, отозвался Костя.

– Скромник! Покажешь? – не дождавшись ответа, я откинула плед, поднялась и, придерживая рукой простыню, направилась к художнику.

Сердце забилось сильнее. Я вспомнила нашу встречу на мосту: тогда я и слышать не хотела о том, что он меня нарисует. А теперь… мне хочется увидеть результат!

Но Константин остановил меня, поймав в свои объятия.

– Нет, – мягко сказал он. – Скоро покажу. Обещаю.

– Ах, так! – воскликнула я, выпутавшись из его рук. – Тогда я ухожу.

– Куда? – Константин мягко увел меня к кровати. И принялся целовать, отвлекая внимание, электризуя мою кожу своими пальцами.

– Мне нужно в ванную, – гордо вздернув подбородок, ответила я и отстранилась. Если честно, я с трудом сдерживала смех, а также желание поддаться его мягкому натиску. Но иногда хочется побыть капризной девчонкой!

Костя поцеловал меня в губы и указал на левую дверь. Он вернулся к холсту, а я, подхватив нижнее белье и остальную одежду, пошла в указанном направлении. В маленькой ванной я приняла душ и оделась: хотела скорее вернуться к Косте и, возможно, повторить то, чем закончился наш вчерашний вечер…

Поправляя прическу, я мысленно предвкушала новый день: куда мы пойдем, что будем делать. Хотелось позвать Константина в любимое кафе, прогуляться по парку или даже познакомить с подругами. Теперь свободное время не пугало меня, ведь я могла провести эти часы с Костей. Свобода не пугала меня. Я ей наслаждалась.

На цыпочках я вышла из ванной, с целью накинуться на художника с крепкими объятиями или страстными поцелуями, но затормозила, услышав незнакомый мужской голос:

– Коэн, в Петербург в эти выходные приедет коллекционер из Австралии. Он даст грант на выставку талантливому художнику, если ему понравятся работы. – Голос доносился из динамика домашнего телефона. – Перевожу на язык идиотов: он отдаст грант тебе! Ты должен поехать.

– Петь… – Выйдя из ванной комнаты, я увидела, что Константин одевается, поэтому и говорит собеседником по громкой связи. Костя просунул руки в рукава белой хлопковой рубашки и ленивым тоном добавил: – Я собирался уехать на природу. В Карелию, может быть. А Питер… не хочу менять один большой город на другой.

– Коэн, Петербург – не Москва! Коллекционер из Сиднея – не Мария! – отчаянно воскликнул Петя. От его жалостливого тона у меня зазвенело в ушах. – Не упускай шанс, придурок!

Костя оторвался от застегивания пуговиц, открыл рот для ответа и поднял голову. Наши глаза встретились.

– Хорошо, я подумаю, – бросил Костя собеседнику, не прекращая смотреть на меня. – Спасибо, Монро.

– Ой, иди ты…

Гудки рвали тишину несколько секунд, пока Константин не дошел до телефона и не положил трубку на законное место. Теперь тишина ощущалась физически. Как ком в моем горле. Как удары моего разбитого сердца.

– Ты… хочешь уехать? – спросила я.

Коэн пожал плечами и вернулся к застегиванию рубашки.

– Свобода, – сказал он, избегая моего взгляда.

А я смотрела. О, как я смотрела! С вызовом, с обидой, со злостью.

– «Свобода»! – передразнила я, титаническими усилиями прогоняя слезы. Ком в горле рос, мешая говорить, поэтому я повысила голос: – Какой толк в свободе, если ты один и несчастен?! Если ты снова бежишь? И врешь? И… Используешь!

– Я хотел тебе сказать, – он смягчился, подошел и попытался взять меня за руку, но его пальцы столкнулись с воздухом. – Я ни о чем не жалею. И ты не должна, – быстро добавил Константин. – Начинается новая глава твоей жизни. – Он все-таки взял меня за руку и теперь сжимал мои пальцы, теплом грея холодную кожу. – Ты улыбалась. Ты хотела открыться мне, я видел. Соберешься поделиться чем-то – я выслушаю. Но… – Его рука отпустила мою резко, словно кусок льда бросили за шиворот. Так Константин бросил меня обратно в жизнь. Без него. – Ты обрела свободу, Яна. Это все, чего я хотел. И все, что я могу тебе дать.

Слезы сорвались с моих ресниц, размывая комнату, Костю, мое будущее. Дрожа всем телом, я отвернулась, накинула куртку и выбежала прочь из квартиры. Если свобода горькая и приводит к одиночеству, я не хотела ее познавать. Но Константин не спросил меня.

Глава 8

Яна

Я бежала вниз по лестнице, игнорируя слезы на своих щеках. За спиной я отчетливо услышала шаги и побежала быстрее, едва не споткнувшись. Нужно убраться отсюда. К шагам добавился смех. Обернулась – нет, я одна в обшарпанном подъезде: летела по этажам, не разбирая дороги, и шаги смешались с гулом моего сердца. Эти шаги тяжелые, они не принадлежат Константину. Призрак прошлого гонится за мной: я впервые за четыре года открыла свое сердце. И воспоминания прорвались сквозь стены, холодными пальцами схватили меня за плечо… Я оступилась на первом этаже, у самого выхода. Лодыжку пронзила острая боль.

– Черт…

«Пока ты молчишь обо мне, я властвую над тобой»

– Нет! – крикнула я в пустоту, не оглядываясь.

Я вырвалась на улицу, отчетливо слыша в голове:

«Ты принадлежишь мне, Яна»

***

– Что с ногой? – поинтересовался Иван.

Из-за боли я шла прихрамывая и сейчас, мельком глянув на распухшую лодыжку, поспешила сесть за столик, пока мое жалкое ковыляние не привлекло внимание других посетителей кофейни.

– Спешила на автобус, – отмахнулась я, изучая меню.

Когда я успокоилась, то позвонила другу и предложила пообедать, дабы меньше думать о Косте. Иван с радостью согласился.

Друг скрестил руки на мускулистой груди и сдул со лба темную прядь волос. Этому медвежонку трудно врать! Пока я придумывала правдоподобную ложь, Ваня сменил тему:

– Нашла новую работу? – спросил он. – Кстати, без тебя в компании бардак! Эдуард пожалел, что позволил тебе уйти – не справляется. Мария орет как ненормальная – видимо, поругалась с очередным любовником. А я… тухну от одиночества! Может, вернешься?