– Прости, но вряд ли, – мягко ответила я. Спустя время я поняла, что совсем не жалею о своем увольнении.

– У тебя новая работа?

– Ну… – Я поджала губы, повторяя пальцем узоры на деревянной поверхности стола; вранье – не мой конек. – Ничего особенного. Помогаю художнику… с бумагами. Выставки организовываю, прибыль считаю. – Я спрятала пылающее лицо за принесенным меню.

– А художник – не Константин ли Коэн?

Все. Больше никогда ничего Ивану не расскажу!

– С чего ты взял? – мой голос сел, превращая и без того высокую тональность в подобие писка.

Иван рассмеялся:

– Неужели этот парень решился-таки на свою выставку?

– Хм, – я пожала плечами и указала подошедшему официанту на одно из блюд, с улыбкой добавив: – И красное вино, пожалуйста.

– Что празднуем? – поинтересовался Иван.

– Неудачи, разумеется, – буркнула я и сцепила ладони в замок. – Мне нужна твоя помощь, Ваня. Насчет Константина.

На лице друга появилось удивление. Возможно, потому что я прошу помощи у него, а не у Ани или Саши. Но Иван был единственным, кто мог мне помочь: помимо спорта он обожал философию.

– Да? – Иван нахмурил широкие брови. – Слушаю.

– Это покажется бредом…

– Обожаю бред! – с энтузиазмом перебил друг. – Выкладывай.

Вечная веселость покинула его лицо, и я еще раз убедилась, что получу необходимую мне помощь от правильного человека.

– Ты знаешь философа Майкла Ньютона?

– Это тот, который выдвинул теорию о множестве частичек души?

Я кивнула.

– Душа – сгусток энергии, – монотонным голосом начал Иван, изо всех сил напрягая память. – Она может разделиться на две или более частей. После начать новую земную жизнь в разных телах. Два человека могут жить совершенно по-разному, интересоваться разными вещами, говорить на разных языках, но оба будут ощущать, что в их жизни не хватает чего-то важного. Кого-то. И одна половина души – как правило, более импульсивная, – найдет вторую.

– Костя, – едва слышно сказала я. – Костя нашел меня.

Иван не отреагировал. Он был увлечен теорией:

– Если эти частички души в итоге находят друг друга и соединяются, у людей возникает чувство спокойствия, уюта. Словно они вернулись домой. Ты ведь это имела в виду?

Я кивнула.

– Хм… – Иван покрутил в руках солонку. – Ты думаешь, теория о тебе и Константине Коэне?

– Было столько совпадений… – Я судорожно вздохнула. Казалось предательством рассказывать Ивану о судьбе Кости, но мне необходимо было разобраться: стоит ли бороться за… наши отношения? За нас. Поэтому я, убедив себя, что все сопровождается благой целью, объяснила: – Перед знакомством с Константином я прочитала статью Майка Ньютона, и сегодня я вдруг вспомнила о ней. Говорю же, покажется бредом, но… В нашей жизни произошли поразительно схожие события. После потери близких мы уехали: я – в Лондон, Костя – в Москву. Там попали в абьюзивные отношения, которые сломали нас. Мы сбежали и закрылись в себе. А потом… встретились на мосту. И все начало налаживаться, понимаешь? – Я смахнула слезы с уголков глаз. – По крайней мере, у меня. А Костя… Он… хочет уехать. Отталкивает меня, потому что, я думаю, он боится своих чувств. И особенно боится той крепкой связи между нами. Считает, это похитит его свободу, – я нервно стиснула ножку принесенного официантом бокала, – но отталкивая меня, он глубже запирает себя в клетку. А клетка никогда не сделает его счастливым. Я-то знаю.

Иван молчал пару минут, а потом осторожно спросил:

– Почему ты решила, что между вами именно феномен Ньютона, а не родственные души или что-то подобное? Твое желание спасти Константина и подарить свою любовь – похвально, но… Может, ему это не нужно.

Я ждала такого вопроса и, глотнув вина, сказала:

– Сейчас покажу.

После этих слов я взяла салфетку и свой бокал: капнула на салфетку вино – алое пятно расползлось по белому материалу, – потом я взяла другую салфетку, а также ложку с блюдца Ивана. Друг уставился на свою чашку с кофе. Но мне было все равно, как странно я выгляжу. Я капнула кофейные пятна в разные стороны второй салфетки.

– Допустим, пятно от вина – это судьба. Фатум.

– Допустим, – согласился Иван.

Салфетку с одним большим пятном я порвала пополам.

– Эта салфетка – душа, которая разделилась, в данном случае, на две части и вселилась в два тела: как раз то, о чем говорил Ньютон. Такие люди пережили одинаковые события и встреча друг с другом – исцеление для них. По крайней мере, так думаю я. А это, – я указала на вторую салфетку с множеством кофейных пятен, – родственные души. Их тоже может быть много. И те и те люди задаются вопросом: «Почему мы совершенно разные, но понимаем друг друга?» Особенность теории Ньютона, или, как ты выразился, феномена, в том, что у одной души, разбросанной по разным телам, одна судьба. Не мировоззрение или увлечения. А что-то… интимное. Сокровенное. Я поняла это, когда он рассказал мне о брате… – осознав, что болтаю лишнее, я замолчала и отпила из своего бокала.

– Интересно, интересно, – протянул Иван, изучая салфетки. – Я могу с тобой согласиться. И ты выглядишь… живее, чем раньше.

Я кивнула.

Да, Константин вернул меня к жизни, но что будет, если он – вторая половинка моей души – уедет? Как минимум, я вновь спрячусь в раковину, как максимум – сойду с ума. Меня убивала мысль, что Костя может не разделять мои чувства, а все, что я придумала – бред влюбленной девчонки.

– Яна, – после долгой паузы начал Ваня, подводя итог, – если все действительно так, как ты сказала, ни в коем случае не отпускай Константина. Не позволяй ему снова «потеряться» в вымышленной свободе. Вы все равно придете друг к другу. Только время потеряете.

– Понимаю, – грустно ответила я. – Но как мне его убедить…

***

Домой я вернулась в приподнятом настроении. Иван – источник неиссякаемого оптимизма – во время обеда веселил меня рассказами о том, что добился-таки внимания моей подруги Саши. Я искренне радовалась за друзей, поэтому дома, сбросив куртку и обувь, протанцевала, по-прежнему прихрамывая, к телефону на тумбочке. Я заметила, что на домашнем аппарате горит красный огонек, а значит, кто-то оставил мне сообщение на автоответчик. Кто-то… Константин?

– Привет, Яна! Это Аня. – Увы, не Константин. Никогда раньше я не была так разочарована, слушая сообщение от подруги. Аня щебетала, наполняя мою квартиру веселым голосом: – Давно не общались! Надеюсь, ты в порядке. – А мое сердце наполнялось болью, ведь с каждым словом Ани во мне таяла надежда: Костя не позвонил.

Я стояла посреди коридора, пытаясь скрыть разочарование от самой себя. Глаза щипало. Я не нужна Константину Коэну. Ему никто не нужен, он свободен. А я – идиотка.

Добравшись до спальни, я, не раздеваясь, села на кровать и разрыдалась. Впервые за много лет я дала волю эмоциям: рыдала до хрипа. И с каждым всхлипом мне становилось легче. Отпускала боль, освобождала сердце для искренних чувств. Для человека, за которого готова бороться даже с ним самим и его установками. Для Константина.

***

Комнату освещали редкие вспышки молнии, дождь барабанил по стеклу. Я лежала на постели, поджав колени к груди, и размеренно дышала. Слезы высохли. Несмотря на отвратительное физическое состояние – опухшие глаза болели, голова раскалывалась – морально мне было хорошо, я выплакалась и обдумывала варианты: что делать дальше? Как убедить Костю остаться со мной? Выслушать меня? Поверить? Дать нам шанс?

Бесконечные вопросы в моей голове прервал звонок в дверь. Сначала я решила, мне почудилось, и шум дождя выдал желаемое за действительное. Тут раздался второй звонок: птичья трель в тишине показалась мне самым прекрасным звуком. На ватных ногах я поднялась с кровати и пошла открывать. Я душила в себе радость – вдруг это не Костя, а, например, Иван пришел меня проведать, или Аня, так как я ей не ответила.

Но мне надоело оставлять радость «на потом». Я устала жить в режиме ожидания, поэтому позволила себе широко улыбнуться и дернуть ручку.

– Привет? – неуверенно поздоровался гость.

Я замерла. На моем пороге Константин Коэн. Его потрепанное пальто, словно божья коровка, было в пятнах от дождя, а ботинки, наполненные водой, хлюпали от всякого движения; светлые волосы художника из-за влажности завились сильнее обычного, улыбка же выглядела до умиления застенчивой. Я крепко обняла Костю.

Пришел! Нужный. Самый-самый.

Он тоже обнял меня, холодя через свитер ледяными пальцами, а когда отстранился, то попытался стереть с лица капли, но те вновь упали с его волос и бровей на впалые щеки. И только зеленые глаза горели – то ли от радости, то ли от печальной неизбежности.

– Прости, – прохрипел Константин, стуча зубами.

По моему телу волнами прошелся трепет. Обида окончательно покинула мою душу. Как можно всерьез обижаться на свою «половину»?

– Ты простудишься, – я затянула художника в квартиру и помогла ему снять пальто. – В гостиной есть плед. Я поставлю чайник.

– Прости, – повторил Костя. – Скажи, что прощаешь, и тогда я буду искать плед. – Вновь мальчишеский максимализм. И шантаж!

Я рассмеялась и закатила глаза. Но Костя, подрагивая от холода, остался на месте. Он хмуро добавил:

– Прости. Я должен был сообщить тебе о своем решении.

Улыбка медленно сползла с моего лица. А вдруг он пришел, чтобы попрощаться? И извиняется лишь потому, что уезжает… навсегда.

– Тебе нужно согреться, – сказала я ровным голосом, хотя чувства накрыли, как цунами. Мне больно даже представить его отъезд.

Несмотря на боль, я не могла допустить, чтобы Костя заболел, и приложила палец к его мокрым губам. Наши глаза встретились, на мгновение мне стало нечем дышать. Не хочу его отпускать. Но кто я такая, чтобы удерживать вольного творца силой? Даже силой своих чувств.