В конце выступления зрители разразились бурным ликованием. Сумуни и его музыканты поклонились публике. Некоторые взрослые бросали в стоявшую возле сцены коробку манго и апельсины.

– Как это я не догадался, – сказал Джек, удивленно качая головой.

– О чем?

– Сумуни. На суахили это означает «пятьдесят центов». Думаю, что он назвал себя так в честь американского рэпера. – Он достал из бумажника парочку купюр и протянул их Сумуни.

Сумуни положил деньги в шляпу и надел ее на голову.

– Вы туристы?

Наше присутствие, казалось, не вызывало большого любопытства. Очевидно, посетители не были редкостью в Маймоси.

– Вообще-то, мы приехали за тобой. Чтобы отвезти тебя в Ванзу, – сказал Джек. – Твои родители дома?

Сумуни молчал и, щурясь, глядел на Джека. Ему было лет двенадцать или тринадцать, но его глаза глядели по-стариковски устало. Они были не такие, как у Схоластики – скорее розовыми, чем голубыми.

– Да, но тут какая-то ошибка. Мы ждем Габриеля.

Он привел нас к своему дому и попросил подождать во дворе, а сам пошел за родителями. Они тепло поздоровались с нами, но тут же спросили про Габриеля.

– Мы не знаем, где он, – ответила я. – Имя Сумуни я нашла среди записей, оставшихся от моей сестры, и мы решили приехать за ним.

Они кивали, когда я объясняла им ситуацию, но видела, что они настороженно оценивали нас с Джеком.

– Мы благодарны вам, что вы решились на эту поездку, но дело в том, что мы ничего не знаем о вас. Мы не можем отпустить с вами нашего сына, – заявил отец Сумуни решительным тоном, не оставлявшим места для возражений. При этом он поглядывал на мать мальчика. Ясно, что в их семье все решала она.

– Мы не спешим отправлять Сумуни в Ванзу. Мы делаем это ради школы, – сказала она. – Тут у нас нет старших классов, а они ему скоро понадобятся. Мы подождем Габриеля, если он объявится. У Сумуни ситуация не такая, как у большинства других детей-альбиносов. Тут его любят и берегут. Вся деревня поднимется, если кто-то попытается причинить ему зло.

– Мы все понимаем, – сказала я, хотя мне было досадно, что мы ехали в такую даль напрасно. – Решать вам.

– Но если Габриель не приедет? – вмешался Джек.

– Тогда я обойдусь без школы! – Сумуни выбросил вверх кулак. – Я стану звездой танзанийского рэпа.

– Тогда мы посмотрим, – сказала мать, обняв его. – Если Габриель не появится, мы накопим деньги и повезем его в Ванзу на поезде в отдельном купе. Везти Сумуни в автобусе слишком рискованно. Никогда не знаешь, кто твой попутчик.

– Мы надеемся, что вас не слишком затруднила эта дорога. – Отец Сумуни поерзал на стуле. – Куда вы теперь поедете?

– В Магесу, но там нас ждут через несколько дней. Вернее, там ждут Габриеля.

– Может, вы немного задержитесь? – спросила мать Сумуни. – Мы планировали устроить небольшой прощальный ужин. Думали, что Сумуни будет с нами последний вечер и что он уедет в Ванзу с Габриелем. Мы пригласили друзей и родных. Пусть это будет знак признательности за то, что вы проделали такой путь. Вы окажете нам честь, поужинав с нами.

* * *

«Небольшой прощальный ужин» оказался настоящим пиром. Под высоким баобабом собралась половина деревни. Гостей потчевали тушеной курятиной, горохом в кокосовом молоке, картофелем, испеченным на горячих углях. В ночном воздухе разливался аромат молочного чая.

Сумуни и его маленький джаз-банд устроили для всех еще одно представление. Отец с гордостью смотрел на сына, засунув за ухо пучок табачных листьев, а мать нанизывала бусы на длинные волокна с баобаба.

– Что с тобой? – спросил Джек. – По-моему, ты куда-то улетела.

Мы сидели у костра плечом к плечу.

– Просто… мне кажется, что я подвожу Мо. У меня ничего не получается с этими детьми. За Джумой мы приехали слишком поздно, а теперь…

– Что теперь? – Он повернулся и посмотрел мне в лицо.

Когда Джек смотрел на меня, то, где бы я ни была, о чем бы ни думала, какие бы муки ни терзали меня, я мгновенно возвращалась к реальности. К его глазам. К его голосу. Достаточно ему было взглянуть на меня вот так, как сейчас.

– Ты видишь? – Он кивнул на Сумуни. – Погляди на него. Погляди на его родителей. Это любовь. Счастье. Они сияют. Как ты можешь думать, что подвела Мо? К тому же она ни о чем тебя не просила. Ты сама взялась. Это твое решение. Твоя миссия.

– Глупая миссия. – Я вздохнула. – Я хотела почтить ее память. Хотела добиться перемен, но теперь вижу, что у меня ничего не получилось.

На нас налетел прохладный ветерок и швырнул сухие листья на угли. Мы сидели, смотрели, как женщины подметали землю метелками из веток и жесткой травы. Гости постепенно расходились.

– Ты добилась перемен, – сказал Джек, когда они стали гасить костры один за другим. – Для меня.

Он встал, расставив ноги, и подал мне руку.

Вокруг нас ночное небо заволоклось тучами дыма и пыли, но то мгновение, то мгновение просияло ярким бриллиантом. Я поняла, что этот бриллиант навсегда останется в моем сердце.

«Ты добилась перемен. Для меня».

Глава 14

В Маймоси не было отелей, но один из зажиточных жителей деревни сдал нам комнаты на своей вилле. Мы с Джеком провели ночь в смежных комнатах со скудной, но функциональной обстановкой. Стены были тонкими, как бумага, поэтому я знала, что он не спал почти до утра. Утром у него был такой же невыспавшийся вид, как и у меня. Я порадовалась, что не я одна проворочалась всю ночь без сна.

Нам становилось все труднее сохранять платонические отношения. Я не знала, приходила ли ему в голову такая мысль – разорвать тонкую перегородку, разделявшую нас, отдаться на волю безумного взаимного притяжения и уснуть под звуки утомленного дыхания.

Уезжая из деревни, где жил Сумуни, мы притихли, погруженные каждый в свои мысли. Я держала в руке последний листок моей сестры:

1 сент. – Фураха (Магеса)

Его края загнулись оттого, что я часто перебирала те листки. «Фураха» означает в переводе «счастье». Я подумала, что, может, родители назвали ее так, чтобы оно никогда не покидало ее… счастье… как бы ни терзал ее мир. Я уже понимала, что ситуация с детьми-альбиносами в Танзании была неоднозначной: с одной стороны – Джума, принесенный в жертву родной семьей, а с другой – Сумуни, родители и друзья которого сделают все, чтобы его защитить. И я гадала, в какой части этого спектра находилась Фураха.

– Мы поедем через Серенгети по западному коридору, – объяснил Джек, когда мы снова приехали в национальный парк.

– Ой, гляди! – воскликнула я. – Жирафы! Я не видела их возле кратера.

– Конечно. Им трудно подниматься на скалы.

Ноги жирафов тонули в море золотистой травы, и животные, казалось, грациозно плыли по горизонту.

– А это кто? – Я показала на парочку большеглазых существ, похожих на зайцев-переростков на тонких ножках.

– Дикдики. Антилопы.

– Такие крошечные и милые.

В это время их что-то спугнуло, и они умчались зигзагами, свистя через нос.

– Ты еще не видела ежегодную миграцию, – сказал Джек. – Вот уж феерическое зрелище.

– Я не могу себе представить ничего лучше этого, – ответила я, глядя в окно.

Тут было легко утратить ощущение реальности, словно что-то первозданное ворвалось в твою жизнь, лишило тебя внутреннего равновесия и обострило чувства. Всюду вокруг нас на равнине бродили животные. Львы, слоны, импалы, антилопы гну, зебры, бородавочники, птицы с переливающимися перьями, сиявшими как радуга на солнце. Великолепие постоянно менявшегося ландшафта. Когда мы ехали через центр парка, равнины с травами сменились пятнами лесов и речными берегами, заросшими деревьями. Гранитные скалы торчали на горизонте, словно каменные островки.

– Эти скалы выглядят в точности как та скала в мультике «Король Лев», на которой Рафики представил всем Симбу. Хочешь взглянуть на нее?

– Сомневаюсь, что мы увидим их там, – засмеялась я.

– Может, да. Может, нет, – улыбнулся Джек. – Но там место, где греются ленивые львы.

Мы обогнули скальный островок. Джек остановил машину и заглушил мотор.

– Тебе сегодня везет, Родел. – Он показал на одну из скал. Маленькую.

– Что… – Я замолкла, когда скала пошевелилась. – Ой, господи. Носорог.

– Носорожиха. Номер пять из Большой Пятерки – черные носороги. Теперь, считай, ты видела всех.

Носорожиха не видела нас и щипала кусты, росшие между камней. Серая и массивная, она напоминала округлый, бронированный бак. Птицы с красными клювами сидели на ее спине и что-то склевывали со шкуры, вероятно, клещей. Мы несколько минут любовались внушительными размерами зверя, большими, смертельно опасными рогами и удивительно стройными ногами.

Когда Джек завел мотор, носорожиха повернула к нам морду с запекшейся на ней коркой грязи и на мгновение замерла. Потом заревела, и рядом с ней появилась маленькая фигурка.

– Блин! – пробормотал Джек, медленно отъезжая задним ходом. – У нее детеныш.

Загородив детеныша своим телом, носорожиха опустила голову и громко фыркнула.

– Спокойно, мамочка, спокойно, – пробормотал Джек, продолжая пятиться.

Сначала мне показалось, что наше отступление успокоило могучее животное. Но потом носорожиха помчалась на нас, да так быстро и яростно, что я удивилась. Никогда бы не подумала, что такое массивное существо способно так стремительно бегать. Даже земля задрожала от ее бега, и я увидела вблизи ее темные глаза и яростный гнев. Моя кожа превратилась в лед, а сердце из последних сил качало кровь. Носорожиха все приближалась и приближалась, я уже видела ее дыхание – тяжелое, влажное, – ее толстую шкуру, грозный, острый рог, нацеленный прямо на нас.

Блин. Блин. Блин. Блин.

Я как будто смотрела адский кошмар Юрского периода. И ничего не могла сделать, никуда не могла деться. Скрежет металла сотряс воздух – это носорожиха врезалась в нас. Из моей груди выбило весь воздух. От удара чудовищной силы наш автомобиль отлетел назад, расшвыривая песок и глину, выворачивая с корнем кусты, и встал на два колеса, готовый опрокинуться.