Он прижался лбом к моему лбу и тяжело дышал. Когда Джек перекатился на спину, увлекая меня за собой, я снова подумала, какие у него приятные и теплые руки, и как сладко они обнимают меня.

– Родел? Почему ты плачешь?

– Потому что. – Я еще крепче прижалась к нему. – Мне хорошо, приятно.

– Тебе это приятно? – Он обнял меня еще крепче. – Или плакать?

– То и другое. – Я всхлипнула.

Он приподнялся на локте и посмотрел на меня.

– Эти слезы… – Джек вытер большим пальцем мокрую дорожку на моей щеке, – льются не из-за того ли, что ты думаешь, будто я отверг тебя, а? – Я не ответила, и по его лицу пробежала тень. – Боже, Родел. – Он выругался. – У тебя это первый раз. Такая возможность даже не регистрировалась на моем радаре. Даже сам факт, что ты так долго ждала – он уже что-то значит. Для тебя это должно быть особенным событием. Не в палатке на старом надувном матрасе черт-те где. И не со мной, не с человеком, который не может тебе предложить все полагающиеся в таком случае вещи. Я сделал единственную ответственную вещь, какую мог, и позволь сказать тебе, что мне все равно было чертовски приятно.

– Хорошо. Потому что я не хочу быть ответственной, Джек. Я делала ответственные шаги всю свою сознательную жизнь. Я хочу быть безответственной. Я хочу быть бестолковой, безжалостной и беспечной. Я хочу безумия. Я хочу видеть твою страсть, твою боль. Я хочу, чтобы ты сказал мне, что тебе невыносима мысль о моем отъезде, что ты не можешь дышать при мысли об этом, что ты хочешь меня, что ты будешь скучать без меня.

Его взгляд надолго задержался на моем лице, потом спустился на мою шею.

– Мне невыносима мысль о твоем отъезде, – сказал он оставшейся там отметине от его зубов. – Каждый раз, когда я думаю об этом, у меня перехватывает дыхание. – Он увидел другую отметину, ближе к ключице, и приник к ней губами. – Я хочу тебя так, что ты даже представить себе не можешь. – Его голос звучал приглушенно, вибрировал возле моей шеи с глубоким, нежным резонансом. – Буду ли я скучать по тебе? – Он поднял голову и взглянул на меня. – Ты превратишься в сон, который будет жить во мне.

Его прикосновения казались мне единственным лекарством для моих безумных, раскаленных добела чувств, но я все равно высвободилась из его рук и отодвинулась туда, где целуются души – бестелесные и свободные. Я знала, что, когда бы я теперь ни подумала о любви, у нее всегда будут лицо, имя, голос. И я услышу ее сердце, бьющееся в палатке в африканских дебрях.

Глава 16

Проснувшись, я обнаружила, что лежу, уткнувшись носом в ямку между ключицами Джека. Стальные руки обнимали меня, одна – за шею, другая – за талию.

Я пошевелилась, и он слегка разжал руки. Тогда я поняла, что Джек уже не спал. Мы медленно и с легким смущением высвободились из объятий друг друга – я подняла волосы, чтобы он вытащил руку, а он убрал ноги с моих ног.

У меня сжималось сердце каждый раз, когда мы встречались взглядом за завтраком. Я невольно вспоминала, где были его руки и что видели его глаза. Когда мы готовились пойти в Магесу, я поймала на себе его взгляды, словно он делал снимки и убирал в хранилище своей памяти.

– Ты думаешь, нам это понадобится? – спросила я, когда он достал из машины ружье.

– Надеюсь, что нет, но я не хочу оставлять его здесь. – Он завернул ружье в спортивный коврик и сунул в потертую сумку.

Удивительно, сколько всего Джек ухитрился уместить в своем рюкзаке. Даже палатку и остатки припасов. А шесты он закрепил на рюкзаке снаружи.

Когда все было сложено и застегнуто, Джек подтянул лямки и запер машину.

– До Магесы нам идти часа два. Ты выдержишь?

Я кивнула и посмотрела в сторону. Его глаза были такими немыслимо голубыми, словно в них уместилось все небо.

Мы прошли через маленький лесок, где деревья росли так густо, что заслоняли небо. Лианы обвивали усиками серую, чешуйчатую кору, а под нашими ногами лежал ковром мох. Я невольно прищурилась, когда мы вышли из-под темного полога, хотя солнце скрылось за серым одеялом облачности. Грунтовка, по которой мы шли, вильнула и слилась с более широкой дорогой.

– Ну-ка, проверим еще раз, – сказал Джек, включая телефон. Он поискал сигнал и покачал головой. – Мы все еще вне зоны.

Я поправила рюкзак, и мы пошли дальше. Он был не таким тяжелым, как у Джека, но его вес уже давал о себе знать.

– Слышишь? – Джек поднял ладонь козырьком и посмотрел за мою спину. – Там едет машина. Может, нас подвезут.

Я тоже оглянулась. Белый мини-вэн дребезжал и подпрыгивал на ямах; из него орала музыка.

– Это дала-дала? – спросила я.

– Нет. Похоже, частная тачка. – Джек встал на дороге и помахал руками.

Сквозь грязное ветровое стекло было трудно разглядеть что-либо, но бок мини-вэна украшала желтая надпись – что-то насчет ремонта кондиционеров. Мини-вэн сбросил скорость, приблизившись к нам, но, как только Джек опустил руки, водитель внезапно нажал на газ. Колеса завертелись, и мини-вэн стремительно помчался на Джека.

Это была откровенная, намеренная угроза его жизни, как будто он был трофеем для сидевших в машине ликующих дебилов. Я увидела их – опустив стекла, они ржали и колотили кулаками по бокам мини-вэна.

– Джек! – ахнула я, когда они пронеслись мимо меня в облаке пыли.

Он нырнул на обочину, на волосок увернувшись от бампера. Мини-вэн понесся дальше, и я услыхала удалявшееся громкое ржание.

Ке-ке-ке-ке-ке.

Водитель победно засигналил, празднуя свою опасную, глупую шутку.

– Засранцы! – Джек встал и отряхнулся.

– Ты цел? – У меня все похолодело внутри. – Как можно ради забавы сбить человека? – Я поглядела вслед мини-вэну. Тот скрылся за поворотом, а с ним и ритм тяжелых басов.

Джек потер плечо и пошевелил им. Его глаза горели и глядели куда-то за горизонт.

– Надеюсь, что мы больше никогда их не увидим, – пробормотал он. – Чем раньше мы доберемся до Магесы, тем лучше. Пойдем.

Он протянул мне свою теплую руку, и я сжала ее дрожащими пальцами.

– Испугалась за меня, Родел? – Джек поднес мою руку к губам.

– Нет. – Я сглотнула. Его горячие губы коснулись моей кожи и нарушили связь между моим мозгом и ртом. – Просто я пожалела, что мы не взяли с собой о-блин-ручку.

– Вот она. – Он засмеялся и продел мой палец сквозь петлю для ремня на его джинсах. – Держись крепче и не отпускай.

Возможно, он сказал это в шутку, но я восприняла его слова всерьез и не убирала палец. Мы прошли так около мили, когда показался ржавый пикап.

– Даже не думай, – сказала я, когда он приблизился.

– Цыплята, трусишка, – тихо пробормотал Джек.

– Правда? – Я остановилась и подбоченилась. – И ты рискнешь? После случившегося?

– Правда. – Он усмехнулся. – Цыплята, трусишка.

Пикап протарахтел мимо в дыму выхлопов, белые цыплята пищали в большой клетке. Мы стояли на обочине и смотрели им вслед.

– Пойдем. – Он тронул меня за локоть. – Ты ведь повеселела.

И тогда я встала на цыпочки и поцеловала его, внезапно и без предупреждения.

– За что? – У него загнулись кверху уголки губ.

«Мне хотелось узнать вкус твоих губ после улыбки». Я покачала головой и усмехнулась, словно это был большой секрет.

После этого все стало казаться более ясным и четким, несмотря на серый, унылый день.

Магеса была россыпью глинобитных домишек с жестяными крышами, притулившихся в тени высокого, скалистого холма. Там было жарко, пыльно и сухо – сухой кустарник, пересохший колодец, высохшие, худые люди. Казалось, что дожди обходили эту деревню стороной, вероятно, потому что холм забирал себе большую часть осадков.

– Дай мне конфетку. Дай мне конфетку. Я учусь в школе. Дай мне конфетку. – Ко мне подбежал большеглазый мальчишка и дернул меня за футболку.

– Ты школьник, да? Почему же ты не в школе?

Он непонимающе взглянул на меня и протянул руку. Он не понял, что я сказала, но запомнил все английские слова, которые были ему нужны.

Я засмеялась, и он робко улыбнулся, потом повторил те же четыре фразы Джеку:

– Дай мне конфетку. Дай мне конфетку. Я учусь в школе. Дай мне конфетку.

Джек что-то сказал ему на суахили. Мальчишка убежал и вернулся с женщиной; я предположила, что это его мать. Они несколько минут разговаривали с Джеком. Упоминалось имя «Фураха». Женщина покачала головой. Джек задал еще несколько вопросов и получил ответы.

– Спасибо. – Он протянул ей несколько вещей из своего рюкзака. Потом достал плитки гранолы и отдал мальчишке.

– Асанте сана! – сказали они.

Когда они ушли, Джек повернулся ко мне.

– Так… С какой новости начать? С хорошей или плохой?

– Насколько она плохая?

Мы стояли рядом с пустой нефтяной бочкой. В оставшейся на дне дождевой воде плавали зеленые букашки. Да там уже была не вода, а жижа из пыли и мусора.

– Фурахи тут уже нет. Но… – Джек поднял руку, увидев, как поникли мои плечи, – хорошая новость в том, что она уехала со своей семьей несколько недель назад. Ее отец получил какое-то наследство. Женщина сказала, что теперь он разбогател.

Я несколько секунд глядела на Джека.

– Так что же? Они уехали? – Я окинула взглядом ряды нищих лачуг. – Ну, конечно, это хорошо. Правда. Но я все равно разочарована! Три ребенка, три неудачи. Каковы шансы? Я не привезу ни одного из тех детей. Ни одного! И вдобавок мы тут застряли – без машины и телефона. Может, у них тут хотя бы есть механик? Хоть кто-то, кто может отремонтировать машину?

– Механика нет, но сюда ходит автобус. Мы можем поехать на нем за запчастями.

– Ладно. Это хорошо. – Я никак не могла справиться с сокрушительным разочарованием. Я подвела сестру. Еще мне было неловко, что я вытащила Джека с фермы. И ничего не получилось, все впустую, охота на диких гусей. – Когда он придет сюда?

– Через три дня.

– Три дня?