Дорогая Таисия Сергеевна

«С днём рождения, дорогая! Не могу до тебя дозвониться, оставляю сообщение. Всего тебе самого наилучшего: счастья, здоровья, всего-всего… И не забывай о времени! Тебе тридцать, две кошки. И когда ты умрешь они тебя съедят».

Нет сил ответить.

Нет сил встать.

Время.

***

Сказать, что Тасю расстроило или ранило сообщение маман, было нельзя. Она уже привыкла не принимать ее философские излияния. Или просто уже не осталось сил. Она сама ещё не поняла, а понимать – нет сил, как уже стало ясно.

На столе стояла бутылка коньяка. Сигареты добавили тумана в комнате с зашторенными окнами. Какой-никакой романтик. Да уж. Вот посмотреть бы на все это со стороны: странная девочка тридцати лет, допивает литр деньрожденного коньяка, курит вторую пачку. И даже не пьяная совсем. В голове пусто, в сердце пусто. Никого.

В принципе, красивая картинка для фильма.

Девочка. Да. А может надо стать взрослее? Носить туфли на каблуках, скопить на дорогую сумку и выкинуть рюкзак? Красить волосы в баклажан? Завести женатого любовника, который никогда не уйдёт от жены и страдать по полной программе? Просто, чтобы страдать и заполнять пустоту. Как в «Зимней вишне»? И готовить всякие там оливье, шубы и прочее, не вот это все.

Вариантов, чтобы наполнить часть жизни с тридцати до сорока – масса. И любовь, обязательно. Чтобы как в кино. Чтобы красавчик, секс, кофе в постель и Луна. И да, шерстяные носки, обязательно. Причём здесь носки? Это картинка такая! И море ещё. Да, как в рекламе Баунти. Нет, туда не надо: там живность всякая, фу. Лучше Монако… Да, Монако. Хм, Валенсия тоже сойдёт. А тогда надо, чтобы был импортного производства: глаза, тело, свободный дух, горячий нрав и т.д. Что там ещё можно ассоциировать с испанцем? Или не с испанцем? А если отечественного производства? Надо подумать в этом направлении. И ещё налить. И включить «Бриджит Джонс». Да, самое то. Самоирония – это то, что держит на плаву. Иначе, Тася скатилась бы по наклонной в пучину отчаяния, угрызений совести и коньяка.

***

«All by myself

Don't want to be, all by myself anymore

All by myself

Don't want to live, all by myself anymore»

Нет, ну ужас конечно, но чистая правда…

***

А если испанец? То на каком языке говорить с ним? Надо подучить испанский… хотя вполне может хватить и английского. Или говорить с ним исключительно на языке секса. Так, надо налить! За здоровье импортных мужиков! Salute!

Решено: вести дневник! Как Бриджет! Может в дневнике дело, если ей потом таких мужиков привалило? Ой, а может списочком обойтись? Списочек лучше. Пункт номер раз: учить испанский. Salute!

***

Тася не планировала сталкиваться с внешним миром в такой знаменательный день: не каждый день ощущаешь себя старой, никому не нужной коровой, живущей с двумя хищными кошками… Ощущение себя в тридцать… Живительная самоирония закончилась вместе с сигаретами…Блин.

Она натянула джинсы, свитер, зачем-то шляпу и темные очки. Особенно актуально после коньяка и в 8 вечера. Телефон, наушники, ключи, зажигалка – на месте, можно выпархивать в открытое окно Мира. Она распихала своё добро по карманам и вышла из подъезда. Свежий воздух пользителен весьма после коньяка, как декантер для красного сухого. А вот люди вокруг… Боже, зачем они все здесь? Почему не смотрят программу «Время» или что там ещё показывают? От ощущения себя в окружении непонятных, странных чужих людей ей стало не по себе… Бабульки, мамушки с детьми, розововолосые и русалкоподобные тинейджеры, менеджеры с узких брюках на толстой попе…

Борясь с приступом социофобии, она влетела в ближайший магазин.

– Давыдов, белый, тонкий, пачка, картой.

Протараторила Тася, устранив сразу все возможные вопросы кассирши.

– Добрый вечер! Паспорт, водительские права?

Блин… Тася сняла очки, вопросы отпали сами собой. Обидно. Слёзно. Самоирония не вернулась.

Она вышла, закурила…Ветер, лёгкий и такой приятный. Она зачем-то подняла руки вверх, встала на цыпочки и садко потянулась. В такой позе Тася простояла довольно долго, просто застыла. Она как будто приготовилась к побегу и открыла глаза. Люди исчезли. Воздух сгустился, стал таким тяжелым, давящим, неприятным. В груди распирало. Океаны не выплаканных слез, миллионы несказанных слов, тома запрещённых себе чувств, километры не сделанных шагов в сторону от проторённой тропы жизни, заключённой между «надо» и «должно». Все летело перед глазами безумной каруселью эмоций, чувств, разочарований, людей… Она не могла вытащить из этой трясины какие-то отдельные моменты, зацепиться за клочок воспоминаний: вся жизнь теперь представлялась единой серой субстанцией. Сожаление, вина.

Слезы.

«Почему люди не летают, как птицы?».

***

– Прошу прощения, а ты в курсе, что где-то потеряла туфли?

Тася очнулась. Посмотрела на ноги: ступни были разбиты в кровь, на икрах красовались синяки… Она сидела на скамейке в кам-то незнакомом парке. Как здесь очутилась? Где? … Но отчего-то Тася понимала, что это неважно…

Почему так холодно? И сыро?

Она поежилась и попыталась закутаться в свитер, но он не принес никакого тепла, только холод.

Почему так неприятно? И пусто внутри?

Она попыталась встать, но не смогла, просто не смогла… Странные ощущения своей беспомощности, отсутствия собственного тела привели ее в ужас, тяжелый и острый ужас. Ужас, от которого нужно бежать со всех ног, отпихивая реальность. Ужас, который разрывает все внутри, чтобы выйти на волю и остаться в жилах одновременно.

– О, извини! Я переусердствовала.

Существо, которому принадлежал голос, щелкнуло пальцами.

– Так лучше? Большего сделать не могу в твоем положении.

Этот щелчок как будто выключил ужас и страх, но включил пустоту… Эту темную дыру внутри, которая затягивала в себя все вокруг…

Отдышавшись, она попыталась осмотреться. Старый темный парк, одна скамейка. Темно-серые тяжелые деревья закрывали небо, склоняли ветви до самой земли, пытаясь соединить два полюса этого мира. Одна скамейка, поросшая мхом и почерневшая от старости и влаги.

Тася силилась посмотреть на собеседника, но боялась. Странное чувство нереальности персонажа заставляло не смотреть в его сторону.

– Это правильно, что ты меня боишься. Некоторые, те, что смелее тебя, проигрывают. Страх самый важный инстинкт. Это хорошо.

Тася поняла, о чем речь и внутренне согласилась.

– Посмотри на меня.

– Нет. Нет. Не могу. Не хочу.. Вдруг я увижу..

– Ты увидишь себя.

– Я не хочу.

– Смотреть в глубь себя всегда сложно. Некоторые, те, что упивались своей бравадой и утверждали, что это просто – проиграли.

Сжимая кулаки, Тася взглянула на собеседницу. Она начинала понимать, что это женщина.

Она посмотрела на нее. Подул холодный ветер, открывая лицо существа… Или женщины, она не понимала уже.

Чёрный плащ с капюшоном, прикрывал часть лица или точнее то, что должно было быть лицом. Серая костлявая рука собеседницы отодвинула ткань. И Тася увидела себя… Лицо. Отражение в холодной воде горного ручья… Невыносимая боль, слезы вырвались наружу, и она заплакала. Нет. Из глаз потекли реки, моря невысказанного, недополученного, неуслышанного, разочарование, вина, горечь, обида…. Собеседница терпеливо ждала: она знала, что это произойдет.

– Это хорошо. Плачь. Я буду ждать. Это правильно.

За один короткий взгляд в лицо-отражение, Тася увидела всю свою жизнь, которая пронеслась безумным хороводом… Вот она впервые увидела свою мать, задыхающуюся, с растрепанными волосами… Это первый момент ее ЖИЗНИ… Как больно упала со стула, и сломала руку светловатая девчушка трех лет по имени Таисия… Мама кричит на отца… Тася не понимает почему, но уверена, что из-за нее… Последняя встреча с отцом… Он бледный с синими кругами под глазами, сухие растрескавшиеся губы… Тася чувствует себя одинокой и виноватой… Лаковые туфли, которые мама достала в магазине, поцарапали одноклассники… Тася плакала, а мама ее ругала…

Мама… Мама…

– Что ты видишь?

– Маму.

– Что ты чувствуешь?

Тася вспомнила утреннее поздравление и внутри все сжалось…

– Мне больно и обидно…

– Еще?

– Я люблю ее…

– Что ты о ней чувствуешь?

– Что значит «о ней»?

– Представь, что ты выпила вина… Какой вкус остался?

– Горький…

Тася снова заплакала.

– Горький. Я… Она…

– Я помогу тебе, ты должна смыть горечь… Ты винишь ее в том, что чувствуешь себя виноватой, в том, какая твоя жизнь и сейчас… Это неверное решение. А теперь продолжай.

– Почему? Она…

– Что «она»? Это в прошлом – истина. Если смотреть только назад, никогда не сможешь пойти вперед. Ты все время будешь натыкаться на его отголоски, осколки, а руины вины и разочарования станут стенами твоего дома. А если не смотреть назад, а просто нести тяжелые чемоданы с остатками прошлого, твой путь вперед будет омрачен, и ты будешь разочарована в будущем, в которое принесла старые чемоданы, и даже не вспомнишь, зачем они тебе нужны. Просто привычка. Ты сама его таким сделаешь. Запомни, есть только настоящее, в котором, как в зеркале отражается наше прошлое. То прошлое, каким мы позволяем себе его запомнить. Это истина.

Мама, маман… А ведь она такая, как есть. Такой ее сделала жизнь: она рано вышла замуж, родила Тасю в восемнадцать, а отца не стало через пять лет… Лихие девяностые, одна с ребенком, тяжелая работа, учеба, карьера… Ради того, чтобы ее ребенок жил, рос, чтобы «как у людей»… Как у людей… Только сейчас Тася смогла понять мать… Она смогла вырваться, своим трудом, упорством…. Вырастить дочь, дать ей образование и заботиться о ней… Она такая, какой ее сделала жизнь, возведя стены вокруг хрупкой души, чтобы никто, даже дочь, не могли ощутить ее слабость и страх. Страх за себя, за дочь и ее будущее… она просто не умела по-другому.