- Чёт она долго, пойду гляну, - донеслось до меня.

- А чего ты ее в туалет отпустила-то? – послышался еще один тихий голос. Больница спит, ночь в самом разгаре, поэтому не слышно ни шороха.

- Да она упертая, наотрез отказалась от судна.

- Да, девочка боевая, раз после клинической смерти уже сама за собой ухаживает, - слышу добродушный смех, но меня настораживают слова о клинической смерти.

Вдруг в памяти всплывает лицо Тёмки, которое увидела, когда пришла в себя. Он будто плакал, глаза покраснели и шмыгал носом, вид был такой растерянный и испуганный, будто увидел что-то такое… теперь понятно, почему такой вид был у парня. Он тихо гладил меня по лицу, по волосам, а сам будто сдерживал слезы.

От воспоминаний меня отвлек голос медсестры:

- Не, я все-таки пойду, посмотрю, а то Лаврик по головке не погладит, если с его пациенткой случится чего.

Я сделала глубокий вдох и вышла из своего укрытия. Медсестра проводила меня в палату, поставила капельницу и велела поспать, хотя бы несколько часов до прихода моего лечащего врача.

- Лучше отдохни сейчас, а то потом некогда будет, потому что Алексей Васильевич теперь не уймется, пока не выяснит, что с тобой произошло. Я слышала, как он велел принести твою карту парню, что с тобой был. Часто обмороки?

- Да, в последний месяц чуть не каждый день, - прошептала я, боясь разбудить спящих.

В палате стоят еще две кровати, не успела познакомиться с соседками. Когда я сюда поступила, то не до разглядываний было, легла лицом к стене и дремала от слабости.

Медсестра ушла, пообещав заглянуть через полчаса. Показала кнопку на стене у изголовья кровати, чтобы я могла позвонить в случае чего. А я снова уставляюсь в окно. Снег по-прежнему тихо падает. Ему и дела нет до людских несчастий…

42.

Утром, после обхода, Артем пришел ко мне, у него выходной, вот и примчался. Он принес мою историю болезни и диагнозы врачей с результатами обследований, на которые попусту выкинули кучу денег. Я уже ни во что не верю. Мне кажется, что до следующего Нового года я точно не доживу. Да и ладно, мне особо нечего делать в этой жизни…

- Как ты? – ласково спрашивает друг, и я снова вспоминаю его лицо, каким оно было, когда я очнулась.

- Я в порядке. А как ты?

- Скучаю. Дом опустел без тебя, кот ищет свою хозяйку, ходит и орет. Поправляйся скорей, моя сладкая… - он склоняет голову и берет мою руку, целует пальчики, о чем-то задумываясь. А я не решаюсь сказать ему, что между нами всё кончено, мучить парня я больше не собираюсь.

Ближе к обеду иду искать своего врача, нужно поговорить. Я видела его вечером, когда меня привезли, а обход я проспала, доктор не велел будить. Шатаясь от слабости, я добираюсь до двери с надписью – «Лаврик А. В.» Надо же, а я думала это кличка доктора, когда услышала ночью, что Лаврик по головке не погладит, если со мной случится чего. Не кличка. Стучу.

- Войдите! – слышится из-за двери, и я решительно толкаю крашенную в белый цвет створку. Врач удивленно поднимает светлые брови и кивает на стул. – Это кто ко мне в гости пожаловал! А вставать кто разрешал?

- Мне нужно поговорить с вами.

- Говори, да и в постельку, - мужчина глянул на свое запястье, где свободно болтались простенькие механические часы на серебристом браслете, - через полчаса медсестричка принесет тебе системку.

- Это правда, про клиническую смерть? Ну… что вчера у меня она была?

- Правда. Истерику ждать? – голубые глаза доктора буквально пронзали меня, он не отводил взгляда, настороженно разглядывая. Я покачала отрицательно головой, и доктор улыбнулся с явным облегчением. – Отлично! А кто проболтался?

- Неважно. Просто скажите правду, сколько мне жить осталось? Я не буду рыдать, честно. Мне уже всё равно.

Алексей Васильевич с минуту молчал, жевал губу. Потом пробормотал что-то про тигра и взъерошил пятерней лохматые, почти белые волосы, и взялся за телефон, стоявший на столе рядом с ним.

- Тигруша, кажись, тебе на завтра работка нашлась, - говорит в зеленую трубку мужчина, усмехается чему-то. – Да, одной хорошей девчонке нужно помочь в себе разобраться. Во сколько примешь? Ну давай, с меня пять звёзд.

Я смотрю на врача и с удивлением замечаю, что улыбаюсь. Он совсем не вызывает неприязни, совсем наоборот. Ему хочется довериться, рассказать обо всем, что меня гложет. Странный, но в то же время, какой-то домашний, что ли. Очень худой и высокий, с кругами под красивыми искристыми голубыми глазами. Видно, что мало ест и спит, отдаваясь работе. Уверенность, исходящая от него, окутывает теплом и успокаивает.

- Так… завтра, в десять часов утра, ты должна быть у дверей шестнадцатого кабинета в корпусе поликлиники. Тигран Георгиевич не любит, когда пациенты опаздывают.

- А кто это? – интересно, не к психиатру ли меня отправляет доктор.

- Он психолог.

- Я не псих, и мне не нужен…

- А он и не психиатр, - перебивает меня Лаврик, усмехаясь. Он листает знакомую мне тетрадь. Моя история болезни. – Поговорите по душам. Он классный специалист, реально помогает разобраться в себе. Вот скажи, почему я не вижу записей психолога в твоей истории болезни? После трагедии, которая произошла с тобой, Юлия Сергеевна, больше двух лет назад, ты должна была не раз сходить к подобному специалисту.

Мне нечего сказать. Да, после нападения я не хотела разговаривать с врачами, особенно с такими, которые в душу лезут с разборками. Да и потом тоже, когда уже успокоилась. И сейчас не считаю нужным копаться в моих личных проблемах, особенно чтобы это делали совершенно незнакомые люди. О чем и уведомила лечащего врача.

- Вот так, да… Лады, объясню на пальцах, - доктор придвигается ближе к столу, почти ложась грудью на него, и вытянул ладони ко мне. Я вижу, что он молод, но виски уже посеребрила седина, почти невидимая в очень светлых волосах. Вздыхаю, не люблю проповедей, касаемых меня лично. – Во-первых, шок и стресс нарушает нервную систему еще похлеще вирусов и микробов. Во-вторых, ты хрупкая девочка, для которой нападение явно не прошло даром, нужно было срочно снимать напряжение, а твои родные не позаботились об этом. В-третьих, возможно твои обмороки напрямую связаны с психологическими проблемами.

Я понимаю, что врач прав, ведь недаром говорят, что все болезни от нервов. Он еще долго разъяснял мне всё. И я смирилась. Пойду, поговорю завтра с Тиграном-как-его-там, может поможет.

- И последнее. Отвечаю на твой вопрос, с которым пришла ко мне. В ближайшие пятьдесят лет и не мечтай умереть. Я не вижу ничего смертельного…

- Но я же вчера умерла, или нет? – не выдержала я.

- Да. Если бы не твой парень, сейчас бы ты не сидела, а лежала. Перед другим врачом, голая, накрытая с головой белой простыней. Вот он молодец, твой Артём! Не растерялся, искусственное дыхание сделал, непрямой массаж сердца… всё, как положено.

Меня пробрал озноб. Только сейчас стало страшно, только в эту минуту до меня дошел весь ужас.

- Я не пугаю, клиническая смерть, это не фактическая смерть человека. После нее живут очень долго и чудят вовсю, - смеется врач, и я невольно улыбаюсь. – А теперь, брысь отсюда, мешаешь работать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мужчина отодвигается и снова принимается разглядывать мою историю. Я встаю со стула и иду к двери, но одна мысль не дает покоя.

- А чудят, это как? – задаю вопрос.

- Ну, по моим наблюдениям, у человека после клинической смерти проявляются разные способности интересные. Например, одни начинают заниматься целительством, и весьма успешно, у других проявляется ясновидение, вещие сны видят, или своих умерших родственников. Да много чего. Так что, понаблюдаем за тобой, может, и ты теперь сможешь находить пропавших без вести людей или лечить по фотографиям.

Я усмехаюсь и выскакиваю из кабинета доктора. Понимаю, что он шутит. Ну, или успокаивает меня так. Хороший доктор!

43.

Несколько дней я проходила обследования, процедуры, встречи с различными врачами. Снова. Я не верила в успех уже, но покорно ходила по кабинетам и слушала, что говорят умные люди. Артем навещал каждый день, Анечка звонила часто и обещала приехать. Я по ней соскучилась, ждала с нетерпением. А еще мне разрешили прогулки по припорошенным снегом аллеям больничного сада, и даже походы до близлежащего магазинчика или кафе.

Когда у Артёмки был выходной, он водил меня гулять, мы сидели по часу в местной забегаловке, но почти не разговаривали. Будто разом пропали все темы для разговоров. Лишь дежурные фразы – как дела? Что нового? Как ты себя чувствуешь…

Приближался Новый год, у меня же не было праздничного настроения, даже домой отпрашиваться не стала. В принципе, и дома у меня не было. Лечение помогало, но причину моего недомогания и дотошный Лаврик не мог выяснить. Он всё больше хмурился, копался в огромных справочниках и гонял меня на различные аппараты. Просветили вдоль и поперек, но ничего нового не узнали. Обмороков больше не было, но это благодаря каждодневным вливаниям лекарств. Но не могу же я всю жизнь висеть на капельнице.

Тигран Георгиевич тоже помог, я рассказала ему всю свою историю жизни и любви, начиная с четырнадцати лет, и он помог мне понять себя. Я повадилась ходить в его уютный кабинет каждый день. Когда впервые попала в это светлое, выкрашенное в теплый персиковый цвет помещение, почувствовала, что уходить вовсе отсюда не хочется. Белая кожаная кушетка с приподнятым изголовьем была такая мягкая и воздушная, так и манила прилечь, а многочисленные живые растения умиротворяли, повсюду стояли пальмы в горшках, по стенам кашпо с вьющимися растениями. На полу ковер нежных бежево-кремовых цветов.