Поняв, что нужен еще один шок, я направила руку Лидии с зажатым в ней пистолетом к своему бедру и резко выкрикнула ей в ухо:

- Стреляй!

Лидия от неожиданности нажала на курок. Боль обожгла ногу, я громко простонала. Девушка уставилась на меня, на окровавленный снег и завизжала, осознавая, что выстрелила в меня. Подоспевшие охранники и Ален оттащили ее от меня, потом уложили меня на носилки и потащили к карете «скорой помощи». Ведьмочка шла следом и причитала, что не хотела, что не понимает, как это получилось.

Через два дня меня Ален забрал домой, носил на руках, как маленькую, и постоянно целовал.

- Прости, Жюли, я не хотела… - Лидия пришла в нашу комнату и сидела, подрагивая от нервного озноба.

- Всё нормально. Пуля в моей ноге, это ерунда! Главное, что она не в твоей голове. Не делай больше глупостей.

Но она делала глупости снова и снова, постоянно сбегая из дома. Я без конца искала ее, прочесывая бары и ночники Парижа. Лидия будто слетела с катушек, стала вести разгульную и пьяную жизнь. А меня это начинало бесить. Почему я не бросила полоумную сестричку, когда все разъехались? Муж предлагал мне дом и безбедную жизнь. Но я не чувствовала себя уютно в чужом доме. Ален хотел детей, и я загадала, что если забеременею, то соглашусь на его просьбу, жить уже своей семьей. Но беременность не наступала.

Однажды теплым сентябрьским вечером я и Ален сидели на крыше, наблюдая, как появляются первые звезды на темнеющем небе, строили планы. По радио должны были передавать концерт, в который и песни мужа были включены. И вот, попивая цитрусовый коктейль и наслаждаясь объятиями моего мужчины, я слушала новые песни в его исполнении.

В доме тихо, Лидия вроде пришла в себя, почти месяц отсиживается дома, приводя себя в порядок. Она решила снова возобновить концерты, и они с Аленом пропадали в студии всё свободное время. Только душа моя ныла и стонала. Может, сходить к кардиологу? Может это просто с сердцем неполадки.

Меня привлекла красивая музыка и чудный голос мужа. Он пел первый куплет, про друга, с которым они полюбили одну и ту же девушку. Я усмехнулась и поцеловала немного щетинистый подбородок, полюбовалась голубыми искрами в глазах.

- Даже нашу историю в песню превратил, милый? – проворковала ему в ушко, получая поцелуй в ответ.

Внезапно послышался другой мужской голос. Он пел второй куплет песни, и певец обвинял своего друга в подлости, что он первым полюбил девушку и подарил ей колечко, а друг предал его и увел любимую. Что ради счастья любимой, он отойдет в сторону, не будет мешать им.

Меня словно ледяной водой окатило. Вспомнились слова Ники: «и как тебя твой француз отпустил»

Откуда он узнал, что француз мой? Что он любит меня? И почему в песне прозвучало упоминание о кольце, которое подарил мне Ники? И что означают слова, что он отойдет в сторону, чтобы не мешать?

В тот час разразилась первая наша ссора с мужем. Он признался мне, что, когда узнал о скорой отмене защиты сестричек, понял, что я сразу уеду. А он полюбил меня и всё еще надеялся добиться. Тогда он взял два выходных и поехал в Россию, к Ники. Рассказал, что у нас любовь и я счастлива с ним, показал видео, которое сняли накануне на прогулке. Он даже показал его мне. Там я действительно была счастлива, смеялась и прыгала, даже поцеловала Алена в щеку и прокричала ему в камеру – «Я люблю тебя…» запись обрывалась на этой фразе. Там недоставало одного слова – Париж.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я в тот день готова была расцеловать каждого прохожего, каждый столб, потому что босс намекнул, что скоро я вернусь домой. И я кричала в камеру – я люблю тебя, Париж! Я представила, что увидел Ники и какие сделал выводы. Он отошел в сторону, чтобы не мешать моему счастью с французом… Поэтому и вел себя так при нашей последней встрече. И поэтому так долго смотрел вслед…

Я осталась на крыше, а Ален распсиховался, заявил, что в любви все средства хороши, как и на войне, а потом ушел вниз. Я подошла к изгороди, подставляя разгорячённое лицо ветру. Вдруг мне показалось, что мелькнула тень во дворе. Сердце тут же сжалось. Я поспешила в дом. Уже подбегая к повороту в коридор, где были наши комнаты, увидела ноги Алена, он будто сидел у стены, прямо за поворотом коридора. Будто не дошел до комнаты, устал и сел у стены отдохнуть. Я поняла, что случилось что-то ужасное. Достала мобильник и ткнула специальную красную кнопку на нем. Через пару минут здесь будет куча полицейских и наших агентов.

Осторожно выглянула из-за угла и тут же чуть не схлопотала пулю в лоб. Прижалась к стене и, достав пистолет, снова попыталась высунуться, но что-то крепко держало мою шею. Пуля снова чиркнула угол стены, в двух миллиметрах от моего лба. Я посмотрела, что меня так крепко держало, не давая высунуться. Медальон Ники зацепился за маленький гвоздик в стене! Картина на нем висела, упала от моих движений. Если бы не медальон, я бы сейчас валялась возле Алена…

Вскоре всё было кончено. Напавших на наш дом скрутили полицейские. Дом был полон народу, но мне ни до кого не было дела, я сидела возле Алена, смотрела в его ясные голубые глаза и жалела о нашей недавней ссоре. Единственной. Теперь я вдова. В голове не укладывалось, что он только недавно целовал меня, мы слушали его песни, попивая коктейли, а теперь мой милый француз смотрит в никуда и улыбается. С ножом в груди. В сердце. Он даже не понял, что умер…

Утром я увезла сестричек из этого дома, воспользовавшись суматохой. Их хотели похитить приспешники тех, кто назначал за их головы огромные деньги. Главарей обезвредили, а шестерки остались на свободе.

На следующий день я сидела у гроба моего мужа, прощалась. Такой красивый, талантливый и добрый. Да, он виноват в нашей с Ники разлуке. Но больше виноваты мы сами. Если бы Никита всё рассказал, а не поставил точку… вечно нелепости мешают нашей любви…

Вдруг я поняла, что хочу домой. В Россию. И сестричек прихвачу с собой. Сразу после похорон.

Бросив одну красную розу в могилу Алена, я сразу ушла со старого кладбища в пригороде Парижа, слыша за спиной стук земли о крышку его последнего пристанища. Я не осталась на панихиду, торопилась спасать моих девчонок. Накануне позвонила по одному важному номеру и заказала новые документы на себя и сестричек Дуглас. На другой день три веселые девчонки покидали Париж, чтобы навсегда забыть все, что случилось в этом старинном городе…

Эпилог.

Прошло полгода


- Пап, нужно сделать на твоей базе отдельную группу – группу близнецов, - подлизываюсь к папе Карло, обнимая его за шею.

- Да где же я тебе столько близнецов найду? – ласково бурдит старик, но я знаю, идеи уже генерируются в его голове.

- Ну… небольшую группу… нужно найти только две пары мужчин, а две пары женщин уже есть.

- Где?

- Сестрички Дуглас и я с Тасей, - хоть бы согласился, а то мне надоело переезжать с девками с места на место, переживая за их безопасность. А на базе будут обучаться две сотни полицейских, так что им там ничего не грозит. Да и хочу уже, чтобы моя сестра была рядом.

- А парни? Филатовы?

- Ну нет! Парней найду.

И я нашла. Рыжих Сандерсов и братьев Филимоновых. Но каково же было мое удивление, когда я увидела в нашей группе Никиту и его брата. Я буквально онемела. И он вел себя весьма странно, будто впервые видел. Я даже разозлилась, когда он меня разглядывал, удивляясь сходству с Тасей, с которой братья Филатовы уже давно дружили. Что за цирк? И только часом позже загадка разгадалась.

Я сидела на причале и слушала песни Алена в плеере. Я тосковала по нему, по его голосу. Он оставил огромное наследство мне, я решила открыть школу-студию для аранжировщиков. Так и назову, его именем… студия Алена Лебрана.

Себе купила внедорожник белого цвета, мощный и безопасный, он бы одобрил. И здесь бы ему понравилось, так тихо и спокойно, чайки только кричат.

- Привет, - рядом присел любимый, протянул руку. – Я Никита.

- Я в курсе. Ты что за цирк устроил, Филатов? – фыркаю, не сдержавшись.

- Так ты не забыла меня? – удивленные ореховые глаза так и буравят меня.

- Склерозом не страдаю.

- Ты же сказала, что к врачу пойдешь…

До меня дошло, что он за чистую монету принял мой треп про гипнолога. Встала, обошла парня. Не могу пока спокойно быть с ним рядом.

- На меня не действует гипноз, к сожалению. Но ты не крутись у меня под ногами, пусть и дальше все думают, что мы не знакомы.

- К чему спектакль, родная? – Никита уже рядом, прижимает меня к периллам причала.

- Ты поставил точку. Даже не разобрался.

- На видео ты выглядела счастливой и кричала ему «я тебя люблю», - заводился Филатов, - что я не так подумал?

- Там, на видео не хватает одного слова – Париж. И я правда, люблю Париж! – меня тянет к Ники снова. Так и хочется точку превратить в многоточие.

На другой день я позвонила Анечке, спросила где моя бабушка. У нее день рождения, я решила, что наше примирение станет для нее подарком. Я уже взрослая, многое переосмыслила, в том числе поняла и то, что жизнь человеческая хрупка, словно крылья мотылька, одно неловкое движение и осталась только пыль. Пришло время прощения, двенадцать лет прошло…

Бабушка оказалась в клинике, после операции она каждый год проходила плановое обследование и профилактическое лечение.

Вот и клиника. Я оглядела светлое четырехэтажное здание с большими окнами. Где-то за одним из них сейчас лежит в кровати под капельницей моя бабушка. Я не виделась с ней двенадцать лет. Память услужливо выдала мне бледное лицо, почти без морщин, огромные шоколадные глаза, наполненные жизненным опытом и грустью, острый подбородок…

Глубоко вздохнула, собирая остатки решимости, всё, больше не смотрю на окна и ни о чём не думаю. Вышла из машины, открыла заднюю дверь, забрала с пассажирского сиденья букет любимых бабушкой гербер и пакет с гостинцами. С полминуты придирчиво оглядывала яркие желтые и красные цветы. Боже, это всего лишь бабушка! Мой самый родной человек на Земле! А я трушу, словно собираюсь прыгнуть в болото с крокодилами.